5 марта этого года в концертном зале «Дружба» с большим успехом прошёл авторский концерт Владимира Дубинина. Прозвучали лучшие сочинения композитора, их исполнили ведущие брянские солисты и коллективы: городской камерный оркестр, академический хор, оркестр русских народных инструментов. Концерт был посвящён 30+летию творческой деятельности композитора. Дата солидная! Сейчас Дубинину 39, а началось всё в раннем детстве…

Он — большой фантазёр, иначе и не скажешь. В Брянске нафантазировал метро: нарисовал схему метрополитена. Видела её собственными глазами. И знаете: впечатляет! В личном архиве Владимира Дубинина немало свидетельств его детских фантазий. Каждому из своих увлечений он отдавался страстно. Наверное, мог бы стать художником, зоологом или футболистом. Но почемуто свой выбор
Владимир Дубинин остановил на музыке. А может, сама Музыка выбрала его? Как это случилось, Дубинин толком не знает. (Возможно, лукавит)

А могло ли быть иначе? Родился Волик (как звали его родители) в семье музыкантов. Отец — Игорь Константинович Дубинин — талантливый скрипач, композитор, он создал в Брянске камерный оркестр. Мама — Лариса Аполлосовна — скрипачка. И родителям, уж конечно, было известно, что в сыне истинное, поэтому им всё время приходилось направлять его в нужное русло.

Делали они это деликатно: свободу не ущемляли, фантазию не укрощали. Теперь всё это воплощается вмузыке!

ЗВЁЗДНЫЙ ЧАС

— Когда мне было девять лет, в зале Брянского музыкального училища состоялась премьера моей оперы по сказке Корнея Чуковского «Краденое солнце».

Помню, что мне очень нравилась эта сказка, и гдето за месяц я написал оперу. Её исполняли хор и оркестр музыкального училища под управлением моего отца, Игоря Константиновича Дубинина.

— А сколько звучит эта опера?

— Минут 30—40.

— То есть полноценное музыкальное произведение, написанное девятилетним ребёнком?

— Да. Событие получилось значительное. На премьеру оперы пришёл мой класс — 2 «Б» 9й брянской школы.

— Автор, конечно, очень волновался?

— Вовсе нет! Автор дурачился, как только мог. Я вообще в детстве был очень резвым ребёнком. К тому же я был очень увлечён своей партией. На кокошнике, на родном ударном инструменте, изображал битву медведя с крокодилом. И вот в кульминационный момент я встал и заколотил этой штукой. А кокошник, надо сказать, инструмент очень громогласный. Так что я переиграл оркестр. (Смеётся)

— А что предшествовало опере? Как, собственно, в вас родился композитор?

— Началось с увлечения живописью. Все думали, что я пойду по стопам моего брата Константина, талантливого скульптора. Рисовать стал в раннем возрасте, а где-то в семь лет произошёл перелом. Началось с того, что на меня сильное впечатление произвели песни моего отца на стихи поэтов, павших на полях Великой Отечественной войны. Они часто исполнялись, и мне очень нравилась песня «Война». Я настолько полюбил это сочинение, что стал его копировать. Сначала, не зная нот, я переписывал отцовскую партитуру. Даже не переписывал, а перерисовывал ноты. Потом стал подбирать мелодию на пианино, абсолютно наугад. А один раз родители вернулись домой и ужаснулись, увидев следующую картину. В комнате стояла «ударная установка», собранная из всевозможных кастрюль, тарелок, банок. Я сидел посреди этой «батареи», колотил по кастрюлям и орал любимую песню. Так я начал осваивать музыкальное искусство.

— Пожалуй, ваша судьба была предрешена: родители — музыканты, а отец, к тому же, ещё и композитор.

— Конечно, атмосфера в нашей семье располагала к музыкальному творчеству. Отец возглавлял филармонический оркестр, в нём играла мама. Коллектив гастролировал по всей области, выступали не только в концертных залах, но и на предприятиях, на полях. Дома меня оставить было не с кем, и я путешествовал вместе с родителями. И получилось так, что я не учился музыке, а просто впитывал её.

— А было ли какое+то хобби, которое могло поспорить с увлечением музыкой?

— У меня была масса увлечений! Помимо рисования, я достаточно серьёзно занимался зоологией. Потом на смену этому хобби пришло другое. Это была, можно сказать, картография, но необычная. Рисовал карты, составлял целые атласы придуманного мной мира. Признаться, я до сих пор во сне гуляю в придуманных мной городах.

— Где, например?

— Ну, скажем, в Стольнограде. Это столица моей Родины в том мире. Город, совершенно непохожий на Москву. Ну, а самое сильное увлечение, которое спорило с музыкой и даже было над ней, это — футбол. С ним у меня связана половина моей жизни. Первое слово, которое я произнёс, было: гол. Случилось это во время трансляции футбольного матча.

— Отец был страстный болельщик?

— Да! Он сам играл в футбол и меня научил. Было время, мы оборудовали ворота, сплели сетку и каждый день по тричетыре часа играли в футбол. Я был на воротах, он бил, и наоборот.

— А отец очень бы огорчился, если бы вы решили посвятить себя футболу?

— Да, был такой момент. Я учился в Центральной музыкальной школе (ЦМШ) при Московской консерватории. На второй год учёбы я серьёзно задумался, чтобы перейти в какую-нибудь московскую футбольную школу. А у меня, действительно, были незаурядные способности, что касается футбола. В ЦМШ я был капитаном команды. Так вот у меня был разговор с отцом. И он тогда
меня отговорил. А то я бы мог стать профессиональным футболистом, и жизнь, возможно, сложилась бы иначе…

— Вы, похоже, жалеете…

— Может быть. Ведь футболисты сегодня зарабаты вают больше музыкантов. Если бы отец мог предположить, что так изменится наша жизнь, то, наверное, и он поменял бы своё мнение. Он видел, как серьёзно я «болел» футболом. Музыкой я столько не занимался! Я не просто играл в футбол, я проводил свои собственные «чемпионаты мира». Сделал футболистов из солдатиков, заставил родителей купить паласзелёного цвета и проводил матчи, делал их зарисовки. То есть создавал свою историю футбола. Это было по настоящему серьёзно! А сочинительство музыки было просто увлечением. Ну, сочиняется музыка и сочиняется. Хотя, конечно, о том, что всё так сложилось, не жалею! Я занимаюсь любимым делом, а это — главное!

— Школа не мешала столь серьёзным увлечениям?

— В брянской школе, что обидно, не принимали всерьёз мои музыкальные способности. Были предметы, которые мне нравились, но всё зависело от учителя. Так, в ЦМШ я страстно полюбил физику благодаря педагогу. Год я получал сплошные пятёрки, учитель ушёл, и я «съехал». Хорошо у меня всегда шла история, хуже обстояли дела с математическими дисциплинами.

РЯДОМ С ХРЕННИКОВЫМ

— Владимир, вернёмся к вашему дебюту. Вы в одночасье стали знаменитым, слава накрыла ребёнка-вундеркинда с головой?!

— Ну, какая это слава! Кстати, терпеть не могу это слово — вундеркинд. В нём чтото механическое, неодушевлённое.

— И всё же повышенное внимание к вам было? Случай+то незаурядный: оперу в 9 лет написать!

— Да, сразу после концерта пошла пресса, сначала местная, а затем статьи обо мне появились и в центральных газетах — «Правде», «Известиях», «Советской культуре». Говорят, даже по ВВС об этом сообщили. Через год после премьеры оперы в Брянск приехала съёмочная группа Минской киностудии. 1978 год был Международным годом ребёнка, и вот режиссёр Шаталов снимал фильм об одарённых детях со всего мира. Сняли сюжет и обо мне. И в этом же году, чуть раньше, весной, мне пришёл заказ из Останкино. Я впервые написал музыку на заказ — вокальный дуэт на стихи Маршака «Как себя вести» — рассказ о медведе, которого пытались научить приличным манерам. Тенори бас из камерного театра Бориса Покровского исполнили это сочинение на первомайском телевизионном
«Огоньке». За роялем был я. Но вот на этом вся моя слава и закончилась. (Смеётся)

— А что началось?

— Началась жизнь. Гдето через полтора года после этого я начал учиться в Москве, в ЦМШ. Приняли меня туда благодаря протекции Тихона Николаевича Хренникова. Я тогда уже был повзрослее, писал балет «Маугли». Хренникову моя музыка понравилась. В ЦМШ мне пришлось учиться по классу фортепиано, поскольку композицию там начинали преподавать только с 9го класса. В 1988 году я поступил в Московскую консерваторию в класс Хренникова. Тихон Николаевич был необыкно венно доброжелательный и мудрый человек. Он научил меня верить в себя. Был примером для меня не только в музыке, но и в жизни. Неизгладимое впечатление производила его манера общения с людьми: без высокомерия, с большим уважением к любому, кто к нему обращался, а таких, как вы понимаете, было немало. Он был очень деликатный, но в то же время очень решительный, порой безапелляционный человек. И в музыке, и в жизни Хренников был нетерпим к фальши. С Тихоном Николаевичем мы были знакомы 27 лет, это, можно сказать, целая эпоха в моей жизни. Сейчас она за кончилась, и я чувствую, что для меня начинается какой-то новый этап.

ПАРИЖСКАЯ КАРУСЕЛЬ

— Вы много лет провели в Москве, успели полюбить столицу?

— Успел и полюбить, и разлюбить её. Поначалу я был очарован столицей. Ну, а в 90х годах жизнь сильно изменилась, Москва во многом утратила своё обаяние. Но вообщето Москву люблю, это второй для меня родной город. Люблю бывать в Серебряном бору, там во время прогулок у меня появилось много музыкальных мыслей.

— А в Париже, где вы были с концертами, вас посещали музыкальные мысли?

— Париж покорил меня особой атмосферой. Там не чувствуешь себя иностранцем. На этом сходятся многие люди. Там я жил месяц, ощущал полное умиротворе ние. Это очень весёлый, шумный город, но шум там музыкальный. Целые кварталы кафе, где звучит живая
музыка, причём музыка со всего мира. Это создаёт удивительно праздничное настроение. А что касается сочинительства… Напротив Эйфелевой башни, в районе Троккадеро, я «подслушал» мелодию карусели. Эту забавную тему я запомнил и записал. Сначала появилась пьеса «Карусель», а потом эту мелодию я вставил в сюиту «Тютчевиана», написанную в 2003 году в честь 200летия Ф. И. Тютчева. Парижская карусель «звучит» в части подназванием «Тютчевские грёзы». Ведь у Тютчева тоже были незабываемые французские воспоминания, воплощённые в стихотворении «О, этот юг, о, эта Ницца…» Правда, там, в Париже, эта мелодия звучала маршеобразно, а у меня она скорее напоминает вальс.

— Брянские темы в каких ваших сочинениях можно услышать?

— Вообщето почти вся моя музыка, основные сочинения задумывались и рождались в Брянске. То есть атмосфера этого города, его земля, его воздух, его природа, его дух вдохновляют меня. Есть сочинения, где я использую подлинные народные инструментальные наигрыши Брянской области. Их можно услышать в «Русской симфонии» для оркестра русских народных инструментов. Триптих «Край ты русского народа» начинается брянским наигрышем. Это сочинение на стихи Тютчева для хора, солиста и камерного оркестра.

— А в Брянске у вас есть любимые места?

— Конечно, есть. Свенский монастырь, парк «Соловьи». Очень люблю брянские овраги, берега Десны.

НЕЧТО ПОТУСТОРОННЕЕ

— И вот, наконец, решусь задать вам, быть может, главный вопрос. Вы, разумеется, неоднократно слышали: «Как рождается музыка, из чего она возникает?»

— Я в общемто и сам себе не могу толком объяснить, как это происходит, и уж тем более чётко и ясно ответить вам. Такие вопросы приводят меня в замешательство, а задают их часто. И ты чувствуешь себя профаном, потому что не знаешь ответа на самый главный для себя вопрос.

Я не знаю, откуда способность к сочинительству возникла во мне, на верное, это всё же нечто потустороннее. А я много читал воспоминаний и мемуаров, пытаясь понять природу музыкального дарования великих композиторов. Ни один из них внятно не ответил на этот вопрос.

Музыка — это искусство выражать свои мысли и чувства. Во Вселенной существует набор звуков, точно так же, как есть палитра красок, словарный состав. И вот каждый композитор отбирает для себя звуки, которые соответствуют его видению мира.

— Так рождается неповторимый композиторский почерк…

— Можно и так сказать. У каждого композитора свой музыкальный язык.

— Так рождение музыки — это чудо?

— Трудно сказать. Для меня это жизнь. Жизнь, в которой постоянно звучит музыка.

— А легко ли писать музыку на заказ?

— Ну, это от заказа зависит. Вот, скажем, как я работал с поэзией Тютчева. (Правда, делал я это не на заказ.) Читаю стихотворение и сразу слышу ритм. Образность стихотворения подсказывает музыкальный план сочинения. Бывает так, что стихотво рение сразу начинает «звучать» в голове.

Сложнее дело обстоит с музыкой инструментальной. Но если заказ интересный, то я пишу очень быстро. Московский балалаечник, заслуженный артист России, солист Национального оркестра русских народных инструментов имени Н. П. Осипова Игорь Сенин заказал сочинение для очень необычного состава — для балалайки с виолончелью. За два дня я написал эту пьесу. Получилось неплохо.

— А всегда довольны собой?

— Что касается музыки, я стараюсь отбирать для исполнения только качественную музыку. Я остро чувствую неудачи и отбраковываю то, что не соответствует определённому уровню. Вот сочиняю, сочиняю и вдруг понимаю, что «не то», и сворачиваю работу.

— Из своего что любимое?

— То, над чем работаешь в данный момент.

— Так над чем вы сейчас работаете?

— Вся прелесть этой профессии заключается в том, что ты не знаешь, что придёт в голову завтра. Есть кое какие мысли, но говорить об этом рано.

— У поэта — ни дня без строчки, а у композитора… Продолжите?!

— Однажды Есенина спросили: «Когда вы сочиняете стихи?» Он ответил: «Всегда!» Так и в композиции. Даже когда я не работаю над каким-то конкретным сочинением, я думаю о музыке. Этот процесс не прерывается.

Кроме того, я часто выступаю какпианист, даю концерты. Нужно поддерживать себя в форме.

— Уже после вашего успешного юбилейного концерта из Москвы пришло известие о том, что вас приняли в Союз композиторов России. Поздравляем!

— Спасибо за поздравления. Что ж, постараюсь не разочаровать брянскую публику. В последнее время я остро ощутил, как много в нашем городе людей, любящих, понимающих музыку. Мне есть для кого работать!

Ирина АЗАРОВА.

Фото Алексея ЖУЧКОВА, Игоря РЕДЬКИНА и из личного архива Владимира ДУБИНИНА.