Семён Семёнович Аронов — легенда брянской медицины. В его 78 лет, о которых он, впрочем, говорит совершенно спокойно и не кокетничая, поверить невозможно. Энергия и жизнелюбие заслуженного врача РФ, заведующего рентгенологическим отделением Брянской городской больницы № 4 (на днях он отметил 50летие врачебной деятельности в стенах этого медучреждения) поистине безграничны.

Доктора Аронова и больные, и коллеги ценят, прежде всего, как одного из лучших диагностов в нашей области. У него действительно огромный опыт работы, ведь медицинский стаж Семёна Семёновича гораздо больше «юбилейных» пятидесяти лет. Без преувеличения можно сказать, что это профессионал и доктор старой школы — из тех, кому сразу доверяешь самое дорогое — своё здоровье.

Как он все успевает в этой жизни — непонятно, но факт остаётся фактом: работает, много читает, путешествует, открыт всему новому. Полгода назад в очередной раз Аронов потряс и близких знакомых, и друзей. Записал свой диск с известными песнями русских композиторов. Вы ещё знаете такие примеры среди ближайшего окружения? Я — нет.

Так хотелось подробнее расспросить доктора Аронова о его жизни. Когда встреча состоялась, стало ясно, что Семён Семёнович не только деликатный слушатель, но ещё и потрясающий рассказчик.

Джаз в белом халате

— Семён Семёнович! Совершенно ясно, что у вас какаято особенная любовь к музыке и свои давние с ней отношения?

— Это на самом деле так. Я ведь даже окончил три курса Ленинградской консерватории. Да-да, мой путь в медицину был тернист и разнообразен. Если подробнее, то дело было так.

Когда я закончил десять классов, родители спросили, кем я хочу быть. А я не знал. У меня была возможность поехать в Ленинград к родственникам. Меня подвели к афише института связи Бонч-Бруевича, это был самый модный тогда ВУЗ. Я сдал туда экзамены как ни странно на пятёрку, легко. Первую сессию я тоже сдал на пятёрки. В том числе и высшую математику. Но мне не давались начертательная геометрия и черчение, это было не моё, и я решил уйти, несмотря на уговоры остаться. Чтобы не терять полгода, мама меня устроила в лесотехнический институт.

Я отлично проучился там второй семестр и… снова ушёл. Поступил в медицинский, это и стало профессией на всю жизнь. А любовь к музыке была всегда. Я участвовал в самодеятельности, у меня был хороший тембр голоса, широкий вокальный диапазон. Моими кумирами были певцы, которые пропускали песни через сердце и душу. Бернес, Утёсов. Одна преподавательница по вокалу — итальянка, заинтересовалась мной и предложила заниматься. В мединституте я получал повышенную стипендию, но скрывал это от родителей и разницу платил за занятия вокалом. Преподавательница уговорила поступить на вечернее отделение в консерваторию. Параллельно учился в двух вузах, но на третьем курсе пришлось сделать выбор в пользу медицинского. Но консерваторию вспоминаю с любовью. Я был солистом джаза, который организовали у нас в институте музыканты Утёсова, мы даже гастролировали по Ленинградской области.

И вот через много лет после всех этих событий моя любовь к музыке нисколько не уменьшилась. Мы часто собираемся с моими друзьями-музыкантами, которые гораздо моложе меня, замечу, и играем часами.

Диск мы записали на кухне. Ни условий особых не было, ничего. Но что может помешать, если хочешь сделать? Удивительное дело, но люди, которые слушали наш альбом, пришли к выводу, что замечаний по звуку, например, практически нет. Песни там записаны душевные, известные всем с детства. В них — гениальность композиторов и авторов.

Поэтому когда меня хвалят, ну, мои вокальные способности, например, то я считаю, что прежде всего сам получил удовольствие от песен, от их умных текстов и необыкновенной музыкальной силы. Есть произведения, которые живут долгие годы и переживут любую моду. Ведь никогда не проходит мода на хороший вкус, на умную книгу, на истинную любовь…

Врач широкого профиля

— Мне кажется, вы — лидер по натуре. А в чём сейчас вы лидируете среди ваших сверстников?

— В детстве я не был лидером, потому что родители меня слишком любили. А любовь проявлялась в том, что ребёнка надо побольше кормить. Поэтому у меня был избыточный вес. Я не мог быть таким подвижным, как мои сверстники, и переживал этот момент. Зато сейчас занимаюсь спортом, у меня есть и гантели, и беговая дорожка, тренажёры, я хожу в баню, обливаюсь холодной водой. На даче не был лет пять и меня туда не тянет.

На грядки мне рано и неинтересно. Ну и потом, в отличие от многих моих ровесников, у меня есть особенное хобби — музыка. Сейчас у меня достаточно песен ещё для нескольких дисков, помимо выпущенного.

— Что бы вы назвали своей главной врачебной школой?

— Районную больницу. Когда в 1954 году я приехал с красным дипломом Ленинградского медицинского института, мне казалось, что я непременно буду работать в Брянске. Но не тут#то было. Существовал отдел в обкоме, курировавший медицину, и там лучше знали, куда меня отправить. Я поехал в Брянский район. Это было здорово, потому что с первых шагов пришлось заниматься всем — хирургией, гинекологией, терапией, педиатрией. Параллельно работал начальником курсов медсестёр и в скорой помощи, и это тоже мощная медицинская практика. А зарабатывал я на машину, машина тогда для всех была мечтой.

— Изменилось в чёмто ваше отношение к деньгам?

— Мне всё больше и больше приходит на ум, что чем меньше денег, тем лучше. Потому что видишь, как тяжело живётся богатым людям, как они боятся всё потерять в один момент.

— Раньше всё было проще?

— Не только я так думаю. Недавно читал воспоминания одного фронтовика. Он пишет, что во время войны в обществе была особенная напряжённость, кругом голод и опасность, но сами люди были друг к другу очень добры. Как только закончилась война, всё изменилось, все стали вспоминать, кто и что кому должен. Я это тоже всё видел. В войну помогали тогда бескорыстно. Сейчас многое изменилось в том плане, что люди стали обозлённые, различия в достатке накладывают отпечаток.

— А как вы перешли в четвёртую больницу?

— Это, можно сказать, трагический случай. В те времена самыми известными людьми были, как известно, доярки. Крупным партийным и хозяйственным деятелем в области тогда была строгая женщина Дина Павловна Комарова, для неё доярки были всё.

Однажды в приёмный покой поступила доярка — передовик производства, обласканная властью. Высокая температура, слабость… Я оформил её. Потом приходит медсестра и говорит, что в палате, где лежит доярка, кран барахлит. Вода капает, больная вздрагивает. А водобоязнь — это первый симптом бешенства.

Мало кто из врачей видел такие случаи в своей практике. Начал расспрашивать больную, оказалось, несколько месяцев назад лиса забежала на ферму и укусила её. Пациентку нужно было вести в Брянск, в инфекционную больницу. Приехал автобус, но её не забрали, оставили у меня. К вечеру, несмотря на все принятые меры, женщина умерла.

Я позвонил в Брянск, там очень испугались эпидемии бешенства. Такой случай не могли оставить без разбора, кому#то надо было ответить. Решили, что я подхожу. Так оказался в Брянске.

О мире, дружбе и везении…

— Как образовалась ваша семья и как истинная любовь вошла в вашу жизнь?

— Мне было тогда уже 28 лет и я работал главным врачом райбольницы. Однажды дверь открылась и вошла Мира, теперь уже Мира Васильевна, — новый терапевт. Я на тот момент совсем не собирался жениться и менять свою жизнь, но Мира поразила меня, я понял, что сопротивление чувствам уже бесполезно. И судьба моя решилась.

Свадьба, кстати, была самая простая, человек 10—12. Не принято было устраивать пышные свадьбы как сейчас, да и денег особых не было. Зато сейчас у нас есть домашние праздники, которые мы отмечаем. День Победы, конечно.

Приходит дочка, она тоже врач. А вот ещё с днями рождения интересная история. Я родился 9 мая ещё до войны. И тогда это был ещё не праздник, а в 45#м стал самый светлый день. А моя сестра родилась 7 ноября, так вот её день рождения уже перестал быть официальным праздником, зато остался домашним. С возрастом перестаёшь любить праздники. Они становятся грустнее, и я их боюсь.

— А каково вообще ваше отношение к возрасту? Что такое старость, повашему?

— Думаю, что активно жить помогает только любимое дело. Просто долго прожить, по#моему, — не главное, важно — как. Надо, чтобы ты не существовал, а был интересен людям и они были интересны тебе. Самая высокая оценка жизни, это то, что ты ещё востребован.

Я стремлюсь общаться с теми, кто моложе меня, это даёт заряд и внутренние силы. Ну, а грустная проза заключается в том, что многих умнейших, хороших людей — моих ровесников — просто нет уже в живых.

Ещё я давно понял, что ироничное отношение к себе никогда не помешает. Жизнь, как правило, протекает эволюционным путём, человек к себе привыкает, ему кажется, что он по#прежнему молод, красив, умён. Во многом и я чувствую себя прежним. Своих друзей я всегда прошу дать мне знать, когда я начну глупеть, предупредить, так сказать, по-товарищески.

— Что такое везение, на ваш взгляд?

— Думаю, я везучий человек. Везение — симбиоз опыта, природных данных, умения разбираться в людях. Просто везения не бывает. Повезло — совсем не значит «упало свыше». Многолетняя привычка: анализирую все события дня перед сном.

— Какие дни вашей жизни вы назвали бы самыми яркими и запомнившимися?

— Этих дней много. Мои многочисленные туристические поездки на поездах через всю страну. Мы уезжали и возвращались через месяц!

Наиболее яркие впечатления в моей жизни были, когда я ещё в 80-е годы приехал в США и сразу окунулся в другой мир. Из той поездки у меня сохранилось два альбома фотографий, потому что хотелось оставить на плёнке каждую минуту и каждый новый пейзаж. Сейчас наивно что#то вспоминать, но удивляло буквально всё. Мы с приятелем, который меня пригласил, сидели до утра, и у меня спросили, хочу ли я мороженое. Я сказал, с ума сошли, ночь на дворе, какое мороженое? Мы сели в машину, ночной город весь переливался и, конечно, работали все супермаркеты…

Этот друг мой — давний. Мы сдавали в институт заявления вместе, он рижанин, с тех студенческих пор мы не расставались. Потом он уехал в Америку, достиг там больших высот. За 45 дней, которые я гостил, где мы только не побывали, даже на радиостанции «Голос Америки». Меня всё это поразило. Мне показали студию, откуда ведутся репортажи. Друг к тому моменту вёл приём в своём частном кабинете. Круг его знакомств был разнообразным и американским. Ему удалось стать членом этого общества.

Меня поражала непосредственность американцев. На вечеринках их пожилые люди танцевали лихо и свободно, не чувствовали возраста. Это было так не похоже на наших стариков, да и на молодёжь тех лет. Я увидел общество без ненужных комплексов, умеющее радоваться по полной. Они даже по-другому общались, не зажато, не испуганно. Сейчас я езжу на отдых в Турцию, там все улыбаются, мне это нравится.

— Прямолинейный ли вы человек? Промолчите ли вы, если при вас говорят явную чушь?

— Мой жизненный опыт заставляет меня быть мудрым в этом плане. Я могу сказать, но не в состоянии аффекта. Это все равно, что пьяному пытаться что-то объяснить.

— Какие у вас есть вопросы к этой жизни?

— Если только из области философии. Не могу, например, найти ответа, куда мы идём. Что будет с нашим обществом. Но надеюсь, я это пойму когда-нибудь .

Елена ФРУМКИНА.
Фото Геннадия САМОХВАЛОВА.