Маленькие истории большой войны

Сегодня фраза «Нет теперь в живых настоящих ветеранов!» — периодически всплывает в разговорах разных людей и постарше, и помоложе. Причём произносится она на полном серьёзе и с так называемым знанием дела. Поэтому ещё обиднее тем самым якобы «ненастоящим» участникам Великой Отечественной войны, прошедшим все пять лет фронтовой жизни — в небе, на земле и на воде. Возможно, истории, рассказанные ветераном Михаилом Коноваловым, смогут развеять чьи-то сомнения. Ведь для него война началась 22 июня, ровно в 4 часа, а закончилась салютом Победы.

Когда началась война, мне было восемнадцать с половиной лет и на тот момент я уже служил в рядах Советской армии. До этого в сороковом году я окончил почепское педучилище, был направлен на работу в школу… Но побыть в роли преподавателя мне удалось только два месяца — в ноябре сорокового меня призвали в армию и отправили служить в Западную Белоруссию. Я попал в батальон аэродромного обслуживания. Основной нашей задачей было обеспечение всем необходимым авиационного полка, в котором летали пилоты-бомбардировщики. Всё необходимое — это боеприпасы, горючее, охрана самолётов. Именно этим я занимался до начала войны.

***

Всем известно, что 22 июня 1941 года без объявления войны фашисты разбомбили 65 аэродромов в западных военных округах и уничтожили в течение каких-то двух-трёх дней более тысячи двухсот самол ётов. В числе разрушенных оказался и наш аэродром в Пинске. Большинство боевых машин было потеряно. В первые дни войны на нескольких оставшихся машинах мы смогли сделать несколько боевых вылетов на бомбёжку моста через Вислу. Но и эти бомбардировщики впоследствии были сбиты.
Наш полк вынужден был отступать: сначала в составе Западного фронта, а потом Брянского фронта. Так мы дошли до Тулы и Курска. Вот тогда меня и направили в город Уральск — в школу воздушных стрелковрадистов.

***

В Уральске в течение полугода меня научили метко стрелять и точно понимать азбуку Морзе. Приблизительно семьдесят знаков этой азбуки я выучил наизусть. После такой подготовки меня снова отправили на фронт. Я с группой товарищей попал в 48-й бомбардировочный авиационный полк 52-й авиационной дивизии. Сразу же нас распределили по экипажам.
Экипаж каждого самолёта состоял из четырёх человек: пилота, штурмана, стрелка-радиста и воздушного стрелка. Пилот и штурман смотрели вперёд. Пилот управлял самолётом, штурман сбрасывал бомбы. Стрелок-радист следил за пространством сверху и позади боевой машины — он стрелял из пулемёта по немецким истребителям в случае их нападения сверху и с тыла. И, наконец, воздушный стрелок из крупнокалиберного пулемёта стрелял по фашистам, нападающим снизу.
Летали же мы на американских бомбардировщиках «Бостон», полученных армией по ленд-лизу — государственной программе, по которой США, в основном на безвозмездной основе, передавали своим союзникам во Второй мировой войне боеприпасы, технику, продовольствие и стратегическое сырьё. Основным нашим грузом были четырнадцать стокилограммовых бомб, которые мы сбрасывали на вражеские объекты: воинские части, железнодорожные пункты и целые города.

***

Помню свой первый боевой вылет. Как обычно, мы летели над вражеской территорией строем из двадцати семи самолётов — целым полком. Кроме того, нас сопровождало несколько истребителей — на случай внезапного нападения немцев в воздухе. Истребители намного быстрее тяжёлых бомбардировщиков, и поэтому периодически они «описывали» вокруг нас круги. И когда вдруг их рядом не оказалось, сзади неожиданно появились четыре вражеских самолёта. Я заметил, что от них периодически что-то  отделялось. Это они сбрасывали запасные бачки от топлива. Странно, но оказавшись в небе над территорией врага, я с любопытством ребёнка наблюдал за падающими на землю баками. А потом немецкие истребители открыли по нам огонь. Тогда-то мы рты и пооткрывали. Вот она, война! Но не растерялись — начали стрелять… И сразу же сбили два немецких истребителя.

***

Немецкие истребители — это одна беда, но ещё большую опасность для нас представляли зенитные снаряды с земли. Помню, когда мы бомбили Будапешт, с земли на нас «смотрели» четыре тысячи зенитных стволов. Представляете, каково это понимать, что ты мишень для каждого из этих орудий?! А самое страшное — когда зенитки начинали пристреливаться. Дело было так: наши самолёты ложились на боевой курс — это последний отрезок расстояния перед целью, который нужно было проходить на определённой высоте и по строго поставленной траектории. Представьте, ведь нужно двигаться вперёд, где рвутся шапки зенитных снарядов. Страшно очень, но надо. Многие наши экипажи погибли в небе над Будапештом…

***

Если сбивают в небе, мало кто остаётся в живых. Снаряд попадает в самолёт — гибнешь в горящей машине. Выпрыгиваешь с парашютом — расстреливают в воздухе. Приземлился — убивают на земле. Ситуация безвыходная. Но иногда и на войне случаются чудеса.
Однажды над городом Брно сбили самолёт, который летел рядом с нашим экипажем. Бомбардировщик загорелся, находившиеся в нём люди начали прыгать с парашютами на землю. Один не успел выпрыгнуть, двоих расстреляли в воздухе, последнего тоже ждала эта участь… Но он оказался немножко дальше и упал на окраине Брно возле разрушенного кирпичного дома. Вокруг этого дома валялись листы железа — куски от разрушенной крыши здания. Солдат быстро спрятал свой парашют под одним из листов, сам укрылся под другим. Пришли два немца с автоматами, поискали — не нашли. Так он пролежал под этим листом до ночи. Выбрался из своего укрытия и пошёл на восток — навстречу нашим войскам. И это было настоящее чудо, когда он живым вернулся в нашу часть! Звали его Сергей Прудников. С войны он вернулся живым.

***

Или вот ещё случай. В мае 1945 года фронт проходил по Дунаю. На одном берегу — наши войска, на другом — немцы. И снова та же история: горит самол ёт, личный состав прыгает с парашютами. Два стрелка и штурман десантировались первыми и утонули в реке. Слишком тяжелая была на них одежда — тёплые комбинезоны, унты. Вверху ведь очень холодно… А пилот прыгнул последним, и его унесло на берег, где располагались наши войска. Но за жизнь ему всё-таки пришлось побороться. Медленно, но верно ветерок уносил его парашют всё ближе к Дунаю. Поэтому пилоту пришлось подтянуть стропы и падать со скольжением (т.е. быстрее), чтобы оказаться на «своём» берегу. Не помню, как звали этого лётчика, но он выжил и тоже прошёл войну до конца.

***

У меня после войны осталась всего одна царапина над бровью. Ударился обо что-то  … Так что нетрудно понять, что прямых попаданий в наш экипаж не было. Повезло! И если ничего трагического не случается, то один и тот же экипаж летает одним составом в течение долгого времени. Так и мы — пилот Васильев, штурман Иванов, стрелок-радист Коновалов и воздушный стрелок Шатулов — прошли войну одной командой. Кстати, в составе 48-го бомбардировочного авиационного полка я летал в небе над Украиной, Молдавией, Румынией, Венгрией, Чехословакией…

***

В начале 1945 года командир нашего полка говорил своим товарищам: «Ох, как не хотелось бы погибать в конце войны». Очень он этого боялся. Но его опасения оказались напрасны — он увидел салют Победы. Но когда мы прилетели в Ашхабад, подполковник наш заболел какой-то «гражданской» болезнью и умер на операционном столе…
Уже после мая сорок пятого погиб командир нашей дивизии. Ещё во время войны была у него одна слабость: очень уж он любил летать на бреющем полёте. Вся его команда приходила в ужас, когда они совершали вылеты. И эта страсть его сгубила. Где-то в начале 1946 года командир дивизии был вызван в Москву из среднеазиатского города Чирчика. День с утра был туманный, а самолёт, как обычно, не набирал нужную высоту и врезался в гору. Весь экипаж погиб.

***

Страшно ли было на войне? Да, страшно. Особенно когда лезли в зенитные «шапки». И это естественно — ведь ты мишень. А так дрожать — что толку?
Как-то поэтесса-фронтовичка Юлия Друнина сочинила такую строчку: «Кто говорит, что на войне не страшно, тот ничего не знает о войне». И это правда.
А ещё однажды я стал свидетелем разговора двух лётчиков-истребителей. Один спрашивает у другого: «Ты знаешь, что такое подвиг?» А второй отвечает: «Подвиг — это отчаянный поступок насмерть перепуганного человека». Кажется, это была цитата из какогото фильма…

***

Война закончилась для нас под Братиславой. 8 мая мы совершили свой последний вылет на врага, вернулись в полк, легли спать. И вдруг ночью к нам в казарму забегает дежурный с криком: «Ребята! Война окончена!!!» Оказалось, что по связи ему стало известно о подписании акта о капитуляции. Мы как были, в нижнем белье, выскочили наружу и начали стрелять салют Победе из личного оружия. Счастливыми легли спать, а с утра позавтракали и вдруг команда: «На аэродром бегом марш!» Так, 9 мая мы сделали ещё два вылета на бомбёжку танковой колонны, которая удирала от советских войск в районе города Праги. Около шестисот танков двигалось в составе этой колонны, и наша задача была их уничтожить. Так заканчивался наш боевой путь. Правда, потом ещё четыре месяца мы просидели под Братиславой прежде чем вернуться в Союз. Демобилизовали меня, как учителя, по второй очереди в декабре 1945 года.

***

После войны я вернулся в свой родной Почепский район. Начал работать учителем русского языка и истории в родной школе. Вскоре женился. Моя супруга Мария Константиновна — тоже учитель, только биологии. Мы работали вместе в одной школе: она учителем, я директором. Только уже в Почепе, куда мы переехали жить вместе с тремя нашими детьми.
Затем 11 лет работал заведующим почепского РОНО, заместителем заведующего ОБЛОНО. Оформился на пенсию, а потом ещё двенадцать с половиной лет был методистом в кабинете истории института усовершенствования учителей.
Сейчас я занимаюсь патриотическим воспитанием молодёжи — выступаю в школах, училищах, техникумах. Я рассказываю молодым людям истории о Великой Отечественной войне. Ведь кто, если не мы, ветераны, может рассказать им правду о самой страшной трагедии всё-таки уже чужого для них двадцатого века.

Александра САВЕЛЬКИНА.
Фото Геннадия САМОХВАЛОВА
и из личного архива Михаила КОНОВАЛОВА.

3520

Добавить комментарий

Имя
Комментарий
Показать другое число
Код с картинки*