— Какая у нас лекция сейчас?

— Гехтляр…

Вопроса «идти или прогуливать» уже не возникает. 15 лет назад для нас, студентов-филологов Брянского педагогического института, это был уже «брэнд». Прогуливать «Гехтляр» было неприлично, сдать «Гехтляр» с первого раза считалось почётно. Вот только слова «брэнд» тогда ещё не было. Мы закончили институт, но наш профессор Светлана Яковлевна продолжала учить нас по брянскому радио. Короткие её передачи старались не пропускать и молодые, и состоявшиеся журналисты. Часто бывало, в спорных случаях ссылались на «Гехтляр» или же к ней отсылали. Её радиобеседы о языке и статьи в местной прессе многие брянцы вырезали и собирали в «подшивку», я видела такие. А небольшой материал о русском мате поделил читающую публику надвое: одни считали это революцией, другие — изменой Родине.

Сейчас Светлана Яковлевна Гехтляр заведует кафедрой журналистики Брянского госуниверситета, пишет книги о языке, часто путешествует… Она по-прежнему живая, энергичная, яркая, светлая и «градообразующая» личность. На самом деле эпитетов гораздо больше, но — нельзя. Получится пафосно. А это не в стиле Гехтляр. Давайте просто разговаривать. О нашем великом и могучем, роскошном и дремучем…

Сочетание несочетаемого

— Светлана Яковлевна, вас ещё что-то  удивляет в русском языке? После полувека-то изучения ещё остались тайны?

— Сразу вот что скажу: вникая в тонкости языка, постигаешь тонкости нашей жизни… Устройство быта и души целого народа, отдельного человека — точный и честный портрет бытовой речи, литературы, журналистики, эфирных выступлений даёт язык. Слово раздевает, обнажает в нас то, что мы подчас и сами в себе не замечаем. Часто это происходит публично. Такова тайна языка, не говорите никому…

— Кроме читателей «Брянской Темы», никому ни слова, но давайте примеры приведём, предостережём: мол, вот как бывает…

— Бывает, бывший депутат Шандыбин, по которому в столице Брянск узнают, говорит: «Человек, который оскорбил другого человека неправильно, должен извиняться». Какой вывод тут? Что оскорблять друг друга можно, только правильно! Для чего необходимо, как минимум, составить правила и списки допустимых оскорблений в «правильных» случаях.

Никто не сделал так много для родного языка, как Виктор Черномырдин. Его давно уже нет в большой политике, но в языке он — классик. О хохмах не будем, о серьёзном: «Меня возмущает сообщение об убийстве Галины Старовойтовой». Саморазоблачение было настолько явным, острым, что больше, по-моему. подобных речевых «ошибок» политики и чиновники публично не допускали. Ну и ещё мелочь такая из его же лексикона: «Чтобы вопросы отпали для понимания».

— А что если «подслушать» за нашими местными влиятельными персонами?

— Родные депутаты проще: «Прежде всего хочется, чтобы родная Брянщина как бы цвела»… Как бы… Но Буша нашим всё равно не переплюнуть: «Террористы не перестают думать, как навредить Америке. Мы тоже не перестаём об этом думать». Вот это уровень!

У нас в лозунгах и рекламе здорово «самовыражаются»: «Дорогие ветераны, за беспощадный ратный труд — спасибо!» Видели такую растяжку в городе? Понятно, что «ратный» — это метафора. Но — «беспощадный»! Безжалостный, жестокий, как говорит словарь, как сразу понимаем и мы… Или: «Привет освободителям Брянской области от немецко-фашистских захватчиков!» Уже сколько горожан смеялись сквозь слёзы. И ветераны вряд ли будут счастливы передать ответный привет…

— А есть такие явления в языке, которые являются как бы симптомами общественных явлений, изменений?

— Как бы? Нет, совершенно точно являются. Чаще всего мы это видим, когда за какой-то век-полтора слово нагружается последовательно новыми смыслами. Откуда эти смыслы берутся? Из жизни. И остаются в языке. Пример чудесного превращения — слово «диктатура».

В начале 19 -го века слово «диктатура» означало «диктование, сказывание другому того, что должно писать». По-нашему, диктант. Позже возникают такие объяснения: «Звание диктатора и пространство его власти», «Власть ничем не ограниченная, но не наследованная». И наконец, определения Ленина: «Диктатура — ничем не ограниченная, никакими законами, никакими абсолютно правилами не стеснённая, непосредственно на насилие опирающаяся власть».

А теперь посмотрим на запущенное В.В. Путиным выражение «диктатура закона»? Что это — смысловая неправильность, стилистический приём оксюморон (сочетание несочетаемого) или … откровенность? Намерения автора понятны — подчеркнуть необходимость неукоснительного соблюдения законности. Но в обществе это выражение встречает неоднозначную оценку. И для этой неоднозначности в нашей жизни есть основания.

Или вот слово «власть». По Далю, это «право, сила и воля над чем-то  , свобода действий и распоряжений». В более поздних словарях: «право управления государством, политическое господство». И наконец — «органы гоcударственного управления, правительство». Точнее: власть — это то, что для нас…

А в практике? Где для нас начинается власть? Конечно, не в Кремле. Как власть, нашими предками воспринимался любой солдат НКВД, пришедший с обыском, сейчас — любая барышня в любой регистрационной палате, а временами — даже слесарь из ЖЭУ… Смешно разве? Сейчас совершенно очевиден новый компонент значения слова «власть». Для русского человека это ещё и вид валюты. Возможностями, которые даёт должность, можно располагать окружающих к проявлению внимания, к одолжениям… и главным приёмом самообороны для маленького человека нередко становится его надежда на доброго начальника.

Какая русь без дурака?

— Это про «вертикальные отношения». А что показывает наш язык в «горизонтали»?

— Давайте посмотрим. Как вас звать-величать?

— Елена Анатольевна. Воробьёва.

— Значит, величать Анатольевна. Величание — это называние человека по батюшке, отчество. Называли так, обращались?

— Когда так случается, я чувствую себя как-то  старше, какой-то прямо дамой с положением… Поэтому редко сообщаю отчество.

— А это, между прочим, знак уважения к человеку, уникальная наша русская традиция. Можно имени не назвать, но отчество — непременно. Чем дальше к селу, тем эта традиция крепче. Впрочем, даже известных, публичных людей в городе часто называют «по батюшке»: «Данилыч», «Климовна» — всем сразу понятно про кого это.

«Чьих будете?» — вопрос не праздный. За отчеством исторически стоит история, репутация семьи. А быть «без роду, без племени», пожалуй, для русского человека самая большая неприятность. Неуютно тогда живётся, ненадёжно.

— А вот есть на Руси особенность по разным поводам восклицать: «Мы, русские, дураки, потому что..» или «Мы, русские дураки, вечно…» И притом, много всякой литературы и даже философии посвящать поискам контраргументов: мол, не дураки, просто менталитет такой… Притом, по себе чувствую, дураками мы быть не перестаём и даже слегка этим гордимся.

— Ну а что тут такого, конечно, у нас культ дурака. А заглянем в русские сказки. У нас дурак на поверку самый умный… И в том, что в русском языке много слов не просто «обозначающих дурака», а представляющих его во всех тонкостях, — особенности менталитета: «дурень», «долбёжка», «толпега», «болван», «губошлёп», «лопух», «бестолочь», «балда», «обалдуй», «глумной», «забубённый», безмозглый», «дурохлоп», «дуропляс», «дурак на отделку», придурок, дурында, «склёпок нет», «в голове не все винтики», «не все дома»… тут ведь самоиронии и самокритики больше, чем ругани.Где мы видели дурака, который сам себя дураком называет?…

О трупах «в бегах» и не только…

— «Язык нашего города»… Что можно сказать о нём? В особенности, если речь идёт о рекламе, объявлениях, отчётах, сообщениях, выступлениях в прессе… Как-то надо ведь городу помочь…

— Понимаете, если я скажу, что «Русский Стандарт» и «Русская сантехника» — это всё-таки как-то  смешно — разве банк и фирма переименуются? Ведь сколько уже говорили о «Макаронсервисе», а он и поныне «Макаронсервис» — в прямом значении: «фирма по обслуживанию макаронных изделий». Из новейшего потрясает «аптечный бутик». По форме это «аптечный универсам» типа «Журавлей», только с «пилюлями». Слово «бутик» — посмотрите словарь — тут абсолютно ни при чём.

Есть вопросы к рекламе в жанре самовосхваления: «Брянский народный банк — пять лет стабильного развития». Стабильность исключает развитие, между прочим. «Пользоваться старыми отопительными котлами накладно и дорого». Тавтология. Хит последних времён — образец вульгарности: «Оконный мастер „Диса“ — окна зашибиса!».

Случаи небрежного, невнимательного обращения с языком: «Оперативно-следственной бригадой ведётся поиск семерых трупов». Видимо, трупы в бегах…

«Это привело к удорожанию цен на продукты»… Как будто невдомёк авторам, что дорожают не цены, а сами продукты. «Площадь была унизана машинами». Это ещё спасибо, что не «автотранспортными средствами граждан». И всё-таки «унизана»… «Вы можете получить высококвалифицированную профессию (водителя троллейбуса, токаря, электросварщика). Повсеместно встречаются „точная копия“, «другая альтернатива»…

— Получается: хотите правильной речи, чистого русского языка — ступайте читать художественную литературу?

— Вот как раз художественной литературе норма, правило — не указ. Ведь часто художественность — это отступление от нормы. Только в хорошей литературе отступление от норм выглядит как «плюс». Норма не властна над жаргоном, профессиональным языком (ко\мпас — компа\с), слэнгом, языком блогов и его недавним детищем — игровым языком «падонков».

Даже в разговорной речи мы совершенно спокойно воспринимаем выражение «солнце всходит», которое на самом деле никуда не всходит и не заходит. У нас вопросов нет. А у детей иногда возникают «неожиданные» вопросы. «Что такое война?» — спрашивает ребенок. «Это когда люди убивают друг друга», — отвечает мама. «Но разве бывает, что люди убивают друг друга? — не верит малыш, — убивает ведь только враг врага»…

Вот такой простой пример способности языка давать силу образам и смыслам не только «нормативными средствами».

— Значит, нечего попрекать друг друга незнанием норм и правил языка?

— Нет уж, литературные нормы необходимы. Нужна точка отсчёта, чтобы неправильность стала работать на выразительность речи. Чтобы использовать энергетику «неправильности», надо прежде всего хорошо эти нормы знать и уметь отличать правильное от неправильного.

Только человек с исключительным языковым чутьём способен превращать недостаток в достоинство. Причем чутьё такое нужно не только для того, чтобы создавать тексты, где обыгрываются неправильности, но и для того, чтобы эти тексты воспринимать.

Да и в устной речи каждому приходилось, что называется, «самовыражаться» для придания своему высказыванию оттенка иронии или чтобы скрыть робость, смущение, или для того, чтобы дать понять собеседнику содержание подтекста… Так вот, каждый из нас в подобных ситуациях интуитивно прибегает… к отклонениям от литературно-языковой нормы. Человек начинает творить. Он запросто ломает грамматику, совмещает слова, одним махом меняя оценки и оттенки: например гульвар вместо бульвар, полуклиника вместо поликлиника.

Для чего я об этом говорю? Совсем не для того, чтобы призвать всех использовать нелитературные нормы. Только для того, чтобы пояснить: у разных форм языка — разные и задачи, и прежде чем что-то  осуждать или запрещать, хорошо бы понять…

Наши грамматики не должны быть уголовным сводом законов, полицейским исчислением правил, за неисполнение коих виновный подвергается наказанию. Нет, не будет, конечно, никогда в языке всё строго разложено по лексико-грамматическим полочкам-ящичкам. Потому что само понятие «правильность» граничит с неподвижностью. А это чуждо языку, который всегда — жизнь и движение.

— Но есть же крайняя степень нормы? И даже ненормированная лексика, которой в брянской уличной речи — засилье. В последнее время мы уже настолько стесняться этого начали, что появились научные версии происхождения мата исключительно от татарского языка…

— Ну конечно! Нет, не мордва, не татары, не турки научили нас грязно ругаться. Есть «улики»: почти у каждого бранного слова сохранились в нашем языке приличные родственники. Родственникам повезло: в результате действия фонетических и других законов у них несколько изменился внешний вид и подарил им незапятнанную репутацию. К примеру, человек сообщает о себе, что заблудился, дорогу потерял. Но у слова «блудить», «блуд» есть ещё один смысл — «потеря нравственной дороги», беспутство. Вот вам и матерное слово для женщины лёгкого поведения.

Любимое наше трёхбуквенное тоже не татары принесли. Его приличный родственник — наше брянское диалектное слово «ховать», что означает «прятать». Если этот глагол употребить в повелительном наклонении, то и получим то, что на заборах пишут. Сравните на примере приличной формы: ковать — куй, давать — дай. Со временем форма повелительного наклонения от глагола «ховать» стала названием органа человеческого тела, предназначенного по своей функции к прятанью, утаиванию. И не язык виноват, что иногда нам надо громко покричать о явлениях сугубо физиологических,
интимных. Мы по большей части такие, как мы говорим.

— Но в общем-то за судьбу русского языка, выходит, беспокоиться не стоит?

— Время от времени возникает подобие истерики: «Язык в опасности!» Звучат жалобы на нашествие «эйчаров», «тьюторов», «мерчендайзеров», «эдиторов», «блинов», «отморозков», «крыш» и «наездов», «красавчегов» и «котегов»… Иногда, это действительно неприятно. Но обычно не из-за самого языка как такового, а из-за собеседника, который тонет в этом богатстве, не имеет речевого стиля, говорит тяжело и непонятно. А язык русский на протяжении многих веков всегда справлялся с любым нашествием, всегда нужно ассимилировал, лишнее изживал. И жив, слава Богу, как и мы с вами.

Елена ВОРОБЬЁВА.
Фото Геннадия САМОХВАЛОВА.

В тему!

Гехтляр Светлана Яковлевна, доктор филологических наук, профессор.

Работает над проблемой «Использование функционально-грамматических категорий в языке и речи». По этой и смежной с ней проблемам опубликовано более 100 работ. Важнейшими из них являются монографии «Природа и функционирование русского инфинитива» и «Русский инфинитив: категориальная характеристика, функционирование», опубликованные в издательстве РГПУ им. Герцена. В них впервые в русском языкознании проведено детальное описание функций инфинитива на обширном материале русской художественной литературы. Профессор С. Я. Гехтляр подготовила 10 кандидатов филологических наук, сегодня под её руководством готовят диссертации 16 аспирантов и соискателей. Жителям Брянской области известны её публикации и радиопередачи о русском языке и культуре речи. Собранные материалы послужили основой монографии «Русская традиция и русская культура в зеркале русского языка».