Одна из самых расхожих поговорок о богатстве: «Деньги любят тишину». Но она касается только процесса получения денег — сделки, грабежи, завоевательные походы готовятся втайне. А вот уже обретённое богатство на протяжении всей истории человечества с неодолимой силой провоцировало своего владельца продемонстрировать его. Нынешний миллиардер демонстрирует друзьям свой самолёт и организует вечеринку для тысяч гостей на модном курорте с не меньшим энтузиазмом, чем украшал свой дом и созывал пиры внезапно разбогатевший римский раб.

Развращение Европы

Древние Греция и Рим были равнодушны к роскоши. Но лишь до определенного момента

Легенды древнего мира рисуют нам великолепные дворцы, где властители купаются в роскоши и богат стве, и подземелья, таящие неисчислимые сокровища алчных завоевателей. Но в колыбели европейской ци вилизации — Греции и Риме — выставлять своё богат ство напоказ далеко не всегда считалось приличным.

Символом сказочного богатства для европейца бы ли державы Востока — Персия и, в особенности, Индия. Ходили фан тастические рассказы, что жемчуг и драгоценные камни в Индии сами собой появляются из пены прибоя, а золото просто собирают по бере гам рек. Рассказывали о царских дворцах, где колонны были покры ты золотыми рельефами и увиты ви ноградными лозами из золота с си дящими на них серебряными птицами. В путь царь якобы отправлялся в повозке, запряжённой слонами, чьи огромные тела целиком были покрыты золотом. В общем, когда в Риме распространилась мода пиро вать с кубками, украшенными драгоценными камня ми, это так и называлось — «держать в руках Индию».

Древняя Греция жила скромно. До некоторых пор здесь просто не было места роскоши: полноправными гражданами были в основном крестьяне землевла дельцы, жившие за счёт натурального хозяйства. Несколько серебряных монет уже делали человека за житочным. В VI веке до н.э. в Афинах даже был введён закон против роскоши, запрещавший излишние тра ты на дорогостоящие похоронные обряды и процес сии. Законодатели стремились не допустить, чтобы аристократы ради похвальбы пускали на ветер богат ства и побуждали к тратам менее состоятельных сог раждан. Надгробные памятники и поминовения стали скромнее, зато вливание денег в хозяйство привело к быстрому развитию товарно денежных отношений.

Гражданин греческого полиса независимо от благо состояния на первое место ставил интересы государ ства. Прибывшему «с дружествен ным визитом» в малоазийскую Ли дию афинскому законодателю Со лону устроили роскошный пир, а затем показали сокровища ли дийского царя Креза. Царь спросил гостя, знает ли тот самого счастли вого человека на свете, надеясь в от вет услышать свое имя. Но Солон назвал самым счастливым афиня нина Телла, потому что он был свободным и зажиточ ным гражданином, у него была прекрасная семья, славные сыновья, и он смог увидеть внуков. А когда на его родину напали враги, он встал на её защиту и ге ройски пал на поле боя. За это сограждане похорони ли Телла с почестями и воздвигли ему статую. Когда рассерженный царь вскричал, почему Солон считает счастливыми простых граждан, а не его, Креза, самого богатого царя, мудрец ответил: «Крез, это хорошо, что ты богат. Но счастлив не тот, кто богат!»

«Богатство мы ценим лишь потому, что употребля ем его с пользой, а не ради пустой похвальбы» — так описал взгляды соотечественников вождь афинской демократии Перикл. Полис накладывал на богачей различные литургии — почётные обязанности тра титься на государственные нужды, например, на стро ительство военного корабля, ре монт храма, отправление посоль ства. Да и во время смут крупные состояния зачастую становились причинами гибели их владельцев.

Греки и римляне знали о сущест вовании восточной роскоши от купцов и путешественников, но впервые массово столкнулись с ней, когда Александр Македонский заво евал Персию. После битвы при Иссе (333 год до н.э.) победителям достался обоз вместе с семьей бежавше го с поля боя царя Дария. Александра привели в изум лявшую своими размерами царскую палатку, напол ненную многочисленными драгоценными сосудами и великолепно убранными ложами и столами. Пора жённый полководец только и смог сказать друзьям: «Вот это, по видимому, и значит царствовать!» Под линное богатство персидских царей они увидели пос ле захвата столичных городов — Сард и Персеполя. В Сардах было захвачено 50 000 талантов золота и се ребра в монетах, слитках, сосудах и украшениях (один талант равен 26,2 кг). Для сравнения: когда Александр отправлялся на завоевание Персии, в его казне было не более 70 талантов, ещё 200 талантов он занял при подготовке к походу. Ещё больше богатств было захва чено в Персеполе. Чтобы вывезти их, понадобилось десять тысяч повозок и пять тысяч верблюдов.

Именно тогда македоняне и греки начали ценить золото и серебро «… и, вкусив прелести варварского образа жизни, точно псы, почуявшие след, торопи лись разыскать и захватить все богатства персов», — пишет автор «Истории Александра Македонского» Курций Руф.

В республиканском Риме ценностные ориентиры были такими же, что и в классической Греции. Как пи сал Цицерон, у римлянина на первом месте стоят ин тересы государства, на втором — семьи, и лишь на третьем — личные. В разгар Второй Пунической войны после разг рома Ганнибалом римских легио нов в битве при Каннах был принят закон против роскоши, запрещав ший женщинам иметь золотых ук рашений более пол унции (унция — 27,3 г). Излишки украшений пош ли на вооружение и содержание но вых легионов взамен уничтожен ных. Это единодушно поддержали все граждане Рима. Законы против роскоши стали неотъемлемой частью римского общества, и в эпоху поздней республики и ранней империи за два века их было принято более сорока. Под их влиянием на накопление богатств и их демонстрацию смотрели неодобрительно.

Долгое время даже сенаторы носили на пальце же лезное кольцо — золотое кольцо давалось от лица го сударства только тем, кто отправлялся послом к ино земным народам. Золота в Риме первоначально было немного. Когда в IV веке до н. э. римляне должны были заплатить выкуп галлам, то смогли собрать только 2000 фунтов (655 кг) золота.

Однако захват обширных терри торий и огромная военная добыча вели к стремительному обогаще нию римской знати, которая ко вре мени падения республики (I век до н. э.) накопила огромные состоя ния, позволявшие их владельцам жить с невиданной прежде рос кошью. Полководцев в Риме уважа ли, но удачливый военачальник Лукулл сумел зарабо тать осуждение сограждан за непомерные траты на строительство, и в первую голову за пиры, которые Лукулл устраивал ежедневно «с тщеславной роскошью человека, которому внове его богатство» (Плутарх). Для пиров он застилал ложа пурпурными тканями, ви но пили из чаш с драгоценными камнями, а разнооб разие яств не поддавалось описанию. Простые обеды для него были чужды. Когда однажды он обедал в оди ночестве и ему приготовили скромную пищу, то он в гневе набросился на прислуживавшего раба: «Как, ты не знал, что сегодня Лукулл угощает Лукулла?»

С установлением империи замкнутый мир купаю щейся в богатстве римской знати был разрушен появлением безродных богачей из числа отпущенных на волю рабов. Их богатство было сколочено за счёт торговых и ростовщических операций, заниматься которыми аристократы считали зазорным. Знатность происхождения подкреплялась только обширными поместьями. Они давали высокий социальный статус, но низкий доход. А для вольноотпущенника любые средства обогащения были хороши. Бывший раб ско лачивал такие богатства, которые его бывшему хозяи ну были недоступны. Таким был вольноотпущенник Цецилий Юкунд, банкир и ростовщик из Помпеи. Он жил в одном из самых роскошных домов, и у него в должниках числилась чуть ли не вся местная арис тократия. Таков Тримальхион, герой романа Петро ния «Сатирикон». В сцене пира Три мальхион появляется в носилках, одетый в пурпур как полководец триумфатор и с серебряной зубо чисткой во рту. Он обнажил тело, чтобы все увидели массивные золо тые украшения (вам это ничего не напоминает?).

Впрочем, римские императоры превзошли страстью к роскоши и аристократию, и нуворишей из вчерашних рабов. Император Клавдий приглашал на обеды до шестисот человек. Его вольноотпущенник и ближайший совет ник Нарцисс сколотил состояние в 400 млн сестерци ев (серебряная монета весом около 1 г). Между тем аристократу, чтобы быть включённым в сенат, нужно было доказать владение всего 1,2 млн сестерциев. По роками и безумными тратами огромных богатств всех императоров затмил Нерон. Некоторые его зас толья обходились в 4 млн сестерциев, и даже дороже. Заядлый рыбак, рыбу он ловил только позолоченной сетью, путешествовал не меньше чем с тысячью пово зок, причём у мулов были серебряные подковы.

Больше всего средств он потратил на знаменитый Золотой дворец, тройной портик которого протянулся на милю (1,45 км). В подражание Востоку во внутрен них покоях всё было покрыто золотом, драгоценными камнями и раковинами с жемчужинами. В обеденных палатах потолки делали раздвижными, чтобы через от верстия рассыпать цветы и рассеивать благовония. Ког да дворец был закончен, Нерон удовлетворенно сказал, что теперь наконец он будет жить по человечески. До его самоубийства оставалось всего несколько лет.

От Карла Великого до Людовика XIV

В Средневековье символами богатства выступали не только золото, но и тарелки и даже еда

В первые столетия после падения Западной Рим ской империи и захвата Европы варварскими народа ми история была отброшена на столетия назад. Поме нялись и символы богатства. Роскошь Рима — жемчуг, золото и серебро. Вестготский же король середины V века после восхода солнца шёл осматривать своё основное достояние — конюшню. Богатством варва ра был скот. Золото и серебро варвары тоже ценили, но относились к ним совсем не как римляне. Для рим лян драгоценные металлы были сокровищем. Для вар варов — символом удачи и власти.

Но, оказавшись обладателями несметных сокро вищ, новые народы, как и македоняне века назад, не могли не подпасть под их обаяние. В VI веке, захватив на Пиренеях королевскую сокровищницу вестготов, арабы с благоговением рассматривали «стол царя Со ломона», некогда украшавший разрушенный храм в Иерусалиме. «Края этого стола были усыпаны изум рудами, точно так же, как и его ножки, которых было триста шестьдесят пять», — пишет арабский историк IX века. «Покажи мне всю добычу, и в особенности стол», — рассказывает полководец Муса ибн Нусайр одному из своих командиров после взятия Толедо.

«Стол Соломона» — важный пример. В раннее Средневековье настоящее сокровище отличалось от «просто богатства» своей единственностью. Во всем мире мог быть только один «стол Соломона», а значит, мог быть только один его владелец. В этом отношении человеческая психология меняется мало: именно на ограниченности, «эксклюзивности», строят марке тинговую политику производители любых мелкосе рийных предметов роскоши — от телефонов Vertu до номерных автомобильных серий. Посетитель сегодняшних мебельных бутиков недалеко ушёл от полководца Мусы ибн Нусайр.

В завещании правителя почти всей современной Ев ропы Карла Великого, носившего с 800 по 814 год титул Императора, упоминается наряду с золотом и серебром всё то, что входило в имущество знатного и состоятель ного человека IX века: вазы и утварь из бронзы и железа, оружие и одежда, занавеси, покрывала, гобелены и шерстяные ткани, кожи и упряжь. Здесь мы снова встречаем богато отделанные столы. В сокровищнице Карла четыре золо тых и серебряных стола. Один с изображением Константинополя, другой — Рима. Третий имел «тонко прорисованную в виде трёх кругов подробную карту всего мира».

Потомку варварских вождей Карлу было далеко до блеска визан тийских императоров, прямых нас ледников цезарей Рима. Историк Эйнхард писал, что Карл обычно «облачал тело в полотняную рубаху и штаны, а сверху одевал отороченную шёлком тунику, обернув голени тканью. Зимой он защищал плечи и грудь, закрыв их шкурами выдр или куниц. Поверх он набрасывал сине зелёный плащ». Лишь во время приё ма послов Карл брал меч, украшенный драгоценными камнями, а во время торжеств «выступал в вытканной золотом одежде, украшенной драгоценными камнями обуви, застёгнутом на золотую пряжку плаще и в коро не из золота и самоцветов».

В Средневековье наряду с драгоценностями появ ляется совсем новый вид сокровища — книги. Изго товление рукописных томов на пергаменте требовало огромных знаний и затрат, они передавались из поко ления в поколение. Книги дарили в знак особого почё та, завещали церквям и монастырям, переписывали и — примета времени — богато украшали.

Был у Карла Великого и настоящий раритет, каким не мог похвастаться никто из правителей средневеко вой Европы. Хронисты отметили поразительное для то го времени событие — в июле 802 года императору в Ахен доставили слона. Подарок мог считаться тем бо лее ценным, что был получен из мест, до которых были годы пути и откуда не всякий посланец имел шанс вер нуться назад. Этот слон был даром халифа Харуна аль Рашида из рода Аббасидов — правителей Багдада. Посольство императора франков в Багдад, одним из заданий которого было привезти слона, продлилось пять лет и стоило жизни двум пос ланцам.

Но сокровища сокровищами, а приметами роскошной жизни в Ев ропе ещё очень долго оставались вещи, для нас совер шенно привычные. До XVI века таковыми были сахар, перец и мелкие тарелки, в XVII столетии — глубокие та релки, вилки и оконное стекло. Роскошь этого времени — уже не просто редкость или дорогая вещь. Это вопло щённая мечта жить лучше других.

В начале XVI века предметом роскоши, доступным только избранным, вполне мог считаться носовой платок (до этого разнообразные платки украшали одежду). Эразм Роттердамский поучал: «В шапку или рукав сморкается деревенщина; о предплечье или изгиб лок тя вытирают нос кондитеры… Но добропорядочное поведение — собрать выделения носа в платок, слегка отвернувшись от почтенных людей».

Принято считать, что в Средневековье, когда уро жайность зерновых была крайне низкой, а неурожайные годы пугаю ще часты, особой роскошью могло считаться просто обилие пищи, ко торое выставлялось напоказ. Весьма ценилось мясо во всех его видах, ко торое обычно накладывалось пира мидой на огромных блюдах. Фран суа Рабле сделал описание подоб ных пиршеств запоминающимся литературным приёмом: «К концу трапезы, на случай, если голод ещё давал бы о себе знать, подали блюдо со всякой всячиной. В эту всякую всячину входило множе ство различных супов, салатов, фрикасе, рагу, жареная козлятина, говядина жареная, говядина варёная, мясо на рашпере, большие куски солонины, копчёная ветчи на, божественные соленья, пироги, сладкие пирожки, груды фрикаделек по мавритански, сыры, кремы и раз ных сортов фрукты». В этот период богатый стол — это не столько редкие по тем временам блюда вроде чере пах, устриц или ананасов, сколько их огромное коли чество. Неудивительно, что неподалеку от Версальско го дворца даже появился специальный рынок остатков с королевского стола, которыми регулярно кормилось немало горожан.

Чрезмерность как символ роскоши касалась не только питания, но и одежды. При дворе французс кого короля Генриха IV, обещавшего подданным, что в его царствование они будут иметь «курицу в каж дом горшке», человека не считали богатым, если у него не было 25–30 туалетов разного фасона. Любовью к богатому гардеробу отличалась его современница Елизавета Английская. Стоило королеве сделать шаг, как она начинала сверкать радугами бриллиантовых огней.

Мужской костюм XVI–XVII столетий роскошью не только не уступал женскому, но и превосходил его. Расшитые панталоны и камзолы украшали массой пуговиц из драгоценных камней, с ними должны были гармо нировать плащи и шляпы, чулки и туфли из мягкой кожи или бархата. А ухоженная борода, правильно подкрашенная для сочетания с цве том выбранного костюма!

Чего стоили парики, получившие такую популяр ность при дворе французского «короля солнце» Людо вика XIV. Большой парик из белокурых женских волос, доставляемых из Фландрии или Британии, считался исключительной привилегией королевской семьи. Сто имость такого парика нередко доходила до трёх тысяч экю. Одних парикмахеров при французском дворе было около пяти тысяч.

Казалось бы, выделиться на этом фоне было трудно. Но умельцы находились.

Воспетый Дюма Джордж Вильерс герцог Бекингем по праву считался одним из наиболее блестящих кава леров Европы. Явившись в 1624 году в Париж вести пе реговоры, на первый приём к королю он пришёл в светло сером бархатном плаще, расшитом крупным жемчугом. Жемчужины были лишь слегка прикрепле ны к ткани тонкими шелковыми нитями. Одна за дру гой нити распускались и жемчужины рассыпались по полу. Французские придворные бросились собирать их и хотели вернуть герцогу который с изящной неб режностью предложил принять их в качестве подарка.

Впрочем, демонстрация роскоши в присутствии короля была делом небезопасным. Богатейший после кардинала Мазарини человек Франции, суперинтен дант финансов Николя Фуке в 1661 году устроил для молодого Людовика XIV приём в своём замке, пе рестроенном по проекту знаменитого архитектора Лево и украшенного живописцем Лебреном (одним из будущих творцов Версаля). В садах замка было мно жество фонтанов, которые во Франции тогда были проявлением особой роскоши, ведь только итальянцы знали секрет их обустройства. Столы опускались с по толков, гора конфет сама двигалась к пирующим гос тям, музыка звучала неизвестно откуда, прекрасные сады услаждали взор. Покидая замок, Людовик XIV заметил Фуке: «Милостивый государь! Теперь я не ос мелюсь уже принимать вас у себя, поскольку мои по мещения покажутся вам слишком бедными!»

Через две недели Фуке стал гостем королевской тюрьмы, где и скончался спустя 19 лет.

Новое время и растущие потребности правителей (деньги нужны были не только на увеселения, но и на войны) означали расцвет могущества банкиров. И вот теперь уже они соревнуются с королями в безу мстве денежных трат.

Уроженец Аугсбурга Якоб Фугep (1459–1525) раз богател на монополиях на разработку медных и се ребряных рудников в Штирии, Тироле, Венгрии и дру гих землях. В 1519 году он сделал императором Свя щенной Римской империи Карла V, одолжив ему око ло миллиона гульденов. Это не было для Фугера разорительной тратой: капиталы его семьи оценива лись в 7 млн гульденов. Отношение Фугера к собствен ному богатству было непростым. Он хотел быть уве ренным в том, что суд церковный и человеческий не считают монополии делом беззаконным, а потому и грешным. Фугер обращался за консультациями к знаменитому тогда католическому богослову Иоган ну Экку и даже оплатил его путешествие к самым авто ритетным юристам Болоньи.

Зато он вовсе не гнушался показывать правителям, что он не только много богаче их, но и способен на такие же бессмысленные траты. Принимая в своём доме императора Карла V, богач приказал отапливать спальню государя не чем иным, как корой коричного дерева (ценнейший колониальный товар), разжигая «дрова» долговой распиской монарха. Так что манера прикуривать от крупных купюр имеет более давнюю историю, чем само курение.

Широта русской натуры

Размахом российский двор иногда превосходил французский

Статус средневекового русского князя (как, впро чем, и его европейского «коллеги») определялся не тем, сколько он мог скопить, а сколько он мог раз дать. Щедрость — не просто плата за услуги, в средне вековом мире раздача боевым друзьям «злата и сереб ра» — это ещё и приобщение их к магической удаче и славе вождя.

Креститель Руси князь Владимир Святославич (980–1015) услышал как-то  ропот подвыпившей дру жины: «Какое житьё наше горькое, кормит нас с деревянных ложек, не с серебряных», — и тут же пове лел «исковать ложки серебряные для дружины».

Домонгольская Русь была страной с развитой внешней торговлей. Из Византии везли шёлковые тка ни и пряности, вино в амфорах; из Германии бронзо вые чаши и мечи; из Прибалтики— янтарь, из Ирана — фаянсовую посуду и диковинки вроде индийских шах мат. Огромные усадьбы новгородских бояр (до разгро ма москвичами торговый Новгород был куда богаче Москвы) хранили настоящие сокровища. Когда в 1207 году новгородцы в духе принятой в городе средневеко вой демократии громили резиденцию посадника Дмитра, то «разделиша» его имущество и после грабежа каждому досталось по три гривны, т. е. по 150 г серебра.

После «собирания земель русских» никто в стране не мог поспорить богатством с московским боярством.

Независимо от личного богатства знатный человек обязан был государю военной службой, и вот он обза водится комплектом импортного оружия ( «шолом черкасской, да юшман шамахейской … саблю турс кую») ценой от 50 рублей и выше — стоимость целой деревни. Роль лошадей в домашин ную эпоху часто сравнивают с ролью нынешних автомобилей, мол, дорогой конь — это как хоро ший лимузин. Но на боевом коне предстояло воевать, в критическую минуту он должен был спасти жизнь владельцу — так что реально он был чем-то  вроде личного танка. Какими нужно было располагать доходами, чтобы нести подобные траты? Бояре допет ровской эпохи (их было немного, десятки семейств) имели от десятка тысяч крестьянских дворов до нес кольких десятков. В соответствии со статусом надлежа ло не только жить, но и умирать: на свои похороны боя рин Фёдор Шереметев отложил огромную сумму в 3000 рублей, а ещё 2000 от продажи хлеба он завещал на бо гоугодное дело—выкуп пленных из Крымского ханства.

С проникновением во второй половине XVII века ев ропейских нравов в Россию сблизились с европейски ми и русские понятия о роскоши. Гость француз утвер ждал, что у фаворита царевны Софьи боярина князя Ва силия Голицына «один из великолепнейших в Европе домов». В обстановке дома отмечали не только богатую библиотеку и любимые «боевые и столовые» часы, но и подаренную царевной роскошную «кровать не мецкую ореховую, резную, резь сквозная, личины че ловеческие и птицы и травы, на кровати верх орехо вый же резной, в средине зеркало круглое». Полуевро пеизированная знать оказалась готовой к культурной революции Петра I. Дамы осваивали ев ропейские мо ды, танцы и язык мушек: «На правой груди — отдаётся в любовь к ковалеру; под глазом— печаль; промеж гру дей — любовь нелицемерная». «Здешний двор своею роскошью и великолепием превосходит даже самые богатейшие, потому что здесь все богаче, чем даже в Париже», — констатировал испанский посол герцог-де Лириа в 1728 году.

По части нравов успехи впечатляли меньше. Предс тавители света первой половины XVIII столетия неуме ренно пили, били лакеев прямо во дворце, отличались грубым шутовством, жульничали в картах и ходили в театр только под угрозой штрафа. Один из принятых тогда способов демонстрации богатства — «открытый дом». Всякий, будучи представленным хозяину, мог являться к обеду без особого приглашения. В таких домах ежедневно был накрыт, по выражению поэта Дер жавина, «дружеский незваный стол» на 20–30 человек.

Смешение роскоши и варварства начало уходить в прошлое в последней трети XVIII века. Молодые обеспеченные россияне для завершения образования стали отправляться за рубеж, осматривали памятники архитектуры и садового искусства, посещали художе ственные галереи и библиотеки. Преемником петро вского «всепьянейшего собора» стали эрмитажные ве чера Екатерины II, где она выступала в роли элегант ной хозяйки салона. «Екипажи возблистали златом, дорогие лошеди, не столько для нужды удобные, как единственно для виду, учинились нужные для во жения позлащённых карет. Домы стали украшаться позолотою, шёлковыми обоями во всех комнатах, до рогими мебелями, зеркалами и другими», — замечал вельможа историк князь Михаил Щербатов.

Владелец 200 000 крепостных и роскошной заго родной дачи Кусково граф Петр Борисович Шереметев не мыслил жизни без французских вин и выписывал их оптом: «Бургонского красного — 600 бутылок; бургонс кого белого мюльсо — 200 бутылок; шампанского пе нистого — 200 бутылок…» Отечественного производи теля граф не уважал и закупал за рубежом всё для пов седневного обихода: ткани, кареты, обои, костюмы, табак, кофе, сосиски, шоколад, голландскую селёдку, итальянские макароны, пармский сыр, «окорока амери канских свиней», английское пиво и зубочистки.

Живопись он ценил, но в ней не разбирался, заку пая полотна оптом по 200–300 штук — получалось по 3–5 рублей за картину, они играли роль едва ли не обоев. Его сын, обер гофмаршал двора и директор императорских театров Николай Петрович отличал ся от грубоватого отца отменным вкусом. На его средства были сооружены театрально дворцовый комплекс в Останкине, театральные здания в Кускове и Маркове, дома в Павловске и Гатчине, мыза Шампетр и Фонтанныйдом в Петербурге. Правда, жить в таких роскошных интерьерах было не очень удобно: по ан филадам залов гуляли сквоз няки, в щелях и роскошной обивке гнездились клопы, отопление и вентиляция ос тавляли желать лучшего, а «удобства» были далеки от норм современной гигиены — в роскошных спальнях держали «ночные вазоны». В останкинских хоромах уже стояло биде из красного дерева — но имелось лишь три рукомойника, а юная аристократка спрашивала перед выездом в свет у маменьки: «Для какого декольте шею мыть — большого или малого?»

Николай Петрович Шереметев вошёл в историю отечественной культуры и как создатель одного из лучших театров. В подмосковном Кускове граф соз дал театр школу, где обучал крепостных актёрскому мастерству. Благодаря ему выросли поколения крепо стных актёров, музыкантов и композиторов.

Коллекционные вина, живопись и крепостные теат ры прекрасно сочетались тогда с самым утончённым щегольством. Известен случай, когда князь Александр Куракин, играя в карты у императрицы Екатерины, проигрался от волнения, обнаружив, что его перстень не подходит к табакерке, а та — к остальному туалету. Куракин не имел обыкновения носить на кафтанах иных пуговиц, кроме бриллиантовых. Не был он чужд и другим удовольствиям жизни, оставив не менее се мидесяти отпрысков от крепостных наложниц.

С ним соперничал владелец подмосковного Архан гельского и 31 000 крепостных душ Николай Борисович Юсупов. По свидетельству современников, он «даже в старости маститой приносил дань удивления прекрас ному полу». Юсупов держал группу, танцовщицы кото рой во время выступления по знаку хозяина сбрасывали с себя одежду и продолжали танцевать. В его кабинете в Архангельском висело триста портретов дам, располо жениемкоторых онпользовался. «Ты понял жизни цель, счастливый человек, Для жизни ты живёшь», — писал о нём Пушкин в оде «К вельможе».

В XIX веке потребности продолжали расти. Для воспитанного человека важной потребностью стали дорогое образование и приобретение одежды, обста новки, экипажа и массы вещей, которые не могли быть произведены бесплатным трудом крепостных. Ушли в прошлое городские усадьбы знати, однако и нор мальная, по понятиям человека из «хорошего общест ва», квартира в Петербурге имела 22 комнаты: две гос тиные, большая и малая столовые, чайная, куритель ная, гардеробная, будуары, комнаты для гостей, прис луги, гувернёра и отдельный «господский» туалет.

Неотъемлемой частью жизни светского человека XIX века стано вится ресторан. Вплоть до конца века особым престижем в тогдашней сто лице пользовался французский рес торан «Донон». Здесь умели угодить посетителям, заезжавшим на два три дня с целой оперной труппой, зака зывавшим котлеты из соловьиных языков и вина из погребов Наполео на. Рестораны «высокой кухни» с «немилостивыми це нами» посещала высшая родовая и чиновная знать, включая членов императорской фамилии. Аристокра тия именно вкусом и умением держаться в обществе от личалась от представителей новой элиты — промыш ленников, банкиров, биржевых дельцов. Старший полко вой товарищ внушал только что надевшему офицерские погоны двадцатилетнему корнету князю Владимиру Тру бецкому летом 1913 года: «Трубецкой, держи фасон! Пей, но фасона не теряй, это первое правило в жизни. Помни, что если тебе захочется пойти в сортир и поблевать, — ты и это отныне должен суметь сделать с фасоном!» Уче ник старался: «За ужином я устало заказываю Mout sec cordon vert (иные маркишампанского в полку пить было не принято — по мнению сослуживцев корнета, это «та кое-же хамство, как и пристежные манжеты или путеше ствие во втором классе») и выказываюподлинныйфасон приличного гвардейца, едва выпив один бокал из подан ной мне цельной бутылки дорогого вина».

Но дворянствопосле крестьянскойреформывсёболее беднело. Ресторанам надо было заманивать купеческую молодёжь азартными играми и кабинетами. Клиенты не стеснялись — швыряли бутылки «Вдовы Клико» в зерка ла, купали хористок вшампанскоми заказывали «хожде ние по мукам»: закутивший гость требовал 100 порций 15 рублёвогофирменного салата «оливье» и гулял поне му в сапогах под печальнуюмузыку. Впрочем, во втором третьем поколении тогдашних «новых русских» появи лись профессиональные менеджеры, ученые и цените ли прекрасного. Унаследовав капитал в 20 млн рублей, банкиры и промышленники братья Рябушинские оставили заметный след в русскойистории. СергейиСте пан Рябушинские (создатели Моско вского товарищества автомобильно го завода) собрали великолепную коллекцию древнерусских икон, ко торая размещалась в особняке Степа на Рябушинского на Малой Никитс кой-— великолепном образце русско гомодерна. Михаил собирал коллекциюполотенрусских художниковифранцузскихимпрессионистов. Младший из братьев, Фёдор, дал 200 000 рублей Русскому геогра фическому обществу для организации научной экспеди ции на Камчатку. А старший, Павел Павлович, стал поли тиком. В августе 1917 года с трибуны Всероссийского торгово промышленного съезда он призывал «верхи» и «низы» опомниться: «Катастрофа, финансово эконо мический провал будет для России неизбежен, если мы уже не находимся перед катастрофой… Пусть проявится стойкая натура купеческая! Люди торговые, надо спасать землюрусскую». В эмиграции, он признает: «Русская бур жуазия не в состоянии была выступить в ответственный момент той регулирующей силой, которая помешала бы событиям идти по неверному пути… В наступивший ро ковой момент стихийная волна жизни перекатилась через всех нас, смяла, размела и разбила».

Борис ЛЯПУСТИН, Антонина ШАРОВА, Игорь КУРУКИН.