Война глазами женщины

Восемнадцать лет, глаза горят, всё ещё впереди — муж, дом, карьера, дети. Но предложили эвакуироваться — отказалась. Пошла в военкомат: «Пустите меня на фронт!» Трижды отвечали: «Нечего тебе такой молоденькой геройствовать. Себя лучше спасай!» Но она хотела спасать других, и старый военком поддался — отправил медсестрой в стрелковую дивизию, в самое пекло… О своей судьбе «Брянской ТЕМЕ“ рассказывает участница Великой Отечественной войны Лидия Терещенко.

— Лидия Семёновна, откуда вы родом? Чем занимались ваши родители?
— Родилась я в селе Рековичи Дубровского района и жила там до семи лет. А потом папу перевели по работе в Белые Берега. Он строил здесь электростанцию. Вначале папа уехал работать один, но вскоре ему дали трёхкомнатную квартиру и он забрал нас к себе. Так мы в Белых Берегах и осели.
— А семья-то была большая?
— У меня было два брата и сестра. Я самая младшая. Моя мама Серафима Петровна была очень активная женщина — окончила орловское епархиальное училище, в общественных организациях постоянно состояла, работала много. Кстати, интересный факт: меня она в дороге родила! Мама работала учительницей в Рековичах и одновременно инспектировала школы в соседних сёлах. Так, пятого октября она поехала проверять школу в каком-то дальнем селе и родила меня под телегой, а потом благополучно привезла домой. Пару месяцев мама со мной посидела и снова пошла на работу.
Меня воспитывала тётя Соня, моя няня. У тёти Сони не было своей семьи. Когда-то давно мама приютила эту добрую одинокую женщину. Потом вместе с нами она переехала в Белые Берега.
— Значит, в школу вы уже в Белых Берегах пошли?
— Да, мама устроилась работать директором в эту же школу, папа работал в топливно-транспортном цехе на новой электростанции. Так мы и жили до войны…
— Сколько же лет вам было, когда началась война?
— Восемнадцать с половиной.
— Расскажите, каким для вас было лето 41-го?
— Расскажу небольшую предысторию. Я окончила десятилетнюю школу в Белых Берегах и сразу уехала в Москву, где жила моя тётя. После недолгих подготовительных курсов я поступила в планово-экономический институт имени Плеханова. Параллельно с основными занятиями я посещала курсы медсестёр. После финской кампании в те годы при каждом институте формировали медицинские кадры. Как сейчас помню, нас было двадцать две девушки и один парень. Все добровольцы. По ночам мы дежурили в Боткинской больнице, потом шли на лекции.
Так прошёл ровно год. Помню, мы сдавали последний экзамен — «Экономическую географию зарубежных стран». До четырёх ночи учили билеты. В ночь на двадцать второе июня…
Может быть, и до утра бы так досидели, но вдруг в нашу комнату прибежала дежурная по общежитию с криками: «Девочки, девочки, война!» Мы сразу-то и не поняли… Какая война?! Потом бросили свои учебники. Было очень страшно. Каждый думал о своём, и все об одном и том же.
Вскоре началась эвакуация. Институт наш переезжал на Урал. Но я не поехала, а сразу же вступила в ряды Красной армии. Нас трое подружек было. Мы вместе жили в общежитии, вместе учились в институте, вместе ходили на курсы медсестёр. Так, буквально на следующий день, втроём и пошли в военкомат.
— А почему пошли? Ведь молодые девчонки, была возможность эвакуироваться, да и не женское это дело — война…
— Потому что я была комсомолка. Скажу больше, в институте я была секретарём комсомольской организации, также секретарём была на фронте в санроте, а в мае сорок четвёртого вступила в партию.
— Неужели сразу же восемнадцатилетних девочек отправили на фронт?!
— Нет! Пошли в первый день, и военком, ещё с финской войны без руки, говорит: «Девочки, ну что же вы! Вы же ещё дети! Нечего вам на войне делать». Отправил домой.
Второй раз пришли — опять та же картина. Но на третий раз, чтобы от нас отделаться, записал нас военком добровольцами и отправил на передовую.
Я попала санинструктором в третий стрелковый батальон пулемётной роты. Девочек отправили, соответственно, во второй и в первый. Отправили под Москву, на Волоколамское направление, где я и начала воевать. Вернее, спасать раненых…
— С подружками своими потом встречались в боевых условиях?
— Нет, если не считать одного случая. Однажды ночью нас подняли по тревоге. Оказалось, что немцы сбросили десант, начались бои, нужно было перевязывать раненых. Мы, санитарочки, бегали по лесам, искали наших солдат, оказывали им помощь. И вдруг среди убитых я увидела свою подружку Иру, с которой жила в одной комнате. Я поняла, что её задушили. Спасать мою Ирочку было уже поздно…

КРОВНАЯ СЕСТРА СОЛДАТА
— Чем же приходилось заниматься женщине на войне?
— Я вначале была в пулемётной роте, а потом меня перевели в санитарную. Задачи у меня были такие: вытаскивать раненых с поля боя, делать уколы и перевязки, а ещё я должна была ходить в разведку вместе с группой военных. На всякий случай, если кому-нибудь  понадобится моя помощь. Мне медаль «За отвагу» дали за то, что более ста раненых вынесла с поля боя.
— Расскажите, как это было?
— Каждый раз одно и то же: бой заканчивается, затихают взрывы, мы ждём, пока стемнеет, чтобы начать вытаскивать раненых, делать им перевязку.
Представьте, ползком по полю, тащишь на себе раненого, самой страшно… Никогда не забуду, как на себе на плащ-палатке волокла одного раненого солдата. Обе ноги у него были ранены. Вернее, разорваны в тряпку. Он говорит: «Сестра, да брось ты меня здесь. Кто-нибудь подберёт». А я, маленькая, худенькая, тащу его и плачу. Говорю ему: «Нет, миленький! Куда же я тебя брошу? Терпи, солдатик, терпи…» А дотащить нужно было до безопасного места. Например, до воронки от снаряда. Там я солдатиков своих перевязывала, кровотечения останавливала. В общем, оказывала первую медицинскую помощь. А потом другие их уже увозили.
— А оружие у вас при себе имелось?
— Да, у меня был карабин. А потом ещё разведчики дали мне трофейный пистолет. Забегая вперёд, скажу, что именно из этого пистолета я салютовала Победе в мае 45-го.

ОСКОЛОЧЕК «НА ПАМЯТЬ»
— Лидия Семёновна, были ли вы ранены?
— Дважды! Первый раз под Москвой 10 октября 1941 года. Я перевязывала раненого, а рядом разорвало мину, и маленький осколочек попал мне в стопу. Он и сейчас там — между сухожилиями. Его не вынимали. Потому что если бы вынули, то я навсегда осталась бы хромой. Но вы только представьте: я же в кирзовых сапожках была, и крови натекло целый сапог! Его как сняли мне с ноги, так кровь и выплеснули на землю…
А второй раз у меня была контузия — целый месяц я ничего не слышала, один звон в голове. И если кто-то  хотел мне что-нибудь  сказать, то писал на бумажке. В то время я в санитарной роте работала и называлась хирургической сестрой: делала уколы, помогала хирургу на операциях.
Никогда не забуду, как уже под Кёнигсбергом мы оперировали раненых в каком-то маленьком домике, совсем близко от передовой. И так близко, что мы видели, как за окном бегут наши солдаты, слышали взрывы практически над головой… Чудом остались живы! Помню, как от каждого взрыва мы инстинктивно прятались под огромный дубовый стол, на котором проводили операции. Как-будто этот стол мог стать для нас спасением…
— Но война это не только печальные истории. Скажите, ведь были же иногда мирные минуты, без бомбёжек и убийств? Как отвлекались от суровых военных будней?
— У нас в полку был баянист. В тихие вечера он играл для нас на своём инструменте, а мы для него пели. А ещё иногда мы танцевали. Помню, наш фельдшер Саша Прохоров учил меня танцевать вальс.
Я Сашу так хорошо запомнила потому, что во время войны у него была клиническая смерть. Две недели был в коме! В то время мы жили в землянках и топились железной печью. С нашим Сашей произошёл несчастный случай — он угорел. Врач осмотрел его, пощупал пульс и сказал, чтобы мы его не трогали: возможно, выкарабкается. Когда он пришёл в себя, мы не стали сразу говорить, что с ним произошло. Чтобы не травмировать. До сих пор его ищу и никак не могу найти.
— А ведь с будущим мужем своим вы тоже на войне познакомились…
— Да, весной 1942 года я встретилась со своим Василием Ивановичем. Меня перевели в их полк после того, как у их медсестры начался ревматизм. Сами понимаете, зимовали-то мы практически на снегу, вот и подвело здоровье…
Прибыла я в их 754-й полк, а он там временно исполнял обязанности начальника штаба. Там и познакомилась со своим будущим мужем, когда пришла оформляться. Тогда он ещё младшим лейтенантом был. А потом начал за мной ухаживать. В санитарную роту ко мне приходил. Мы с ним часами разговаривали!
Василий Иванович был старше меня на двенадцать с половиной лет. До войны у него была семья — жена и сын. Они жили в Белоруссии. Во время бомбёжки в их дом попал снаряд, и оба погибли. Но об этом мы узнали уже после войны…

ОТ МОСКВЫ ДО КЁНИГСБЕРГА
— Лидия Семёновна, очертите географию вашей войны: от Москвы до…
— Москва, Зайцева Гора в Калужской области (там я познакомилась с Василием Ивановичем!), Сухиничи, Брянск, Рославль, далее Белоруссия, Литва, и, наконец, Кёнигсберг…
— Вы освобождали Брянск?
— Да! Мы форсировали Десну и двигались с боями по направлению к городу. И благодаря тому, что наступление было раньше на целые сутки, Брянск не был взорван. А ведь немцы планировали череду взрывов ко времени своего отступления — многие важные объекты были заминированы.
— И каково это было — родные места освобождать?
— Мы шли возле Белых Берегов на рассвете. Дымок стелился вдоль земли. И я говорила своим однополчанам: «Ах, как хотелось бы сейчас повидать родных, узнать, живы ли, здоровы…» Но мы очень спешили, некогда было решать личные проблемы.
— Вспомните, в каких боях было больше всего раненых?
— Под Москвой в самом начале войны. А потом, наверное, привыкла… Хотя больше всего немцы зверствовали в Белоруссии. Мне приходилось видеть в тех краях страшные картины: в доме женщина лежит убитая, рядом на полу ребёночек годовалый плачет, скот истерзанный на улицах, виселицы повсюду… Вот как зверствовали!
Война — это страшное дело, четыре года без сна и отдыха. Помню, когда мы были под Смоленском, это особенно ощущалось. Где-то рядом сбрасывают бомбы, в небе кружат самолёты, а ты лежишь где-нибудь  в яме и, несмотря ни на что, засыпаешь от усталости. Хотя какой это был сон! И я всё время говорила своим однополчанам: «Как хочется выспаться! По-настоящему…» Мне отвечали: «Кончится война, будем живы — выспимся». А подружка моя всегда повторяла: «Замуж выйдешь, детишки пойдут — опять бессонные ночи начнутся».
А у меня нет детей, и не было никогда, сколько бы ни пыталась я забеременеть… Но это уже после войны. А сейчас я лучше расскажу один случай, как чудом была спасена.
— Как же это произошло?
— Были мы уже в Литве. Вокруг шли бои, и мы заняли домик в лесу для перевязки раненых. До сих пор помню, что вокруг этого домика были огромные кусты роз, и розы те чёрные-чёрные. Первый раз я такие видела! Нам дали приказ — срочно уходить. А как же уйти-то? В доме восемнадцать раненых, сами они передвигаться не могут. Бросить их? Ну уж нет! Мне наш командир говорит: «Лида, ты оставайся с ранеными. Вот тебе санитар и санинструктор. Помощь я тебе попозже пришлю». И мы остались ждать.
Час проходит, два — никого нет. Начало уже темнеть. Я говорю санитару: «Ступай, разыщи наших!» Ушёл санитар, но по дороге попал в болото, не смог выбраться… Потом на поиски наших ушёл и санинструктор. А я осталась…
Уже совсем стемнело, а подмоги всё нет! Выйду на крыльцо, послушаю: где-то  близко танки немецкие гремят, нашим не подобраться. Сама за раненых переживаю, ведь каждая минута дорога. Думаю: «Боже мой! Что же мне теперь делать? Погибнем мы тут». И вдруг вижу — за деревьями огоньки мелькают. Думаю: «Была не была!» И поползла по-пластунски в сторону этих огней. Подползаю, а это наши. Штаб! И Василий Иванович мой там! Это они секретные документы в железных ящиках куда-то перевозили. Я на ноги поднимаюсь, бегу к нему, плачу… Василий Иванович говорит: «Лида, ты откуда? С неба, что ли, свалилась?»
Они же не знали, что здесь домик в лесах запрятан. Выручили они меня — одолжили своих лошадок, и мы с Василием Ивановичем перевезли раненых в безопасное место. А пока мы их перевозили, домик разбомбили.
И тут почти как в фильме. Оказывается, в подвале этого дома пряталась литовская семья — старый дедушка, женщина и двое детей. Они-то и рассказали подоспевшей с помощью моей фронтовой подружке Ире, что была тут девушка и погибла…
— И как же вы потом встретились?
— После того, как мы перевезли раненых, Василий Иванович ушёл, а я прилегла под огромный зелёный куст поспать. Очень уж устала. И вдруг сквозь сон слышу, кто-то  рядом плачет. Оказалось, это Ира меня оплакивала. Я поднимаюсь из-за куста, а подружка моя как отшатнётся в испуге. Думала, что привидение увидела! Я подошла к ней, рассказала, как всё было… Как же она плакала! Никогда не забуду.
— Лидия Семёновна, а ведь в сорок пятом война для вас не закончилась…
— Да, в 1945 году нас отправили в Китай воевать с японцами. Целый месяц туда ехали! Но там недолго воевали.
Потом нас перебросили на Дальний Восток. Мы с Василием Ивановичем в то время уже жили, как бы сейчас сказали, гражданским браком. Я преподавала курсы машинописи в Доме офицеров, была инструктором по работе среди семей военнослужащих, а ещё на лошадке ездила на работу в медсанбат, который располагался в нескольких километрах от нашего посёлка.
— Как же судьба вернула в родные края, с Дальнегото Востока?
— В 1947 году у нас началась эпидемия желтухи. Я работала с больными и тоже заразилась, пролежала несколько недель дома без дела, выздоровела и решила поехать домой, в Белые Берега. Первый раз за всю войну! А Василий Иванович поехал в Белоруссию — разыскивать свою семью. Он знал, что их уже нет в живых, но нужно было получить официальное заключение, чтобы мы смогли оформить брак. Из Белоруссии он приехал в Брянск. Здесь мы расписались, и уехали на Дальний Восток.
В 1959 году нашу часть расформировали, Василий Иванович ушёл в отставку, и мы окончательно переехали в Белые Берега. Здесь он и похоронен…
— Лидия Семёновна, а вы поддерживаете связь с бывшими однополчанами?
— Конечно! Куда же я без них… Скажу для примера: перед праздниками я отправляю более пятидесяти писем своим фронтовым друзьям, каждый год выезжаю на парад в столицу. И каждый год мои однополчане дарят мне огромную мягкую игрушку. Вон у меня их сколько уже накопилось — целый зоопарк.
Много лет подряд я возглавляла клуб «Ветеран», но сейчас передала эту работу своей племяннице. В этом году мне исполняется восемьдесят восемь лет. Этот юбилей называется «Две восьмёрки». Говорят, если пережить его, то всё будет хорошо. Так что я уже собираю гостей на свой праздник и надеюсь на лучшее. С юбилеем Победы вас, дорогие ветераны!

Александра САВЕЛЬКИНА.
Фото Геннадия САМОХВАЛОВА
и из архива Лидии ТЕРЕЩЕНКО.