Военные истории освободителя Брянщины

Для ветерана Великой Отечественной войны Ивана Ивкина первый день службы в Советской армии совпал с началом военной операции по освобождению Брянска от немецко-фашистских захватчиков. Он, мальчишка из оккупированного города, попросил военных командиров выдать ему оружие и принять в строй солдат. Своими историями о том, как освобождали любимый город и куда затем завели его дороги войны, Иван Михайлович поделился с «Брянской ТЕМОЙ».

Сам я родом из Бежицы. В первый класс пошёл в 1931 году. Школа находилась в районе теперешней четвёртой городской больницы. Каждое утро в течение четырёх лет я из десятого микрорайона, где жила моя семья, пешком ходил на занятия. А потом построили новую семилетнюю школу, чуть ближе к дому, на месте разрушенной православной церкви.

Самое яркое воспоминание моего детства — это именно тот момент, когда с церкви стаскивали купола и колокола, жгли ценные церковные книги в огромных деревянных переплётах. Если бы я тогда был немножко постарше и поумней, то обязательно бы утащил у мародёров (а по-другому их никак не назвать!) пару книг, которые они безжалостно бросали в костёр.

***

Семья моя была большая – девять детей. Старший брат, Павел Михайлович, в 1940 году был призван в армию. Это был мой самый любимый из братьев. Я с детства любил читать книги про военных, интересовался техникой — танками и самолётами, а Павел по призыву в армию был направлен в Алсуфьево, учиться на лётчика. Когда началась война и немцы уже подходили к Сталинграду, их часть расформировали и всех отправили ащищать этот город. После освобождения Сталинграда их перебросили в Запорожскую область, и уже оттуда родители получили похоронку…

Забегая вперёд, расскажу удивительную историю о том, как я получил письмо от своего погибшего брата. Война уже заканчивалась, мы освобождали Вену, и вдруг мне приносят письмо, подписанное сами Павлом. В нём он подробно описал момент своей «смерти» и чудесного спасения. Оказалось, что во время одного из боёв убили практически весь состав их бригады. Павел был тяжело ранен в голову, ногу раздробило. Он истекал кровью, потерял сознание… Через некоторое время брат очнулся. Вокруг были слышны глухие звуки редких выстрелов. Он приподнял голову, чтобы оглядеться, оценить ситуацию и увидел как фриц добивает наших ребят и забирает у них личные вещи. Павел снова опустил голову на землю. Нужно было решиться — сейчас или никогда! Он достал пистолет и из последних сил отполз чуть в сторону. Потом дождался момента, когда немец повернётся к нему спиной, и выстрелил в голову врагу. И снова упал без сознания. Будь что будет!

Потеряв чувство времени, Павел вновь очнулся среди убитых однополчан. Его движение заметил пожилой немец. «Вставай!» — крикнул он на своём родном языке. Брат лежал недвижимый — слишком глубока была рана. Фриц схватил его под руки, потащил к телеге с тяжелоранеными. Снова потеря сознания… На телеге военнопленных отправили в Ростов-на-Дону. Не знаю, как там получилось, но до Ростова они не всё же доехали — немцы передали пленных американцам. Это и спасло моего брата. Американцы выдали им какие-то потрёпанные халаты, кормили безвкусной баландой — и он выжил, хотя формально считался погибшим. Павел чудом избежал наказания советских властей, беспощадных к военнопленным. После медицинского обследования, ему всё-таки поверили, что сам он в плен не мог сдаться — на это у него просто не было сил. Брата направили в стройбат, откуда он демобилизовался в 45-м.

Вот такое письмо я читал в столице Австрии, Вене. И, не поверите, я сам такое же мог ему написать…

***

Павел был первый из нашей семьи, кто ушёл на фронт. Когда немцы оккупировали город, кое-кто из моих родных эвакуировался: брат в Среднюю Азию, сестра — в Красноярск. Отец копал окопы где-то под Брянском. Мы с мамой прятались в лесу. Вместе с одним товарищем мы выкопали нечто похожее на блиндаж, сделали к нему отходы, систему наблюдения из изогнутой трубки со вставленными в неё зеркалами. Когда мимо проходили немцы, мы наблюдали за ними и сидели, затаив дыхание. Вместе со мной в блиндаже прятался соседский мальчик Витя. Кто-то однажды пошутил: «Витя будет лётчиком, Вата (моё прозвище) – пулемётчиком!» Шутка оказалась почти пророчеством…

***

В конце августа 1943 года к Брянску подошли наши войска. Я попрощался со своей семьёй и пошёл искать их местоположение. Когда пришёл к нашим, меня тут же определили в запасной стрелковый полк четвёртой дивизии. Началось ускоренное обучение военной профессии автоматчика.

12 сентября 1943 года было осуществлено первое незначительное нападение на немцев. 14 сентября командиром дивизии Иваном Федюнинским, Героем Советского Союза, был дан приказ открыть огонь. Это и стало началом освобождения моей родной Бежицы.

Страшный бой был при взятии завода «Красный Профинтерн». Наши войска форсировали Болву. Первыми в схватку вступили бойцы третьего батальона 220-го полка под руководством капитана Егорова. Погибли все.

Из нашего запасного полка сформировали группу узбеков. Они были совершенно не обучены, винтовок на всех не хватало. Итог был заранее предопределён… Наше командование бросало в атаку всё новые и новые силы. И «Красный Профинтерн» был взят! Затем было разгромлено самое крупное немецкое формирование, имевшее укрепление на территории БМЗ.

Нас, молодых бойцов из запасного стрелкового полка, направили освобождать центральную часть Бежицы. Мы шли по улицам с автоматами, в гражданской одежде. Видели, как из подвалов вылезают измученные оккупацией люди и приветствуют нас. 15 сентября Бежица была освобождена.

***

Несколько дней мы провели в Брянске и отправились дальше на освобождение родного края от фашистской чумы. Смерть кружила вокруг да около. Первый раз меня ранило в районе деревни Жирятино. Днём мы вели бои, ночью стояли в боевом охранении. В одну из таких ночей я попал под прицел фрица. Он неожиданно выстрелил в меня — разбил приклад автомата, ранил мне пальцы. Первая мысль, которая пришла мне в тот момент в голову: «Ну всё, Иван, отвоевался!» Боль была страшная. Наверное, потому что в первый раз…

Раны я продезинфицировал и замотал попавшейся под руку тряпицей. В госпиталь не пошёл, но стрелять я уже не мог, поэтому меня перевели командиром роты противотанковых ружей. Вместе с напарником мы таскали на себе 2-метровое 16-килограммовое ружьё. Плюс к тому 16 килограммов патронов…

Вскоре начались заморозки. Ботинки у меня совсем износились. Мы шли по болотистой местности, и ноги постоянно были мокрыми. Помню, зашли в какую-то деревню. Жителей — ни души. Я забежал в один из домов. Печка была ещё тёплая… У стены я увидел огромный сундук, порылся в нём и обнаружил какие-то тряпки. Я обмотал ими свои иззябшие ноги, а ботинки спрятал в рюкзак.

***

Немцы упорно сражались за каждую нашу деревню, и всё же мы победно прошествовали по брянской земле до самой белорусской границы.

Из леса мы вышли на равнину. И вдруг заметили, как в нашу сторону с пригорка спускаются шесть танков. Командир роты дал команду: «Огонь!» Мы начали стрелять, подбили несколько танков. Тут же на помощь нам пришла артиллерия. Первый белорусский «блин» не пошёл комом. Очень быстро мы продвигались в глубь республики, и вскоре добрались до реки Сож, чуть севернее Гомеля.

Средств для переправы у нас было недостаточно. Когда наш 101-й полк готовился форсировать Сож, я спросил разрешения у своего командира взвода старшего лейтенанта Ивана Дмитриева доставить лодку, которую я заприметил на той стороне реки. Тот запротестовал, дело-то было в начале ноября. Но об этом узнал комсорг полка. Он одобрил идею. В гимнастёрке и брюках под прикрытием своих я переплыл на ту сторону. Весь противоположный берег реки зарос густым лозняком, и немцы меня не заметили. Я сумел отвязать лодку и медленно поплыл обратно — одной рукой держусь за лодку, другой гребу. Не успел добраться до середины реки, как немцы открыли миномётный огонь. Снаряды взрывались совсем рядом! Я продолжал плыть. Наши тоже открыли огонь… Я всё же сумел доставить лодку. Правда, она была пробита, но мы её починили, и она пригодилась при форсировании. За это меня представили к медали «За боевые заслуги».

Единственная беда — мой комсомольский билет, который был в заднем кармане брюк, и красноармейская книжка размякли. Позже я получил дубликат комсомольского билета.

***

С большим боями от Гомеля продвигались мы по Буда-Кошелёвскому району. Особенно нас потрепали при освобождении местных деревень. И именно там я получил весть о якобы кончине Павла. Я решил, что буду бить гадов до конца — мстить за своего любимого брата!

Мы ждали наступления. Без разрешения командира было запрещено открывать огонь. Смеркалось. Полный мести к фрицам, я не дождался приказа и дал своему отделению команду: «Огонь!» Немцы ответили чередой выстрелов. Прибежал командир взвода. «Ты что! В штрафную захотел?!» — кричал он на меня. А я не боялся ни штрафбатов, ни пуль. Только перед минами испытывал страх…

Этой же ночью вызвали меня в штаб полка и неожиданно (вместо наказания!) дали приказ: «Ивкин! Твоё отделение идёт в разведку». Задание мы выполнили успешно — наметили огневые точки, без единого выстрела взяли языка. Так я реабилитировался перед командованием.

***

Утром следующего дня немцы открыли по нам артиллерийский огонь. Я успел сделать шесть выстрелов по огневым точкам, и вдруг рядом со мной взорвалась мина. Напарник был убит. Меня тяжело ранило, отбросило в сторону взрывной волной и засыпало землёй. Я потерял сознание.Через некоторое время очнулся в каком-то деревенском доме. Сестра в белом медицинском халате строго сказала: «Надо срочно в госпиталь». Я соврал ей, что чувствую себя хорошо, хотя ощущал сильнейшую боль в районе позвоночника. Понимаете, не мог я валяться на больничной койке — хотел мстить гадам! Кстати, та осколочная рана в двух сантиметрах от позвоночника до сих пор не затянулась…

***

Вырвавшись из-под опеки медсестры, я отправился на поиски своих однополчан. По пути мне встретился комсорг нашего полка. Он был очень удивлён: «Ивкин! Так ты живой?!» Оказывается, моей матери уже была отправлена похоронка… Я ответил: «Отклиял. Иду мстить гадам!»Только не сразу удалось мне повоевать. После ранения меня отправили в 31-й отдельный учебно-танковый полк, располагавшийся в местечке Разбойщина в Саратовской области. Ехали мы в товарных вагонах через Брянск. Конечно же, я воспользовался возможностью повидать свою маму. Хоть и боялся трибунала…

«Ваня? Ты же погиб. Бумага на тебя пришла!» — выкрикнула из-за калитки соседка, когда я проходил по родной улице. Мать, отворив дверь, упала в обморок… Ведь это была вторая её похоронка. Дома я пробыл ровно полчаса. Своих догнал уже под Саратовом.

***

В танковой школе я выучился на механика-водителя. По иронии судьбы начинал пехотинцем, затем подбивал танки и, наконец, сам стал танкистом.

После окончания обучения я был направлен в 127-й отдельный гвардейский танковый полк. Получил в Нижнем Тагиле танк Т-34 и был переброшен в Польшу, воевал в Венгрии, Румынии, Австрии. Оттуда наш полк погрузили на платформы и отправили с Среднюю Азию на случай войны с Ираном. Демобилизовался я весной 1947 года в звании гвардии старшина.

***

После демобилизации сразу же пошёл на БМЗ устраиваться на работу. Династия Ивкиных проработала на этом заводе в общей сложности 420 лет! В разное время здесь трудились мои дед, отец, дяди, братья и сёстры. «Танкист? — обрадовались в отделе кадров. — Танкисты нам нужны».

В послевоенное время на БМЗ остались шесть танков Т-34. Башни на них сняли, а вместо них установили специальные стойки для перевозки брёвен. Из фокинского лесничества возили кругляк для нужд завода. Я решил продолжать учёбу — поступил в вечернюю школу. Правда, с завода пришлось уйти в пожарную охрану.

В 1949 году я получил от УВД направление на дальнейшую учёбу в Ленинград. После хотел вернуться в Брянск, но по распределению выпал Магадан. Прожил там ровно шесть лет. Работал преподавателем школы младшего состава, заместителем начальника пожарной части, начальником части.

***

Однажды с приятелем мы пошли на танцы. Я выбрал самую красивую девушку и с уверенностью сказал: «Сейчас её приглашу!» На что мой приятель только усмехнулся: «Это самая гордая девушка. Она точно тебе откажет!»

Ох, пуль я не боялся, фрицев не боялся, а девушек… Короче, пока я к ней шёл, у меня внутри всё клокотало! Набрался храбрости, пригласил на танец. И она… согласилась! Я проводил её домой и в первый же день предложил выйти замуж. Вскоре она переехала ко мне. Жену мою зовут Ефросинья, но я всегда называл её Евой.

***

В 1954 году я впервые за шесть лет поехал в отпуск на родину, да так и остался в Брянске навсегда. Пришёл в областное УВД хлопотать о работе. Мне сразу же предложили ехать в Унечу, Стародуб или Новозыбков. В самом Брянске подходящих вакансий на тот момент не было.

В район я перебираться отказался. Решил: поеду назад. Но через неделю мне пришла открытка: «Срочно прибыть в УВД!» Значит, нашлось всё-таки для меня место… В Брянске я начал работать в областном управлении пожарной охраны и в общей сложности проработал в УВД 48 лет.

Кстати, со своей тёщей, после того как перевёз её с Украины в Брянск, я тоже прожил 48 лет. Какая-то магическая цифра в моей жизни!

Уже на пенсии я занимался созданием выставки в брянском пожарно-техническом центре. Параллельно работал заместителем председателя совета ветеранов дивизии. До сих пор имею активную жизненную позицию — выступаю на школьных собраниях, собираю своих фронтовых друзей.

Быть в хорошей форме мне помогают постоянные занятия спортом. Я с детства хорошо плавал, много бегал, никогда не курил.

И этом году, на удивление своих товарищей, в День партизан и подпольщиков купался в Круглом озере, в холодной ключевой воде. Мой девиз: «Движение — жизнь!» А старость… Да ну её к чёрту!

Александра САВЕЛЬКИНА.
Фото Геннадия САМОХВАЛОВА и из личного архива семьи ИВКИНЫХ.