Здесь брянский дух, здесь брянским пахнет…
Говорят, что составитель Словаря живого великорусского языка Владимир Даль только по паре фраз, произнесённых собеседником, мог точно определить, откуда тот прибыл. Причём называл он при этом не только губернию, но и уезд, откуда человек родом. Что, впрочем, и не удивительно — над своим словарём он трудился более сорока лет, объехав чуть ли не всю Россию и собрав около 45000 слов. Правда, до Брянщины, насколько известно, он так и не добрался. Но что не суждено было Далю, сделали преподаватели и студенты Брянского госуниверситета. Ответственный редактор и один из авторов-составителей словаря брянских говоров, преподаватель кафедры литфака БГУ, кандидат филологических наук Нина Курганская рассказала «Брянской ТЕМЕ» о том, как возникла идея и шла работа над этим изданием.
Собственно, это затея не наша, — говорит Нина Ивановна. — Идея создания таких словарей давно витает в воздухе. Первым составителем Словаря брянских говоров был Пётр Расторгуев, ученик академика Шахматова, который и посоветовал ему заняться их изучением. А так как сам Расторгуев родом из Стародуба, то эта тема была ему близка. Он изучал речь в приграничных с Белоруссией районах. Возглавляя кафедру в тогда ещё Новозыбковском пед институте, он постоянно выезжал со студентами в экспедиции по области.
Его словарь издали в 1973 году, больше он не переиздавался и сейчас — большая редкость. Но и в эту книгу вошло далеко не всё. А в 50-е годы нашими говорами заинтересовались сотрудники Ленинградского института им. Герцена. Они регулярно выезжали с экспедициями и записывали буквально всё: частушки, обряды, растолковывали значения слов. Они издали пять выпусков Словаря брянских говоров, дойдя лишь до буквы «Ж»…
— Что же помешало им продвинуться дальше?
— Были и объективные, и субъективные причины. Во-первых, началась перестройка, и финансирование этого проекта прекратилось — ведь они выезжали в область целым курсом, что, конечно же, затратно. А в 1981 году умерла профессор Вера Ивановна Чагишева, руководившая этой работой, — она провела более 30 экспедиций на Брянщине. Затем дело продолжил её ученик Владимир Козырев, но из-за недостатка финансов вся работа прекратилась. Хотя за это время ленинградцы собрали большую картотеку — до полутора миллионов карточек — с брянскими говорами, диалектами, где фиксировали все слова, выражения.
В 1976-м, после переезда пединститута из Новозыбкова в Брянск, мы, преподаватели, включились в эту работу, и уже последний, пятый том Словаря брянских говоров вышел при нашем непосредственном участии.
Затем сформировалась группа из брянских преподавателей, которые хорошо знают и изучают местные говоры, которые решили составлять уже свой словарь. Привлекали к этой работе и студентов — у нас предусмотрены диалектологические практики. А последние пять лет занимались обработкой собранных материалов.
— А в чём же принципиальное отличие брянского словаря?
— Мы записывали именно диалектные слова, которые не вошли в литературные словари.
— И какие районы наиболее богаты на такие говоры?
— Это юго-запад области: Красногорский, Гордеевский и Климовский районы. Здесь чувствуются отголоски влияния, взаимовлияния белорусского и украинского языков. В этом плане, пожалуй, самый богатый Красногорский район. Здесь отчётливо слышится фрикативное «ге», У мине, у тибе…
— Пять тысяч статей для брянского словаря — это предел?
— Нет, работа будет продолжаться. Нам добавляют материала и студенты, и наши выпускники. Сейчас к уже изданному словарю мы может добавить ещё слов 20. Хотя дальнейшая работа уже затрудняется — уходят из жизни старики. А те, кому сейчас 50–60 лет, это люди, получившее образование и в школе, и в институте. Ещё один источник — летописи, но они все хранятся в архивах и для нас практически недоступны. Но вообще это пробный тираж: если всё будет нормально, работа продолжится…
— А интерес ещё не угас? Что больше всего запомнилось из ваших фольклорных экспедиций?
— Нам интересно буквально всё. Особенно студентам. Ну а самая запоминающаяся наша экспедиция, наверное, — это поездка в Красногорский район на свадьбу. Наша студентка выходила замуж, и мы решили записать весь обряд целиком. Здесь местные жители от нас не отставали. Бывает, подойдёт один к студенту и давай его засыпать расспросами: «А ты знаешь, что значит притулиться? А затулиться? А под чеху загнать? А вот такую поговорку слышал?» Населению ведь тоже интересно. А ещё местные жители над нами постоянно смеются: «Вот русские люди, а русского языка не знают!»
Старые брянские бабки
Давайте же и мы станем на время прозуками — любопытными людьми по-клетнянски — и пройдёмся по нашей малой родине. Кстати, родиной в нашем крае называют всех родственников. А вот родную сторону, родину — батьковщиной. Такое выражение, к примеру, можно встретить в Гордеевском районе. В то время как в соседнем Красногорском это уже будет означать наследство, оставшееся от отца или перешедшее ещё от бабки. Стоп. С бабки мы и начнём.
Вполне очевидно, что бабка — это производное от слова «бабушка». Однако для жителя Севска или Карачева бабка — коренной зуб. В Красной Горе бабкой называют гриб подберёзовик. В Новозыбкове — знахарку. В Климово бабка обернётся наковальней для косы. В Клинцах — это верхний сноп, надеваемыйна копну сена. В Навле же бабку ставят в печь и запекают. Записывайте рецепт: «Бабка — ета када патруть картошку, яечка туда, сала, можна валлить малачка и ставють у вольный дух, у печку».
К слову, на основе словаря можно даже составить этакую «Поваренную книгу Брянщины». Хотя называться, пожалуй, она должна примерно так — «Страва жителей Брянского уезда».
Краснодер и выкорчатина — очень знатная вкуснятина
Чуть ли не повсеместно встречаемое слово «страва» — это еда, пропитание. Деньги же, которые шли на провиант, на юго-западе области и по сей день называют коштом. «Кошту нема, жыть не на шта», — жалуются красногорцы. Зато уж если денег вдоволь, то можно и вволю коштоваться — хорошо питаться. Со временем это слово даже стало признаком беззаботного времяпрепровождения. «Маладеш каштуацца у ристаране», — говорят старики в Трубчевске.
Основное блюдо на Брянщине со времён Петра Великого — это, разумеется, картофель. Или бульба, бульбовник. Бульбовником называют у нас и картофельный суп. А тушёный картофель — маёнка. «На вужын маёнки натушим», — говорят в Новозыбкове. В лихие года в пищу шёл даже прошлогодний мерзлый картофель, из которого готовили лындики — блины. «Есть была нечага, дык лындики пякли», — признавались жители Дубровского района. Им же вторят и в Жуковке: «Мы ентих лындикаф ждали, как спасения». По сей день готовят в области драники — оладьи из тертой картошки с добавлением муки.
Оладьи и их сородичи блины — вообще отдельная тема для разговора. Маканником в Почепе, Суземке и Климово называют лепёшки, блины или оладьи, которые едят, предварительно обмакнув в сметану или масло. Последних при этом называют маканьем. А мазурок — это конопляный блин по-севски. Если же в блин
Есть ещё и блюда со зловещим названием краснод ёр. Краснодёр — это и борщ со свеклой в Клетне и винегрет в Новозыбкове.
Ласково — любовиной — в Брасово называют и постное мясо без костей, и ветчину. Последнюю же в Почепе именуют выкорчатиной. Мазанкой или мазонкой в Клинцах называют бутерброд.
Ну и на десерт — сладкое. Лампасейкой в Почепском районе называют леденец. Цукерками чуть ли не повсеместно просто конфеты. Хотя слово этоукраинское. Вообще всякое лакомство на Брянщине то там, то сям называют мантулье. А сластёну — мантульником.
Эти каши — обряды наши
Заведя разговор об особенностях брянской кулинарии, нельзя пройти мимо таких блюд, как каши. А каш в области, оказывается, великое множество. Помимо съедобной грецкой — гречневой, есть множество и таких, что ни в одну тарелку не положишь. Так, в Новозыбкове и Унече каша — это обряд после крещения ребёнка. Его ещё называют «Бить кашу». А у почепской детворы есть такая озорная игра. В Жуковском районе кашу готовили для пчёл — так называли долблёный улей, в Гордеевке — голубятню. А кашка у злынковчан вообще полевой клевер.
Такие же метаморфозы, развивая столовую тему, происходят и с кухонной утварью: обычные вилки во многих районах называют виделками. «Виделку надо диржать у левай руке, а нож у правай», — поучают в Стародубе. А уж вилками в привычном для современного уха звучании в Клинцах и Новозыбкове стал печной ухват для горшков и чугунков. А в Красной Горе — сельскохозяйственные вилы. Впрочем, уже в Сураже эти же вилы именуют рогачиками, а ухват — рогачом. Но в Климовском районе ухват назовут ёмкой. А ёмкой в Новозыбкове и Красной Горе — кочергу.
А когда на море качка…
… в домах Брянского и Жуковского районов наступает полный штиль. Качка здесь — всего лишь детская колыбель. Зато в Погаре и Жирятино в качку можно получить. Или сломать ее. В этих местах так называют челюсть. Хотя, видно, более искушённые в анатомии жители Трубчевска уточняют, что качка — это только нижняя челюсть. Впрочем, они же качкой кличут и утку. А в Красногорском районе так обзовут полную женщину. В Брасово она, качка, уже обернётся двухколёсной тележкой, а с дальнейшим продвижением на восток, ближе к Навле, инженерная мысль усовершенствует её до раздвигающейся телеги для перевозки длинных брёвен.
Трепло лишь треплет волокно
Ну кого ещё в наше время называют треплом? А вот в Климовском районе это всего лишь безобидная деревянная лопаточка для обработки льноволокна, трепалка. Мазило — бранное слово для любого охотника. А в Почепе и Гордеевке так называют вазелин.
Бубка — это не олимпийский чемпион по прыжкам в высоту. Для новозыбковцев и климовчан это семена. Будённый — будничный, не праздничный день, а не фамилия знаменитого полководца.
Запой у суражан — совсем не то, что вы подумали, — сватовство это. При сватовстве здесь жених и невеста впервые пробуют свадебное вино. В Погаре же такой обряд называют прогляды.
Зазем Федул грибы нвдул
Грибы на Брянщине — это губы. А губы — грибы. Причём, губами называются только грибы съедобные. Их собирают и в Клетне, и в Стародубе, и в Климовском районе. В Брасово и Клинцах находят в лесу и беляши — белые грузди. А собственно грибом в Гордеевке и Унече называют нижнюю губу. Развесить или надуть грибы — всё одно что обидеться, расплакаться.
Если же в Сураже у вас попросят цыганку, то не нужно искать ближайший табор. Так здесь называют большую толстую иглу для прошивки толстой ткани или кожи. А в Климовском районе её назовут уже шершаткой.
В Красной Горе приглашают в лазню? Лезьте смело! Помоетесь и попаритесь заодно, ведь это баня. А в пуню не ходите, особенно в капцах или в корках. Пуня — загон для поросят, капцы — тапки, а корки — высокие туфли на каблуках. Для такой животноводческой экскурсии подойдут, пожалуй, ляпанцы, да их, поди, сейчас не делают уже. Это такая обувь, выдолбленная из дерева. В Новозыбкове «у вайну ляпанцы насилии, их з дерева делали». А когда обувь совсем сносится, её называют осметками.
Носили
«Там, на неведомых дорожках следы невиданных зверей…»
Во всём мире давно договорились, во избежание путаницы, называть все растения и всех животных по-латыни. Брянцам мёртвый язык ни к чему. Как на душу легло, так и назвал зверюгу. Кукушку — зезюлей, стрекозу — стрыкой. Паук у нас мизгирь, а таракан — парсук.
Лопотун — кузнечик. «Во лопатун стрыкоча у траве, пряма мочы нету слухать» — говорят в Почепе. В Новозыбкове этого попрыгунчика обзовут уже кобылкой, а в Трубчевске — ковалёк.
Аиста на юго-западе области называют буселом, в Клинцах — гарустом, а уже в центральной части Брянщины черногузом. Журавль в Почепе — болотник. А в Дубровке и баран пернатый — так здесь охотники называют бекаса. Барабулька — это лишь на одесском привозе мелкая рыбёшка. На Брянщине — всего лишь комок свалявшейся шерсти. Хотя уже барабуля в Почепском районе — картошка. Лежий — пескарь, а ласкина — густера.
Шлуд — это воробей для клинчан. А жители Климово и Брасово называют его горобцом. В Стародубе — живцом. Лишь в Новозыбкове и Красной Горе в названии этой птицы слышится знакомое — веребей. А шпак — скворец в Почепе. Здесь же ворону назовут не иначе какгава. Галка же, прилетевшая в Трубчевск или Стародуб, получит прописку как галица. Галка в Унече — предмет округлой формы. В Клетне галку выкопают как мелкий картофель. А в Злынке это и вовсе болотные камыши.
Лягва — лягушка. «Лягвы расквакались, дош будя», — можно услышать в Мглинском районе. В Брасово эту амфибию называют не иначе как крекудень. В Выгоничах, Почепе и в Брянском районе — кваква. В Жирятино — болотка. А курапа — это уже земляная лягушка, жерлянка. «В этам гаду многа курап на гароди развялося!» — говорят в Дубровке. А лично мне доводилось в Сураже слышать, как курапами обзывают злобных старух.
Дурнопьян, как можно догадаться, — дурман. А духомор — мухомор в Новозыбкове. А вот дурника или дурница, напротив, вполне съедобная ягода голубика…
Егор НИКИТИН.
Фото Игоря РЕДЬКИНА.
В тему!
В далёком 1997 году довелось мне побывать в Лондоне. За кружкой «Гиннеса» в одном из пабов в Сохо я разговорилась со своим проводником по ночному городу — Ильдаром из Нижнего Новгорода, работавшим гидом и переводчиком в местном филиале крупной московской турфирмы. Оказалось, что у него есть приятельница Катя, родом из Брянской области, которая вышла замуж за англичанина. На тот момент девушка уже четыре года безвыездно жила в Лондоне и очень соскучилась по своей малой родине. Я посоветовала Ильдару при следующей встрече с Катей выбрать подходящий момент и сказать «волшебную», чисто брянскую фразу: «не глуми мне голову». И не забыть при этом про фрикативное «г» и ударение на «у» в слове «голову».
Через несколько дней после моего возвращения Ильдар позвонил и рассказал о том, что Катя, услышав родную речь, разрыдалась в голос и побежала к мужу требовать деньги на поездку к маме в Россию.
Наталья ТИМЧЕНКО.
6831
Добавить комментарий