Блокнот, карандаш, война…

Ветеран Великой Отечественной — это не только артиллерист, танкист, лётчик или разведчик, а ещё, например, журналист. Такой как Владимир Сергеевич Дудин. Он рассказал «Брянской ТЕМЕ» об особенностях работы военного корреспондента с первых дней войны.

— Владимир Сергеевич, расскажите о своей довоенной жизни: откуда вы родом, какой профессией успели овладеть до призыва в армию, чем занимались ваши родители?
— Родился я 15 июля 1921 года в селе Юдиново Погарского района в крестьянской семье. У родителей нас было четверо: три сына и дочь. Забегая вперёд, скажу, что оба моих брата, Максим и Михаил, не вернулись с войны… До призыва в армию полтора года работал в качестве литературного сотрудника в погарской районной газете, которая в те времена называлась «Колхозная жизнь». Она и сейчас существует, только под названием «Вперёд».
— Почему после окончания школы вы выбрали именно эту профессию?
— Когда я учился в семилетней школе колхозной молодёжи, сокращённо ШКМ, был активным участником литературного кружка, организованного нашим учителем литературы. «Писательство» пришлось по душе. C шестнадцати лет я начал публиковаться в районной газету. Работал сельским корреспондентом. Писал про самоотверженный труд колхозников на полях, пропагандировал положительный опыт других колхозов, рассказывал селянам о различных нововведениях. И так до тех пор, пока осенью 1940 года не был призван на действительную службу в армию.
— Расскажите, с чего началась ваша служба? Ведь это было ещё мирное время…
— А это как поглядеть! В те времена уже, как говорится, в воздухе пахло грозой. И едва ли не каждый день нам объявляли учебную тревогу, морально готовили к нападению врага.
Я попал в украинский город Житомир, где в сорок девятой танковой дивизии, как бы сейчас сказали, нёс срочную службу. После принятия присяги был определ ён курсантом в учебный танковый батальон. Но там прослужил недолго. Вскоре меня назначили на должность сотрудника дивизионной газеты «За Родину». Тогда в каждой дивизии была своя газета с небольшим штатом сотрудников: четыре корреспондента, два наборщика и печатник. Я был одним из четырёх собственных корреспондентов, а также иногда совмещал обязанности секретаря редакции.
— Как же на службе узнали, что вы были литературным сотрудником?
— Во-первых, в армию я ушёл кандидатом ВКП (б), коммунистом. А это в те времена многое значило. Скажу больше, нас в дивизии среди рядовых красноармейцев было всего четверо коммунистов. А во-вторых, вероятно, наши начальники посмотрели листки по учёту кадров и узнали, что совсем недавно я работал в районной газете и имею опыт. Поэтому меня и пригласили в качестве корреспондента.

МЕЖДУ ДУБНО И РОВНО
— Получается, что о нападении фашистской Германии вы узнали, уже являясь корреспондентом газеты «За Родину»?
— Да, 22 июня 1941 года я уже был сотрудником дивизионной газеты. Отчётливо помню события, происходившие в первые дни войны. Ровно в четыре часа утра нас подняли по тревоге. Помню, что по привычке мы подумали, что это учебная тревога, но она оказалась боевой… В это время Житомир, как и Киев, уже бомбила вражеская авиация. Нам дали ровно час на сборы. Поступил приказ нашей 49-й танковой дивизии сосредоточиться в городе Дубно и преградить путь наступлению немецких войск на Киев. Однако Дубно уже оказался в руках противника, и нам была поставлена задача защищать Киев на дальних подступах к нему.
Двадцать третьего июня на пути к западной границе Украины мы попали под бомбёжку. Двадцать пятого приняли первый бой. Именно тогда я впервые увидел трупы военных и гражданских лиц, в том числе стариков, женщин, детей, сгоревшие дома, разрушенные заводы. Только в этих условиях начинаешь по-настоящему понимать, что несёт война людям, какие жертвы и беды ложатся на ни в чём не повинный народ…
— Владимир Сергеевич, вспомните подробности первого сражения с вашим участием.
— Бои шли между городами Дубно и Ровно. Это первое крупное танковое сражение, в котором участвовало с обеих сторон около полутора тысяч танков. Но, несмотря на то, что дивизия ещё только начала переходить на новое оружие (танки Т-34), немецкое наступление было приостановлено. Обо всём этом я потом писал в дивизионной газете.
— Вы говорили, что вас четверо было корреспондентов?
— Да, но двое из четырёх сотрудников редакции погибли в первом же сражении. Меня и еще одного судьба пощадила.
— А что такое танковое сражение и как его можно описать?
— Представьте себе широкое русское поле, вокруг перелески, овражки. И в этих кустарниках и овражках замаскированы танки. С одной стороны — наши, с другой — немецкие. В определённый момент даётся команда и начинается сражение. Навстречу друг другу движутся сотни огромных бронированных машин, и тут уже кто кого быстрее уничтожит, расстреляет, подожжёт…

ПИСЬМО ИЗ ОКОПА
— Что же входило в ваши обязанности как военного корреспондента?
— Как сотрудник дивизионной газеты, я находился в гуще событий. Чтобы писать, надо участвовать, видеть всё своими глазами. Нередко приходилось брать в руки винтовку и вместе с солдатами идти в бой.
Или ещё такой вариант — прихожу с карандашом и блокнотом на передовую в окоп к командиру полка и говорю: «Товарищ подполковник, расскажите, как проходит сражение, какие новости поступают с поля боя?» Он отвечает: «Хотите узнать, как воюют, идите в роту разведки». Я направляюсь в роту разведки. Двеститриста метров ползу по траншеям и окопам в месторасположение разведроты. Порой мне было достаточно информации, которую мне давали в разведроте. Затем, к примеру, появлялся материал о том, как разведчики доставали языка.
Кстати, с разведротой у меня связан один «внештатный» случай. Как-то раз рано утром пришёл я к ним в расположение именно в момент, когда привезли завтрак. А на фронте кормили дважды: утром — до восьми часов и вечером — после восьми. А всё потому, что даже во время войны немцы соблюдали распорядок дня и в это время отдыхали. На завтрак разведчикам привезли фронтовые сто грамм. Мы их ещё в шутку называли «Сто грамм по мозгам!» Солдаты мне и говорят: «Ну что ты стоишь, корреспондент? Давай пей!» А я прежде спирта даже и не нюхал. Но перед товарищами стыдно — выпил. Ох, как же мне после этого было плохо! До такой степени, что потом от своих фронтовых я отказывался. Вскоре об этом узнали всё те же разведчики, и как только привозили завтрак, ко мне выстраивалась живая очередь: «Кому отдашь?» Я обычно отвечал: «Первому попавшемуся!» И так оно и было. А что значит выпить двести грамм? Стакан водки натощак? Не случайно ведь говорят — пьяному море по колено… Я же предпочитал держать рассудок трезвым.
— Как дальше разворачивались военные действия?
— После сражений под Ровно потрёпанные танковые дивизии были направлены под Сталинград на ремонт. Из нашей 49-й дивизии сделали две танковые бригады. В мае 1942 года нас направили под Харьков, которым к этому времени уже владел противник. Наше слабо подготовленное наступление вскоре захлебнулось. Поэтому был дан новый приказ — занять оборону реки Терек в пятидесяти километрах от Грозного.
Терек был единственное препятствием на пути продвижения немцев по направлению к Грозному и Баку. Нам зачитали приказ Сталина: «Ни шагу назад!». Там говорилось, что потеря Грозного и Баку будет означать проигрыш в войне. Ведь в таком случае армия останется без горюче-смазочных материалов! Общеизвестный факт — 60% бензина и керосина для нужд Советской армии производилось в Грозном и Баку. Бои шли такие, что земля горела под ногами! Там же, под Грозным, в сентябре 1943-го меня контузило — где-то  рядом взорвался снаряд. Я до сих пор глух на одно ухо… Больше месяца провёл в Тбилиси на излечении.
— Но вас всё же не комиссовали?
— Нет, но и в танковую часть я тоже не попал, а был направлен в Баку, в зенитно-артиллерийское училище, где прошёл краткосрочные трёхмесячные курсы по переквалификации. Затем получил назначение на должность комсорга в 571-й зенитно-артиллерийский дивизион, дислоцировавшийся под Новороссийском. В принципе на этом моя журналистская деятельность в военное время закончилась. Вскоре закончилась и Великая Отечественная война. Но Сталин обещал через три месяца после окончания войны с фашистской Германией начать военные действия против Японии. И слово своё сдержал. Нас отправили в Манчжурию. Там воевали недолго и затем всей дивизией были передислоцированы в Комсомольск-на-Амуре. Там я дослужил до 1957 года, демобилизовался и возвратился на Брянщину в звании подполковника.
— Владимир Сергеевич, а чудеса на войне бывают? И случались ли с вами необычные для военного времени происшествия?
— Однажды я написал из окопа письмо своим тё- тушкам, которые жили в Ростовской области. Я писал о том, что нахожусь под обстрелом, что рядом разрываются снаряды и бьёт артиллерийский огонь. Заканчивая письмо, пожелал себе остаться в живых. Послание я отправил, а через три недели сам к ним заявился. Они жили на хуторе, мимо которого проходила наша армия, и командир разрешил мне повидать родных. Больше чем в тот вечер слова «чудо» я в жизни не слышал!

ЛИШЬ БЫ НЕ БЫЛО ВОЙНЫ
— Что же в послевоенное время? Как складывалась ваша судьба?
— Когда по сокращению штата был уволен из рядов Советской армии, передо мной стал вопрос, куда поехать на постоянное место жительства. Пока воевал, я повидал Украину, Кавказ, Сибирь, Дальний Восток… Но лучше Брянщины я во всём Союзе места не нашёл! Тем более женат я ещё не был, а в родном селе меня ждали сестра и мать. Кстати, в Погаре я как раз и женился — на своей бывшей однокласснице Ольге. Её муж погиб на фронте, и она одна воспитывала двоих детей.
После отставки из армии я работал в партийных органах, на разных руководящих и инженерных должностях. Но и про призвание своё — журналистику — тоже не забывал. Долгие годы я работал внештатным корреспондентом погарской газеты «Вперёд». И до сих пор, кстати, иногда печатаюсь!
— Что бы хотели пожелать ветеранам и жителям Брянщины в канун празднования 65-летия Победы?
— У меня одно пожелание — лишь бы не было войны…

Софья ТРОФИМОВА.
Фото Геннадия САМОХВАЛОВА
и из личного архива Владимира ДУДИНА.