Евгений Шинаков: романтика + цинизм = археология!
«Археология — это не профессия, а образ жизни», — признаётся ведущий археолог Брянской области, доктор исторических наук, профессор Евгений Шинаков. К числу научных открытий Евгения Александровича относится точная локализация древнерусских городов Стародуб, Севск, Радощ… В экспедициях под его руководством было обнаружено более ста памятников истории, которые помогли определить этнокультурные границы области. О том, какие секреты таит в себе брянская земля, профессор рассказал корреспонденту «Брянской ТЕМЫ».
Давать интервью в ограниченных масштабах кабинета профессор Шинаков не планировал, а предложил совместить приятное с полезным, пригласив нас с фотографом на настоящие раскопки в Бежичи.
— Евгений Александрович, расскажите, как был обнаружен этот исторический памятник?
— Конкретно это селище обнаружил мой сын Кирилл. Мы случайно оказались здесь неподалёку в церкви Святой Троицы. Решили прогуляться немного, изучить местность. А мне лениво было тащиться, и я ему сказал: «Сбегай, посмотри!» Он сбегал, посмотрел и принёс керамику. Вообще за всю шестнадцатилетнюю карьеру на его счету более двенадцати найденных памятников. А первый раз он оказался в экспедиции в возрасте года и четырёх месяцев. Правда, археологом по профессии не стал. Сейчас Кирилл учится в БГТУ, компьютерщиком будет…
— Неужели вот так пальцем в небо?
— Начнём с того, что для каждой эпохи и каждого типа постройки существует своя методика поиска. Мы обычно ищем свои памятники — поселения Древней Руси — недалеко от реки. Что вполне понятно. Ведь река — это и средство сообщения, и источник воды… Но вместе с этим она затопляет значительные территории каждой весной и осенью. Поэтому основные поселения располагались на возвышенных местах — и мы приблизительно знаем, где их искать. Конечно, бывают исключения — нетипичные памятники. Например, под Погаром люди поселились прямо в пойме, где явно заливало постройки каждой весной и осенью. Но выяснилось, что это была княжеская охотничья заимка, которая использовалась только летом и зимой. Там мы обнаружили большое количество костей диких животных. А на обычных поселениях в основном обнаруживаем кости домашнего скота.
— Как происходит процесс раскопок? Например, пришли вы на ровное место. С чего начать?
— Есть методика, она называется челночный метод. Он во всех учебниках прописан. И иногда глупые студенты на экзамене отвечают, что челночный метод — это когда на челноке плывут и по сторонам смотрят. Но это не так. На самом деле прочёсывается местность от реки до водораздела — это приблизительно несколько сот метров. Потом обратно по диагонали к реке… Идём весной или осенью по распашке — собираем подъёмный материал. Потому что памятники средневековья лежат сразу под дёрном. По подъёмному материалу определяем, что это было, какая эпоха, какой период. А если это необходимо, то закладываем шурф — маленькие раскопки.
ИСТОРИЯ ГЛАЗАМИ МОСТОВЫХ
— А конкретно в этой яме что можно обнаружить? Ведь на первый взгляд кажется, что, кроме песка и серых камней, в ней ничего нет…
— Поверьте, это только кажется, что здесь ничего нет… Мы, археологи, оперируем понятием археологическая культура. Это определённый набор однотипных памятников, поселений, керамики, посуды, украшений, оружия, орудий труда, характерных для определённого народа, племени или определённого периода. На месте, где мы сейчас стоим, мы сделали разрез до материка. Это то глинистое, каменное или меловое основание, куда впервые пришли люди и начали жить, мусорить, строить. Начал нарастать культурный слой. Причём чем менее культурный народ, тем толще культурный слой. Греки, например, свой мусор вывозили на свалку за городом. У них культурный слой в городе рос очень медленно. И даже родилось такое выражение: «Клад археолога — помойка». А в самом городе, если он не разрушен, очень мало бывает находок. Вот если полис варвары развалят на счастье археологов, тогда, конечно, можно
— А славяне много мусорили?
— Славяне мусорили, но оригинальным способом. Скажем, на западе в средневековье мусорили откровенно. То есть там у них не было нормальных тротуаров, и они прямо из окон мусор выбрасывали на улицу. Если не увернёшься — тебе не повезло… А на Руси в городах были деревянные тротуары, их постоянно подметали… В чём оригинальность? Наводя чистоту во дворах или на тротуарах, весь мусор славяне сметали на окраины. Но никуда его не вывозили. Мусорные кучки постепенно росли. Через некоторое время тротуары начинало заливать грунтовыми водами. Греки бы почистили, вывезли и снова продолжали ходить по этим мостовым. А славяне думали так: «Вот лес недалеко. Возиться нечего». Пошли в лес, нарубили очередной слой тротуаров и сверху прямо на мусор положили…
— И сколько уровней они могли намостить?
— В Новгороде, например, двадцать восемь ярусов до падения республики в 1478 году. Когда пришли москвичи со своими порядками, то они поменяли систему дренажа, вода ушла из слоя, попал кислород, и стало всё перегнивать. Дерево не сохранилось. Но мостовые, положенные в период с начала X по конец XV века, отлично сохранились. По ним можно даже подсчитать, как часто новгородцы обновляли тротуары — раз в двадцать-тридцать лет.
— Вот как! Получается, по древним мостовым можно изучать историю…
— Ну конечно! И это очень ценно, потому что между мостовыми попадают вещи одного периода. В огромном количестве. В Новгороде, например, стеклянные браслеты считаются массовой находкой.
— И в Брянской области такие браслеты не редкость…
— Совершенно верно! Например, на раскопках в деревне Хотылёво моя экспедиция как раз находила эти средневековые украшения. Но в основном попадаются битые браслеты. Много таких разноцветных осколков хранится в музее нашего факультета.
— Неужели их специально разбивали или они сами по себе такие хрупкие были?
— Конечно, специально разбивали. Как их подругому с руки снимешь?
— Как же их надевали, если снять невозможно было?
— По поводу надевания браслетов есть две версии. Первая традиционная. Мы и в учебниках её описываем, и студентам рассказываем на лекциях. Она заключается в том, что браслет женщине на руку надевали в виде расплавленного стекла. Она должна была терпеть, пока стекло остынет. Не на голую руку, конечно. Подкладывали
СУДЬБОНОСНАЯ ТЕМА
— Евгений Александрович, сколько лет вы уже занимаетесь археологией?
— Лично я с 1972 года. Начинал с раскопок Москвы в экспедиции Лазаря Бороновича. Целью этой первой моей археологической практики было восстановление первоначального облика архитектурных сооружений. Вообще, я выпускник кафедры археологии МГУ. В 1973 году проходил практику в Смоленске, в 1974 — в Новгороде, где уже частично руководил раскопками. А дальше было много всяких экспедиций.
— Сами-то вы из Брянска?
— Нет, я из Перми. А предки мои из Архангельска, Ярославля — северных регионов страны. После аспирантуры я выбрал Брянск, следуя своим научным интересам. Моя кандидатская диссертация «Население междуречья Десны и Ворсклы в конце десятого — начале тринадцатого веков» отчасти связана с этими районами. Так вот с 1981 года живу здесь.
— И какие интересные находки случались в вашей практике здесь, в Брянской области?
— Много интересного было на самом деле. С точки зрения науки интересно нахождение древнерусского города — его локализация. Потому что в летописи он упоминается, а где находился — неизвестно. С другой стороны, интересно находить различные украшения и предметы старины. Недавно с помощью поисковиков отряда «Отечество» удалось обнаружить несколько уникальных находок. Ведь поисковики ищут там, где мы традиционно поиска не ведём. Так было найдено несколько красивых украшений эпохи Великого переселения народов, в том числе и германских. Это III–V века нашей эры. С эмалями разноцветными — красными, синими…
— Неужели всё сохранилось?
— Да, и прекрасно! Украшения изготовляли очень качественно — эти эмали сохраняются на века. А ещё по ним можно пути переселения народов проследить. Их, конечно же, и раньше находили под Брянском и Новозыбковом, но в последние годы благодаря деятельности поисковиков работать стало легче. Вернее, благодаря тому, что они стали делиться информацией.
— И где сейчас хранятся эти находки?
— Отчасти у нас, отчасти у авторов. У поисковиков, например. Мы их фиксируем, зарисовываем, вводим в научный оборот. Но не обязательно «отнимаем». Это уже не наша функция. Главное, знать, где найдено, что найдено, чтобы мы могли описать и внести вклад в науку. А, извините, вносить вклад в спецхраны — это не наше дело. Среди археологов коллекционеров нет вообще в принципе. Мы с этим работаем, это вовсе не хобби, как у коллекционеров.
— Может быть, ещё какую-нибудь уникальную находку припомните?
— Для меня, как специалиста, самое интересное — это находки погребений с племенными украшениями. В этом году в Елисеевичах наконец-то нашли женское погребение с украшениями. И Брянщина — один из самых интересных регионов в этом плане. На всю Древнюю Русь жило двенадцать славянских племенных союзов. Так вот из этих двенадцати — пять жило на Брянщине! Уникальное явление, когда границы пяти племенных союзов сходились в одной области. Это единственное место на всю Россию, Украину и Белоруссию.
— Следы представителей каких племенных союзов вы обнаруживаете на территории нашей области?
— Например, северяне жили на Украине, в Калужской области, но их большой «хвост» заходил на Брянщину. Вятичи жили от Москвы до Карачева. А в этом году нашли вятичское кольцо уже за Десной, в деревне Госома. Получается, что какие-то группы проникали уже за Десну. Кривичи жили от Пскова, Смоленска и Полоцка до Жуковки.
— Удаётся различать предметы быта и украшения разных племён?
— Ну конечно! Хотя здесь парадокс… Не было бы счастья, да несчастье помогло. Украшения, конечно, языческие. Понятно, что в каждом племени свои верования, символы и формы. Но появляются они в основном в одиннадцатом веке, когда уже введено христианство. Почему именно в этот период? Как объясняют некоторые студенты, вятичи начали носить украшения, чтобы подчеркнуть свою обособленность, сепаратизм. Нет! Дело в том, что у язычников-славян был распространён обряд кремации и все украшения превращались в комочки плавленого металла. Потом начали сжигать и украшения класть сверху. Как у нас было в этом году в Елисеевичах. Мы нашли останки девочки, явно сожжённой. Прах покоился в горшочке или берестяном туеске, а сверху были положены бусы. Сердоликовые.
Чуть позже тела вообще перестали сжигать. Только чуть-чуть скелетик обожгут, а потом хоронят. Думали, на всякий случай, чтобы и Перуна с Волосом не обидеть, и Христа. Надо бы серединку соблюсти… Поэтому одиннадцатый век — это самый расцвет! Дольше всего хоронили с украшениями подмосковные вятичи, как самые дикие, самые приверженные язычеству. Так что столицу нашей родины основали в самом непокорном и диком месте.
— Евгений Александрович, про самую знаменитую находку вы умалчиваете! Я имею в виду лодку, которая сейчас хранится в краеведческом музее.
— Да, лодку мы нашли в 2002 году во Вщиже, некогда сожжённом монголо-татарами. Лодка стояла вдоль берега и была засыпана песком. Только нос торчал. Его-то и заметили рыбаки. Когда мы приехали на место, то первым делом зарисовали лодку, сфотографировали. А потом уже с помощью военных транспортировали. Краном вытащили, погрузили на КАМАЗ. Полуподводная такая археология получилась. Артур Чубур — тоже преподаватель БГУ — потом её отреставрировал. А теперь она стала одним из лучших экспонатов краеведческого музея.
НЕДОЧЕЛОВЕКИ И ОБЕЗЬЯНОЛЮДИ
— В целом на Брянщине с какого периода начинаются находки?
— У нас на Брянщине древнейший памятник — это в Хотылёво. Местный археолог Фёдор Заверняев, который нашёл эту стоянку, датировал её возрастом сто двадцать тысяч лет. Получается, что в Хотылёво ещё так называемые синантропы жили. Даже не неандертальцы, а их предшественники. Это недочеловеки или обезьянолюди. Ещё даже не homo sapiens. Но есть и вторая точка зрения. Сейчас в Хотылёво копает Николай Гаврилов — московский археолог, с которым мы сотрудничаем в течение ряда лет. Вот он считает, что стоянка немного «помоложе». Его гипотеза — семьдесят пять тысяч лет. А это уже немножко позже — эпоха Мустье, когда жил неандерталец. Правда, он ещё не умел говорить.
— Так ведь в любом случае здесь жил человек ещё в те времена, когда огромные мамонты бродили по земле?
— Нет! Человек здесь был ещё до мамонтов, когда здесь жил трогонтериевый слон, носорог Мерка, косматые предки лошадей… Кстати, в те времена жила современная выхухоль — ровесница мамонтов, одно из самых древних животных!
— Слон, лошади, выхухоль, носорог… А последнему здесь не холодновато было?
— Нет, это нормальный африканский носорог. И он вовсе не мёрз в наших краях. Потому что в эпоху Мустье у нас здесь был субтропический климат.
— Мне кажется, в школе я
— Здесь плескалось море. В меловой период. Потому что мел — откуда он? Это остатки моллюсков, оставленных мировым океаном. Всё менялось. А потом, после Мустье, когда был неандерталец, наступает последний ледниковый период — Валдайское оледенение. Ледниковый щит доходил до нашей области в том числе. Это такая вертикальная стена. Всё под собой сминала. Ледник как утюгом проехал.
— И людей, как в Помпее, подмял…
— Нет, здесь всё гораздо медленнее происходило. И люди даже использовали ледник. Они сами шли к нему. Ведь у ледника не было мошкары (гнуса). Здесь паслись очень многие крупные животные — шерстистые мамонты, носороги. То есть самые лучшие объекты для охоты. Плюс холодильник тут же рядом!
— Да уж, использовали ледник по полной…
— А почему бы и нет? Когда был ледник, то здесь была тундра и лесотундра. Соответственно в наших краях водились северные животинки — северный олень, песец, росомаха. Климат сменился, человека по голове ледником ударило, и он сразу поумнел — заговорил, меховые одежды начал шить, жилище строить, огонь разжигать… Homo sapiens, одним словом! К тем временам относится, например, такая находка — волк со стрелой в позвоночнике. Значит, на охоте его убили.
О ЗМЕЯХ И НЕВЕСТАХ НА ПРОДАЖУ
— Профессия археолога достаточно необычна. Признайтесь, откладывает ли она отпечаток на характере человека?
— Археолог — это смесь цинизма и романтики. Потому что знаем всё и смотрим в корень. А ещё с мая по октябрь — это сезон экспедиций… Археолог всё это время живёт в палатке и собственными руками переворачивает тонны земли. Нам удаётся побывать в разных уголках страны и мира, увидеть то, что веками скрыто от глаз человека… Это же романтика!
— Какова ваша личная география?
— Москва, Новгород, Брянск, Смоленск, Украина, Таджикистан, Туркмения, Польша, Болгария, Израиль… Мне удалось побывать и простым рабочим, и руководителем экспедиции.
— А вспомните свою самую первую археологическую находку?
— Я работал в Гнёздово, под Смоленском — это крупнейший некрополь викингов. Там более трёх тысяч курганов. Нашёл тогда ледоходный шип. Путешественники на пути из варяг в греки, чтобы не скользить по льду рек, к подковам коней и к сапогам прибивали такие железные шипы. И по ним можно определить, что это действительно путешественник. А самая значимая для меня находка была тоже в Гнёздово — камерное захоронение викингов. Имитируется дом, только под землёй, и у восточных авторов описано, что покойника кладут мёртвеньким, а жену живой, и она мечется, замурованная.
— Что, и жена там была?!
— Не было. Там конь был вместо жены. А самое главное — большой боевой нож. Скрамасакс называется. Он был разломан на несколько частей, потому что у германцев бытовало представление, что покойник может встать с этим ножом и гоняться за живыми. А во-вторых, каждый предмет оружия наделён душой, и чтобы захоронить его, нужно сломать, то есть убить. И главное, что меня поразило — это кошелёк. Что характерно — в нём кремень (зажигалка того времени), гирька весовая и (человек дожился!) из денег половинка арабской монетки.
— Может, ещё пару историй «археологических» для наших читателей припомните?
— Как-то раз под Евпаторией раскапывали поселение, название которого не было известно, и поэтому археологи-старшекурсники решили пошутить: на плите из мягкого ракушечника выбили вымышленное название «Альбертополис» (по имени начальника экспедиции). Когда прибыли археологи из другой экспедиции, шутники демонстративно нашли и предъявили этот камень с «Альбертополисом» и довольно узнаваемым портретом самого начальника экспедиции. И те купились! Правда, эта шутка закончилась скандалом. Но самое весёлое — это как у нас местные туркменские чабаны женщину покупали. Была у нас девушка из Киева — симпатичная, статная! На дворе 1978 год. Советский Союз, калым за невесту не полагается, женщины свободные. А у нас стояли рядом чабаны туркменские. Они нас часто угощали своими кочевническими деликатесами. Вяленым мясом, например. Как-то пришли мы к ним на обед, и киевлянка с нами. Загляделись они на неё и через некоторое время пришли свататься! Принесли с собой ящик водки и ящик вина, обещали триста баранов на экспедицию… Говорят: «Мы узнали — мужа нет, жениха нет. Родители далеко, значит, начальник экспедиции — хозяин девушки». Мы, говорят, люди богатые, денег за невесту не пожалеем! А девушка уже на третьем курсе! И у них чем выше образование, тем ниже калым… Мы спрятали девушку в дальней палатке под раскладушку. А чабанам сказали, что уехала наша киевляночка!
— Судя по вашему опыту, какой процент студентов станет преданными профессии специалистами-археологами?
— Если из ста человек трое продолжат развиваться в данном направлении, то это уже результат! К слову, пятеро наших выпускников сейчас работают в Институте археологии Академии наук в Москве. А это уже уровень!
— И последний вопрос. Скажите, в Брянской области реально ли найти клад?
— Самый крупный клад, найденный на Брянщине, — это три с половиной тысячи дирхемов, закопанных в горшочке далеко в лесу. Можно предположить, что это была войсковая казна. Только в поселениях кладов не бывает, потому что ценности обычно закапывали в лесу, чтобы никто не знал. А вообще, клады это не шутка. Я сам видел фотографию: гора серебряных монет в человеческий рост, и на ней паренёк сидит, довольный такой. Хотя для меня, как археолога, любая находка — это уже клад, будь то стеклянный браслет или целое поселение. Потому что ценно это прежде всего для науки. А это самое главное!
Александра САВЕЛЬКИНА.
Фото Геннадия САМОХВАЛОВА
и из архива Евгения ШИНАКОВА.
5306
Добавить комментарий