Дети Сенного
В школе маленькой брянской деревни Сенное — 27 учеников. Из них 12 детей — приёмные. А всего в Сенном 198 жителей и 15 приёмных ребят. Если бы не они, приёмные, — школу закрыли бы на «раз-два». А тогда и деревне пришёл бы конец…
В школе деревни Сенное читают Афанасия Фета — идёт урок развития речи. В кабинете 18 человек, и это сразу вся начальная школа — 1-й, 2-й, 3-й и 4-й классы. Светловолосый, быстроглазый второклассник Серёжка Антюфеев, учительский сын, тянет руку. Здесь же двое мальчишек завуча Надежды Сячиной — Сашка и Стас, директорские Витёк и Вовка, и две сестрицы Анастасия и Анжелика — дочери учительницы и главы сельсовета Татьяны Каташоновой. Получается, почти полкласса «учительские» дети. Только вот фамилии у них не мамины. Учительницы Сенного за два года набрали в свои семьи этих мальчиков и девочек из детских домов и приютов.
Официально это называется опека, квалифицируется как работа, контролируется местными отделами опеки и попечительства и стоит около восьми тысяч рублей в месяц за воспитание одного. Директор Наталья Сулина не скрывает: беспризорников взяли, чтобы сохранить школу и рабочие места, как только роно сообщило о скором закрытии — слишком уж мало было в Сенном учеников.
—Школа в деревне — это и мозг, и сердце, — говорит Наталья Владимировна. — Это как очаг, вокруг которого вся жизнь. Не будет школы — не будет работы у половины деревне. Не будет общества деревенского. Разойдутся все по своим огородам, сопьются, разъедутся, состарятся… Десять лет назад нас, жителей Сенного, было 500. А сейчас 198. Молодёжь, уехав учиться, уже не возвращается. Кто останется ещё через десять лет?
На эту тему в Сенном силами учащихся и педагогов провели демографический мониторинг. Съездили в Москву и получили кучу грамот на конкурсе Вернадского.
Выводы и рекомендации (получается, самим себе) в той работе были такие: «привлечь переселенцев и уменьшить отток молодёжи, для чего улучшить ситуацию с жильём, работой транспорта, медициной, создать рабочие места и приют для беспризорных детей».
«Беспризорных детей» завезти в Сенное — это было ноу-хау. О приёмных семьях на государственном уровне тогда ещё только задумывались. А через год уже появились положения о приёмных и патронатных, и директор Наталья Сулина поехала «путешествовать» по районным и областным отделам опеки и попечительства, изучать документы и базы данных, детские дома и приюты… Так решили на педсовете: спастись самим и спасти кого-то ещё — в этом ничего зазорного нет.
Правда, спасать и спасаться — дело фантастически трудное:
—… Это был конец ноября, — рассказывает Наталья Владимировна. — Мы обратились в районный отдел опеки и попечительства. Ответ: «На 2007 год лимитов нет». Что это может означать? Сироты разобраны? Нет, оказывается, наш райотдел дал заявку в облотдел на устройство в семьи ровно четырёх беспризорников. И всё. Это значит только на четверых область району «отпустит средств». А мы-то собрались тогда семь человек брать на троих. Рассчитали, да: 19 плюс 7 — это больше 25 детей, значит школу уже не закроют! А нам говорят: «План исчерпан».
Мы написали письмо депутату Госдумы ЕкатеринеЛаховой. Лахова послала на район бумагу с предписанием… В начале января мы прошли медосмотр, собрали все бумаги, что мы благонадёжные приёмные родители. И только в начале марта поехали в областной отдел опеки, а потом по детдомам. Мы заказывали возраст, какой нам нужно — начальное звено. У нас, знаете ли, ставки зависят от количества мест в начальном звене…
Сулина честно рассказывает, что поначалу подошли только с точки зрения собственного выживания. Жалость, сострадание к детям пришли уже потом…
Первый раз дрогнуло сердце при встрече. Потом, когда детки стали жить в семьях, а «мамки» потихоньку вздыхали в учительской: в 14 лет часов не понимает, 12-летний не может собрать портфель. Четвероклассник не знает таблицы умножения и чтение — 39 слов в минуту. Большой мальчик не понимает, зачем стирать носки и трусы. Двое «братьев» умудрились высушить тыквенные семечки между матрасом и простынёй — собственным телом, при том, что в доме есть котёл, плита…
Делились «своими» историями. Приёмные дети Сенного уже столько пережили за свои 8—14 лет. От чувства голода до чувства брошенности. Неприспособленные, беззащитные, другие… Мамам-учительницам так хотелось спасти их и уберечь, дать побольше любви, ласки и заботы. «Сейчас мы им назад не отдадим даже при гарантиях, что школу вовек не закроют. Это всё уже наше, своё», — говорили мне эти женщины.
А под маму-директора Сулину, человека заводного и пробивного, так и хочется переделать пословицу: «Где трудился, там и пригодился». Потому как сама Наталья — человек городской, брянский, родом из областного центра. Там квартира, там мама. Мама печалится, что дочка «зависла» в деревне и бьётся там с какими-то «ветряными мельницами» за выживание того, чему и жить-то не суждено. Дочка же считает иначе. Показывает поверх всех стендов в учительской — там распечатка огромными буквами: «Деревня — это область, в которой природная энергия человека хранится в качестве резервного фонда для возрождения жизненной силы нации». Карл Маркс их, учительниц Сенного, вдохновляет и поддерживает. Больше некому.
* * *
Надежда Сячина, завуч школы и ещё один её «мотор». С тех пор как они с мужем, учёным-биологом, попали по переселенческой программе в Сенное из Душанбе, она всегда «на передовой». Со всей своей столичной культурой, опытом, знаниями и энергией.
—Первый раз по-серьёзному страшно нам стало за школу, когда рухнула пионерия. Вокруг чего организовывать детей?
—Ты ещё расскажи, что представляла из себя школа, когда мы сюда приехали, какой мы её увидели, — подсказывает её муж Валерий Андреевич, кандидат биологических наук. — Когда я работал в институте в Душанбе, мы ежегодно давали отчёт по кишлачным школам. Результаты там были удручающие: дети имели липовые оценки, к выпуску не знали простых дробей. А когда я приехал сюда, в российскую глубинку преподавать математику… и мальчик-семиклассник разделил 50 на 2 и получил 33… А у него четвёрка на экзамене… Тут я вспомнил кишлак добрым словом. Я даже газету школьную выпустил «Тихая заводь». Болото нарисовали, кушинки, двойки… Директор тогдашняя эту газету сняла сразу. Полное было невосприятие… А потом руководство сменилось, всё
— Очень вовремя возникла тема экологии, — продолжает Надежда Сячина. — Мы немедля создали в школе экологическую организацию «Мотылёк». Всё придумали: Устав, гимн, структуру, программу. Плотно занялись мониторингом окружающей среды. Особенно водоёмами. Проблему не надо было высасывать из пальца: мы живём на берегу озера, каскад прудов, а купаться нельзя — коричневый цвет, гнилостный запах и всё потому, что вся навозная жижа с соседней фермы лилась в нашу речку Чернявку. Мы им чуть очистные не создали, написали об этом в 1998 году первый наш проект «Предотвращение гибели реки Чернявки» и получили за него 4-е место по России. Приехали домой, а тут уже экология улучшилась и без нас — ферма обанкротилась и развалилась, всякая хоздеятельность остановилось. Речка очистилась, мы радостно пошли купаться.
Но тут другая проблема возникла — летние и зимние заморы рыбы. Рыба периодически стала гибнуть. Тоннами дохлая всплывала. Почему? Опять детям тема для исследования, занятия — спасать рыбу. Надо было поднять уровень воды. Измерили всё дно, исследовали рельеф до сантиметра. Делаем порожки на дамбе, чтобы зеркало озера было больше. Получаем спонсорскую помощь, едем закупать мальков карпа, толстололобика и белого амура. Две тысячи мальков запускаем. Устанавливаем антибраконьерский патруль… Но нам трудно против браконьеров выстоять. Просим помощи у местной администрации, в Брянске ищем поддержки. Никто нигде не помогает. В Брянске в природоохранных органах нам специалисты посоветовали: «Вы побольше коряг набросайте на дно, чтобы браконьерские сети запутывались».
Да ещё председатель совхоза наш напустился: «Разломайте порожек, а то дамбу весной из-за вас размоет». А мы, между прочим, и водосброс в две трубы предусмотрели. А дамбу эту и так каждый год размывает, и никто об этом не кричит. Мы ему говорим: поднимите дамбу. Это же несколько КАМАЗов песка — и нет проблемы. У нас тут карьер неподалёку. Вы дамбу поднимете, мы будем разводить и охранять рыбу. А потом у нас же тут шикарную зону отдыха можно сделать… Однако же пришли совхозные рабочие и разломали наш порожек. Вода ушала, рыба ушла. Весной 2006-го я всё засняла на фотокамеру, как размывало эту и другие дамбы. И доказала, что это вовсе не из-за 50-сантиметрового порожка…
Но доказательства мои были уже никому не нужны, местная администрация на нашу защиту не встала, а снова «спасать экологию» уже руки не поднимались. Стыдно было за власть имущих перед детьми. Дети старались, радовались результатам трудов своих. И получили первый горький опыт насчёт того, как устроен наш мир… Опыт наплевательства, равнодушия, дремучести какой-то.
А директор Наталья Сулина прибавляет:
—8 лет не ремонтировали школу. С кровлей вообще беда, каждый год латаем, а она всё равно течёт. Видите пятна? Вот тут текло и вот тут. И вот пришёл ураган этой весной. Всё это старое кубарем как поснесло! Мы такой урон понесли, что плакали от радости! У нас ведь только стихия подвигает власти к действиям! И нам тут же сделали наконец новую крышу! По статье «стихийные бедствия». Только рабочие ведь как крышу ремонтировали? Просто кусков рубероида набросали. Так мы, три
учительницы и несколько родителей, три недели швы на крыше замазывали.
«Директорские» хлопцы
Ничего нет тяжелее на Руси, чем остаться без роду, без племени. Чисто брянская поговорка: «какой ни есть кустик, а за ним затишнее». Это тоже про семью. Когда Наталья Сулина приехала в Сельцовский приют за «своим», навстречу выбежала вся ребятня. Наперебой рассказывали о себе, «выделывались», старались понравиться… Сердце затрепетало в горле: всех захотелось забрать, всех до единого!
Подошёл выбранный ею по базе данных Вовка, напряженно стал засматривать в глаза:
—Возьмите, тётя, моего Витьку. Он у меня хороший, я его уже до пяти считать научил!
За младшего брата просил. Как-то отъехали на второй план интересы деревни, школы и вопрос сохранения рабочего места… Сулина взяла двоих братьев — Витю десяти лет и семилетнего Вовку. Сейчас они заправски «сеют» зерно курам, отгоняют прожорливых гусей. «Это наше хозяйство!» — гордятся. Про прошлую свою жизнь рассказывают открыто и даже от
— Моя настоящая мама меня всегда выгоняла, я на лавочке спал!
—У нас много было папок…
— Мы любили всегда сухую вермишель «Ролтон» за четыре рубля.
Наверно потому весело, потому что всё это в прошлом. А теперь смысл жизни — борьба за коленки мамы Наташи и следить-сторожить, чтобы она никуда не делась.
До сих пор маленький Витя нет-нет, да и вспомнит: «Мам, приехала ты за нами в детский дом, а ты знаешь, как я тебя долго ждал, а ты всё не ехала, и вот ты приехала!» И большой, Вовка, вторит: «Мам. Вот нас никто не брал, ты первая! А мы тебе сразу понравились? Больше всех?!» Да, конечно, в двадцать первый раз повторяет мама Наташа.
А сама всё удивляется: как же устроен человек, что непременно нам надо быть для кого-то в этом мире исключительными, самыми важными. И знать, что именно для тебя заведены на свете специальные такие коленки, особенные руки и глаза, которые только через тебя всё и видят…
Хлопцы уже сосредоточенно таскают за рога и за бока чубатую козу — загоняют в сарайчик. Но хвалиться не забывают: «…А мама у нас в школе главнее всех!» Директорские дети, не какие-нибудь простые!
Шишкины детишки
Есть в Сенном ещё «шишкины детишки» — три сестры Татьяны Каташоновой. Она хоть и в школе простая учительница, зато в деревне — глава! Это учителя от суровой жизни сделались хитрыми политиками и своего человека во власть ввели…
Каташоновские Фаина 14-ти лет, 12-летняя Настя и 10-летняя Лика держатся только вместе и глаза на чужих поднимают редко. Худенькие, суровые. Как и многие приёмные дети Сенного пока ещё не могут наесться. Татьяна Васильевна вспоминает:
— Поначалу не знали, как фрукты называются: ни мандарин, ни апельсин, ни, тем более, киви. Я поражалась на своих, а девчата — на своих… Делились друг с другом: дети все из разных детдомов, а не любят одно и тоже: котлеты, гречку, рыбу, большие макароны-перья. Когда то же самое из разу в раз стали готовить дома, дети смогли, наконец, объяснить: «их» котлеты были почти без мяса, гречка вечно пригорелая, рыба вонючая, а макароны недоваренные. Распробовали, стали наедаться «впрок». Так и пошло. А с конфетами — отдельная песня. Как-то одна из моих сестричек приговорила килограмма полтора конфет за раз — это был её новогодний подарок. Два дня мучился ребёнок с желудком. Я говорю: «Что ж ты, знаешь ведь, что нельзя сразу столько!» А она: «Мам, ну такие красивые фантики, не могу я удержать себя!»
Татьяну Васильевну одно гнетёт: четвёртую сестрицу ещё раньше отдали на воспитание в другую семью. Каташонова ведёт переговоры и с отделом опеки, и с тем, другим семейством, хочет, чтобы все сёстры были вместе. Но пока не получается. Хотя, вспоминает Татьяна Васильевна, для сохранения школы вполне хватило бы и «двоих от Каташоновой»…
Жизнь похлеще сериалов
В семье Сячиных-Алексеевых затеяли пироги. Мальчишки с упоением лепят, мама печёт, отец поставляет из холодильника начинки. Глава семейства до сих пор благодарен, что специалисты из органов опеки посоветовали сначала взять одного ребёнка:
—Второго взяли, только когда поняли, что у нас получается. А поначалу столько всего было нового, непонятного. Наблюдали за каждым словом, жестом, выражением лица… Мальчик постоянно рифмовал «люблю-убью». Ножик всё время в руках вертел
К слову, Надежда Пантелеевна с мужем вырастили собственных сына и дочь. Сын преподаёт физкультуру в школе Сенного, дочь учится в Париже. Их жизнь и прежняя жизнь детей, которых взяли на воспитание их родители, — это два разных мира.
Вот история Сашиной матери. Отец её (а Сашин дедушка) пропил свою дочь (Сашину мать), когда той было 14 лет. «Подарил» другу. В 16 она от этого друга родила Сашу. Тот женился на ней, впоследствии ею торговал. Отец Сашиной мамы по пьянке вскоре погиб. «Зятёк» присвоил его квартиру, а жену послал «зарабатывать деньги» в Испанию. Но ей повезло: в каком-то местном борделе её взял замуж порядочный человек. Сейчас у них двое детей. Любой супер-пупер навороченный телесериал отдыхает по сравнению с этими жизненными постановками!
А Сашкин отец, отсидел восемь лет в тюрьме и теперь за
—Но этот сутенёр вроде бы уже собрал все справки о том, что устроился на работу, так что угроза ест, — беспокоятся приёмные родители.
Сашку, впрочем, все эти переживания мало касались. Никакого папы он особо не помнит, не говорят уж о маме. Несколько месяцев обживался в новом семействе. А потом вдруг заскучал. Выяснилось, что тоскует по другу, который остался в детдоме. Тогда приёмные родители поехали и забрали Стасика.
—Это два разных характера, но дружба, взаимовыручка у них исключительная, — радуется приёмный папа. — Один не съест, с другим не поделившись. Дерутся иногда, но друг друга защищают. А когда мы взяли ещё и 14-летнего Андрея, его попытку лидировать младшие чётко остановили.
С Андреем вообще история отдельная. Сячины сначала хотели вовсе не его, а другого мальчика взять. Но когда приехали в интернат, Андрей так стал проситься, что те не устояли. Правда, через пару месяцев на мальчика пришла такая характеристика, что приёмным родителям стало страшно. Не поверили, что вот они живые ещё по дому ходят. Не мудрено: мама Андрея насмерть заколола сожителя-алкоголика вилкой. Мальчик всё видел. Загрустили было родители, а потом увидели, как быстро парень меняется. Плохое в нём раскрылось давно и в полную меру, а тут вдруг пошло хорошее, душевное…
И Сячины решили: пусть выйдет «в люди» из их, нормальной, семьи. Успеет понять, что можно зарабатывать на жизнь не воровством на большой дороге, а честно жить и в любви. Главное, чтобы выбор был — как жить.
Один свой маленький выбор Андрей сделал уже сейчас —попросил переименоваться по святцам в Антона. Чтобы прошлое не вернулось. А если и вернётся, то как в «Ледниковом периоде»: «Где наш малыш?» — «Нет малыша!».
Братик Серёженька
У учительницы Валентины Ивановны Климовой приёмный сын один — Серёжа. И своих двое взрослых - Серёжку опекают, как могут. Новый братец отвечает полной взаимностью: по-семейному, без церемоний, кокнул две их копилки и на сумму поболее тысячи и полмесяца с дружком покупал киндеры. Разоблачён был с трудом — киндеры он тут же раздаривал окружающим. Из дома Климовых «сошла» и большая часть коллекционных машинок родного сына Валентины Ивановны, килограммами раздаривались конфеты…
Обретя семью, Серёга Антюфеев получил возможность одаривать и награждать милых ему людей. Валентина Ивановна всё правильно поняла: приёмный сын вообще людей любит до судорог. И вот она пытается его «ввести хоть в какие-то рамки». Например, вместе сели и пронумеровали все оставшиеся машинки, номера переписали и следят за их сохранностью. Ну и выдачу конфет того… лимитируют.
А меня, журналиста, вот что мучает: не дразнят ли ребят «детдомовскими», «приютскими» или ещё
—Если Серёжку в школе хотят поддеть, называют по его родной фамилии — Антюфеев. Он злится, говорит: «Я Климов, как мама!» На самом деле и в свидетельстве о рождении, и школьном журнале он — Антюфеев, что делать…
С фамилией только Петуховым повезло. Их Серёжка от рождения носит ту же фамилию, что и приёмные родители. Из приёмных Сенного он самый маленький — ему три года. Кстати, Александр и Надежда вовсе и не в школе работают. Надя — уборщица в конторе, Саша работает в Москве вахтовым методом. Своих детей не получилось, а посмотрели-посмотрели на «учительских», да и себе присмотрели. Также до них поступили ещё три не учительских деревенских семьи. И получилось, что тот, кто им глянулся, тоже носит от рождения фамилию Петухов.
Саша только что приехал с вахты. Фотограф Василий снимает Серёжку на профессиональную камеру, а Серёжка в ответ снимает фотографа Василия с батиного мобильника. А весь мобильник между тем в фотках Серёжки — батя на радостях снимает его всё время, пока не на работе. И в тельняшке Серёжка. И в шлеме. И с пистолетом в поднятой руке:
—Иди сюда, сыночек! Сказывай нам «Репку»… Сейчас сыночек уже «всё разговаривает». И даже «Репку» наизусть. А когда взяли, два слова знал: «пока» и «спасибо». Быстро стал любимцем многочисленной родни Петуховых. Тётки, бабки, дядьки, дедки на малыша не нарадуются…
Пока родители нахваливают, «сыночка» оценивает преимущества профессионального фотоаппарата перед бытовым папкиным мобильником… Новенький Петухов с малолетства «чует» технику…
Усыновлять или опекать? Вот в чём вопрос!
По пути от Петуховых возвращаемся к теме «усыновлять или опекать». Усыновление жители Сенного всё-таки считают скорее пафосным жестом. Во-первых, в сегодняшних условиях отказывать ребёнку в лишних восьми тысячах опекунских рублей — это
Впрочем, насчёт чего болеть голове в Сенном — только поворачивайся. Школа осталась невредимой, пятнадцать детей обрели семьи ценой тотального снижения школьной успеваемости. Воспитанники приютов, оказывается, попросту, испортили школьную статистику. Учителя и тут не спорят, не оправдываются:
—Конечно, успеваемость у нас теперь в школе такая… На прежний уровень нам её ещё долго «втаскивать»… Да и на уроке «прижмёшь», бывает, двоечника, а он вдруг пискнет: «Ну ма-ам!» Приучаем, конечно, что на уроке мы не «мам». Но они никак этим словом, этим ощущением насытится не могут. Нужно время.
А времени, похоже, как всегда, нет. С утра вот приезжала комиссия из райотдела образования. Опять грозились школу закрыть за «несоответствие»…
Так что мы, на всякий случай, «щёлкнули» уникальную школу всем учительско-родительско-детским коллективом. Хотели «врассыпную», но пока настраивались, образовались какие-то маленькие движения. Это дети устраивались возле своих мам, а мамы пытались обнять своих детей так, чтобы на всех рук хватило. Таких специальных рук.
Елена ВОРОБЬЁВА.
Фото Василия МАКСИМОВА.
2856
Добавить комментарий