Сиротство в России сокращается ударными темпами. Люди поддались на социальную пропаганду, повелись на повышенные опекунские. Количество разобранных в семьи детей увеличилось в разы, детские дома пустеют. Правда, через некоторое время часть воспитанников приёмные родители возвращают обратно. Ребёнок становится дважды сиротой. А то и трижды.

Каждый год на Брянщине выявляют по 300 ребят, оставшихся без попечения родителей. Тем не менее, за последние два года «сиротский банк данных» сократился почти на треть. Сейчас усыновления и опеки ждёт очередь из 1200 детей. Случаев же возврата детей обратно в казённые дома за прошлый год — всего два.

В Брянске и его окрестностях около двух десятков детдомов, домов ребёнка, приютов ишкол%интернатов. Их воспитанники и составляют постоянно убывающий «сиротский резерв». В прошлом году детский дом в областном центре пришлось даже закрыть. Два десятка ребят из опустевшего, рассчитанного на 100 мест помещения расформировали по районным приютам. А здание отдали под обычный детский сад— с ними в городе Брянска как раз катастрофа.

«Кровных» рожают так самозабвенно, что ещё с десяток детсадов столице региона были бы совсемне лишними…

И всё-таки детей брянцам не хватает: по данным областного отдела опеки и попечительства сейчас усыновляют, берут в приёмные семьи и под опеку в четыре раза активнее, чем пару лет назад.

Вера Ивановна, одна из кандидаток в приёмные мамы для брата и сестры из детского приюта Брянского района, выложила личные аргументы:

—Мне 44 года, мужа нет, дети выросли, хорошо устроились в Москве. У меня дом, огород, люблю землю, детей, тихую жизнь. Во мне так много нерастраченного! И некому отдать… Без детей скучно. Чтобы прокормиться, торгую на Унечском рынке за три с половиной тысячи в месяц. Мне кажется, гораздо больше смысла и счастья в моей жизни было бы, если бы вместо этого я бы воспитывала детей. Хорошо, что опекунские пособия нынче это позволяют.

Вера Ивановна в своём мнении не одинока. Личнознаю красивую и умнуюЮлию 40 лет, банковского работника из районного городка. Не получилось ни замуж, ни родить. Взяла малыша из приюта. Общественный резонанс был злой: «Чтожне усыновила? Денег захотела?»Юля объяснила какой был выбор: усыновить и по-прежнему пропадать на работе или те же деньги получить в виде опекунских и заниматься малышом как настоящая мать. Юля сочла, что это всё равно—кемребёнку официально приходится человек, который любит и заботится.

Директор Карачевского детского приюта Марина Емельянова очень рада, что опекунские пособия и выплаты для приёмных семей возросли:

—Действительно, с 2006-го года вслед за брянским сиротой в приёмную семью приходит 8—9 тысячрублей— средняя городская зарплата. А в селе о таких «заработках» можно только мечтать. И разве плохо, что приёмный родитель или опекунне будет, высунув язык, искать двадцать подработок, чтобыпрокормить дитя, а спокойно займётся его воспитанием? Потому-то количество усыновлённых и удочерённых — это поступок как раз бесплатный —не возрастает. А главная проблема: иногда никакие деньги не спасают от того, что детей подержат какое-то время в семье, а потом возвращают обратно, откуда взяли.

Котёнок в мешке

Женщина, взявшая на воспитание двоих братьев трёх и девяти лет, выдержала только две недели. Она как-то не была готова к тому, что младший будет «капризничать», а старший «обманывать»… Договор на опеку расторгла в одностороннем порядке. Хорошо, что ещё через две неделиребят взяла более подготовленная к таким «каверзам» бежичанка. Трепетная женщина замучила приют, требуя поднять документыиз архива по детскому здоровью, восстановить прививочные карты, занялась хлопцами всерьёз. Прошло десять месяцев. На вопрос из приюта «Как дела?» опекунша отвечает с улыбкой: «Воюем, работаем!»

Учительница из Карачева вернула в местный приют сразу двух Ваней и Аню. Годом раньше взяла их «оптом» и без «пристрелки». Вернула с формулировкой «воруют».

— Все что ли? — спросила директор Емельянова. — Да все! А ведь было у работников приюта ощущение: не справится женщина с тремя архаровцами. Только вот руководство приюта, детдома или дома ребёнка не может отказать претенденту на опекунство «понаитию». Все вопросыпо устройству детей в семьирешают райотделы по делам опеки и попечительства. И действуют строго в рамках закона: будущий «родитель» не пьёт, не числится, не состоит, не болеет, работает — слава богу, ты пришёл!

Местные жители, правда, иногомнения: мол, засчётсиротских пособий за лето такой ремонт в доме отгрохать (а сумма за год получилась немалая, около трёхсот тысяч рублей) — это кто у кого украл? А в школе, где учительницаработает, онейпрекрасногомнения: человекхороший, но не потянула—всякое бывает. Всё-таки год старалась…

Да и работники приюта говорят: с государственной, законодательной точки зрения взять ребёнка под опеку или в приёмную семью вовсе не значит навсегда решить его судьбу, связать своюжизнь с его. Договор подписывается обычно сроком на полтора года. Если выдержал эти полтора года и вернул обратно—это как бы и не «возврат». Да и если человек расторг договор досрочно в одностороннем порядке — тоже нет состава преступления. Но общественное мнение не расшатать: преступно дёргать сироту! Это же не договор аренды недвижимости. И не велосипед напрокат…

А узнать дитя как следует — не позволяет закон. Все как один воспитатели и директора сиротских учреждений заявили: детям нужен закон о гостевой семье. Чтобы хотя бы полгода можно было брать ребёнка на выходные, на прогулки, погостить недельку в доме. Просто подружить. И только потом официально оформлять договор. Или не оформлять. А то получается, что увидеть опекаемого «во всей красе» официально можно только после того, как договор подписан.

Двойной удар

Люди, сдавшие детей обратно, оправляются от удара, по мнению специалистов из органов опеки, пожалуй, даже дольше, чем дважды брошенные. Это — великая сила общественного мнения. Сироту вдвойне жалко. Вернувших сироту осуждают жёстко, беспощадно и бесконечно. Потому говорить от первого лица и под своей фамилией «отказники» отказались. Общее у всех только одно: пережили глубокую личную драму. Убедились в своей родительской несостоятельности. Потерпели общественное фиаско…

Нина Степановна, 44 года, кандидатна «возврат»:

— Я хотела маленькую девочку. Одного ребёнка. Но в приюты дети редко поступают по одному, всё больше по двое, по трое, даже по пятеро. От многодетных пьющих родителей. Присмотрела себе по фотографии в базе данных трёхлетнююНастю. В отделе опеки мне сказали: у Насти есть брат, 10 лет, как разлучать? Значит, будут искать семью, которая возьмет двоих. Что делать, я согласилась на двоих. Мы с малышкой с первого взгляда без ума друг от друга, так и пошло. А Костя смотрит бычком, плохого не делает, но в себе замкнулся, страдает. И я страдаю от этого. Ни ласка, ни подарки не помогают. Костя хочет вернуться в приют, чтобы быть свободным к тому времени, когда его тётя за нимпридёт. Вот что мне делать?

Социальный педагог приюта:

—Костя ждал до последнего, что заберёт его родная тётя. Она жила рядом с приютом и часто его навещала. С ней раньше и директор детдома говорила и начальник отдела опекунского—возьмите же мальчика, он же весь светится, как вас увидит! Это, знаете, такая женщина%праздник — лёгкая, весёлая, добрая. Но — не готова брать на себя ответственность… Вот он её и как будто ждёт до сих пор. А к Нине Степановне Костя пошёл, потому что в приюте убедили его: мол, подумай о сестре, не надо вам разлучаться…

Десятилетнюю Аню, прежде, чем попала она в Карачевский приют, бросали три раза. «Ворует!» Директор приюта к девочке присмотрелась: наполовину цыганская кровь, неславянская независимость, буйный нрав. Трудно с такими. Но если более открытого, тихого и привязчивого ребёнка три возврата подряд навсегда бы сделали душевным калекой, то Аня разве что приобрела привычку никогда не плакать. И в чудеса, против детского обыкновения, не верила. Но в чудо, оказывается, верить необязательно, чтобы оно с тобой случилось: через полгода её удочерила воспитатель этого самого приюта из карачевского посёлка Согласие. Ларисе Алексеевне, которая вырастила своих шестерых детей, хватило такта и бескорыстия сделать Аню настоящей дочерью. Лариса Алексеевна не утверждает, что получается прямо «картина маслом». Взбрыкивает дитя регулярно. Но «родительница» относится к этим взбрыкам с пониманиеми терпением: «Я не рассчитывала взять ангела себе на радость. Просто Аню жалко: каждый день на глазах, сердце рвалось…»

Анюта, надо сказать, девчонка, действительно, боевая. В школе явный лидер, учится на четыре и пять, но «из вредности»может двойку схлопотать, которую, впрочем, легко исправит. Нам рассказала, что мечтает стать адвокатом «чтобы хороших людей защищать от плохих», обязательно родит мальчика и девочку и заведёт большую лохматую собаку. «Сердце у Ани доброе, это главное, а с остальным вместе справимся», — считает Лариса Алексеевна.

На кого обижаться?

Наталья Васильевна, социальный педагог детского социального приюта Брянского района, причину того, что «иногда они возвращаются», видит в смещении мотива кандидатов в родители с «помочь ЕМУ» на «МНЕ скучно». Не «я для ребёнка», а «ребёнок для меня». По мнению специалиста, это в лучшем случае инфантилизм, в худшем — махровый эгоизм. Скучно, одиноко, ушёл муж, выросли дети — чем-то надо заполнить пустоту и кризис среднего возраста. Излить нерастраченную нежность на чужое брошенное дитя, выучить всему, что в жизни пригодится, сделать своим соратником, собеседником, передать всё, чего не успели, не захотели взять собственные дети…

Через некоторое время выясняется «удивительное»: детдомовские, приютские дети— это уже люди. Со своей историей, со сложившимся опытом, характером, здоровьем, привычками и интересами. Он может стянуть сотню из кошелька, тайком допить за гостями из рюмки, взорвать во дворе гильзу, курнуть за сараем. Побить в школе одноклассника, а вину свалить на соседа по парте. Он может плакать и смеяться невпопад, принести двойку и потребовать компьютер. А она… на неё, подрастающую, может вдруг слишком по-взрослому посмотреть твой собственный мужчина. В этом году такие открытия сделали не менее десятка приёмных родителей и опекунов.

И в то же время только в Карачевском приюте двое сотрудниц усыновили бывших своих подопечных. Взяла в семьюребёнка и директор детского приюта в посёлке Глинищево. Есть такие люди и в других брянских приютах и детдомах. Потому что, кроме доброго сердца, у них было время и возможность узнать детей, сродниться. По роду деятельности.

А у усыновителей и опекунов «со стороны» такой возможности нет. И в этом видится покровителям сирот главная причина нечастых, но регулярных возвратов детей в «казённые дома». Осторожно и анонимно обижаются они на правительство за идею скоропалительно искоренить сиротство с помощью увеличения опекунских пособий. А вот про закон о «гостевой семье» забыли. Вот и не получается просто «раздать и забыть» чужих детей. Оказалось, в случае с живыми людьми деньги решают не всё.

Елена ВОРОБЬЁВА.

Фото Натальи ТИМЧЕНКО.

Редакция благодарит за помощь в подготовке материала Комитет по делам семьи, охране материнства и детства, демографии администрации Брянской области.