Военный дневник
Тема освобождения Брянска и Бежицы от немецких оккупантов всегда привлекала и привлекает внимание как профессиональных историков и краеведов, так и обычных жителей нашего славного города. Нам, потомкам, интересно приподнять пелену с тех страшных дней и заглянуть в это уходящее время. По этой причине мы сегодня и предлагаем вниманию читателей фрагменты впервые публикуемого дневника Людмилы Викторовны Леблан.
Людмила родилась в городе Бежица 4 мая 1926 года в верующей семье Виктора Алексеевича и Марии Петровны Леблан. Отец её был строителем, мать учительницей. Жили они скромно, в старом деревянном доме вместе с бабушкой на окраине Саратовской улицы. Людмила хорошо училась в школе. После войны с отличием закончила БИТМ. Долгое время работала на Брянском автозаводе заведующей лабораторией. За рационализаторские предложения и другие успехи в работе она неоднократно удостаивалась наград и премий. В начале 1990-х Людмила Викторовна возглавила инициативную группу верующих по возрождению Преображенского храма Бежицы.
После её смерти в 2006 году среди бумаг были обнаружены дневники, которые она вела всю свою жизнь, в том числе и так называемый военный дневник, который был начат 22 июня 1941 года и окончен 4 января 1949-го.
В начале войны Людмиле Леблан было 15 лет. Глазами девушки нам переданы тяготы жизни человека, пережившего как военное, так и послевоенное лихолетье. К данной публикации нами отобраны лишь отдельные фрагменты военного дневника Людмилы Леблан, оканчивающиеся датой освобождения Бежицы 17 сентября 1943 года, известной теперь всем нам как День города.
22 июня 1941 г.
4 часа утра. Объявлена война.
Совсем неожиданно сегодня, вернее сейчас, ночью, приехал из Литвы папа. Этому приезду я обрадовалась как избавлению, т. к. с этим приездом кончились слёзы, которые до этого были спутниками каждый день.
Всё время плохое настроение. Это ещё больше обостряется тем, что у всех подавленное настроение и, куда ни глянешь, всюду слёзы и слёзы.
Мне очень обидно, что меня никто из домашних не понимает так, как есть на самом деле, а совсем в противоположном смысле. Или я действительно не осознаю всего ужаса войны, или у мамы уж очень расстроились нервы. Мне очень тяжело смотреть, как она плачет и по плохой причине, и по хорошей.
12 ноября 1941 г. (11 часов утра)
Какое ужасное я сделала сейчас преступление — сломала головку у своих ручных часов. В мирное время в этом не было бы никакого преступления, а сейчас… Где сейчас найти часового мастера? А часы мне пригодились бы, может быть, поменять на хлеб.
26 января 1942 г.
Почти каждый день ходят по домам немцы. Кто совершенно не понимает, а кто делает вид, что не понимает. Как-то я рано проснулась, и почему-то мне в голову пришёл вопрос: в чём заключается жизнь? Долго я не могла ответить на него, но потом
В городе настоящий голод. Ходят в деревни добывать
19 апреля 1942 г.
Весна наконец вступила целиком в свои права. Думали, что разлива в этом году совсем не будет или будет небольшой, а вода-то разлилась как и всегда: никак не хочет признавать никаких военных действий. Солнышко сильно печёт, птицы поют, вода стоит как зеркало. До чего приятно посидеть на солнышке и, оторвавшись от мрачных дум войны, уйти в природу!
14 мая 1942 г.
Соловьиный день. В наш сад сегодня утром залетел соловей, и я первый раз услыхала его пение. Говорят, по старым приметам, что услышать вперёд соловья, чем кукушку, предвещает счастливый год. Дай Бог. Посмотрим на своё счастье?!
15 июня 1942 г.
С 5-го работаю весовщицей. На работе
4 февраля 1943 г.
Сегодня с утра было хорошее настроение, но вечером я узнала, что убили нашу собаку, и никак не могу успокоиться. Как жаль бедную собачонку, так похожую на лисичку.
28 апреля 1943 г.
Сегодня я последний день работала на базаре в своём прекрасном обществе. С завтрашнего перехожу в паспортный отдел. Думаю потрудиться секретарём. Наконец нашлась писарская работа. Насколько повезёт здесь, ещё не знаю.
5 мая 1943 г.
Вчера стукнуло 17 рокiв. Перечитывая свою писанину, думаю, какая большая разница между прошлым годом и настоящим: в прошлом году было так много свободного времени, что я не знала, чем бы заняться, и от этого было даже тяжело, а в этом году не замечаю, как летит время.
Правда, мне помогает в этом С., на которого я иногда даже сержусь. Но это «сердце» только так: сейчас найдёт, а через минуту пройдёт. На него нельзя серьёзно рассердиться — такой простой, милый парнишка. Не наю, какой дальше будет, а пока ничего. Сегодня мы с ним важно поговорили, и в конце концов наши мысли остались на разных полюсах. Может быть, подумает и согласится со мной?..
27 июля 1943 г.
Слышен грохот канонады. Прибывают к нам эвакуированные орловцы.
<Все> как бы немножко забылись, когда удалился фронт. Бомбардировки иногда повторялись, а одно время и довольно часто. Но как не страшны бомбардировки, а как подумаешь про фронт, то становится ещё страшней. Ну, ладно, видали страсти в 1941 году, может быть, Бог помилует, в этом году не придётся смотреть.
4 августа 1943 г.
В город прибыло много эвакуированных из Орла. Позавчера приходит ко мне незнакомый человек и говорит, что… знает наших орловцев. Я с ним немного поговорила и отправила к себе домой. Ему у нас понравилось; говорит, что лучше всё-таки с хоть немного знакомыми, чем совсем с чужими. О дядюшке со времени своего выезда из Орла он ничего не знает. Часть театра здесь, часть в Брянске. У нас тоже начинают поговаривать об эвакуации.
Сегодня день ангела мамы. День на работе прошёл спокойно. Возвращаясь, зашла к Евд. Вас. Б. У неё есть цветы, и она ещё раньше приглашала меня за цветами, но я зашла к ней именно сегодня. Она нарезала мне букет, и я шла в таком хорошем настроении домой поздравить маму. Ещё на работе я списала песню «Мама», она мне очень понравилась, маме она тоже пришлась по душе. День у мамы прошёл хорошо, она довольна.
Перед вечером приехали на нашу улицу немцы; остановились по-цыгански, в дом проходят только на ночь, а целый день на улице — так для нас спокойней.
6 августа 1943 г.
Третью ночь уже повторяются бомбардировки. Где-то сейчас отец? Жив ли, нет ли, ничего не знаем. И скоро ли кончится эта война, как она опостылела, что нет никакого интереса к жизни, живёшь — существуешь, и безразлично: сейчас ли умрёшь или немного погодя. Жаль только, что так проходит золотая юность…
Некоторые и сейчас веселятся, но какое может быть веселье, когда льётся столько крови. По-моему, веселиться сейчас — преступление. До чего люди огрубели, очерствели, что этого не чувствуют, а говорят: «Всё равно война».
8 августа 1943 г.
День прошёл хорошо. Сейчас только пришла из сада (питалась малиной).
Немцы как приехали неожиданно, так и уехали сейчас. По нашей дороге всё идут обозы: и военные, и эвакуированные… Комнату мою немцы освободили, оставив в наследство изорванные бумажки. Нужно бы опять перебираться туда, но я в бабусиной так хорошо устроилась, что и уходить не хочется, да и не к чему: может быть, дядюшка приедет, а нет — так перейдут знакомые орловцы.
Завтра праздник св. Пантелеимона, мама ушла ко всенощной, а я сегодня поленилась: к обедне сходила, а ко всенощной не пошла. Сейчас поставлю самовар, придёт мама, попьём чаю, и лягу спать.
Блаженные предсказывают скорый мир, но об этом пока по ходу событий и подумать нельзя, а там посмотрим.
16 августа 1943 г.
Работы с утра было много, а сейчас свободное время. Девчатам целый день нет работы. Как много у них всё-таки пустоты. Действительно, как теперь таких называют, вертушки. Хотя я знаю, что нехорошо осуждать, но терпение моё иногда доходит до границ. Когда у них нет работы, они занимаются причёсками или рассказывают о вечерах, прогулках и танцах с солдатами.
Напротив окон нашего отдела ключом бьёт жизнь одной воинской части. Наши девочки и ещё одна битый час провели около окна, пересмеиваясь с солдатами. Солдаты на них указывают друг другу, и они довольны. А как больно за них.
18 августа 1943 г.
Наши мужчины уехали работать за Брянском. К нам поставили вчера немцев. У нас стоит шеф-капитан с денщиком и шофёром. Сейчас провели радио, телефон и свет, но у них нет лампочки, а мы не даём.
То и дело звонит телефон, капитан сам слушает, он как будто не очень злой; да ладно, лишь бы из дома не выставили, как они думали сделать.
21 августа 1943 г.
Сегодня в управу приезжал комендант со своей «свитой». Прошли, посмотрели, в мою комнату даже не вошли, а постояли на пороге и пошли дальше в обход. Комендант уезжает, его сменяет новый, как видно, большой чин — «на лбу написано». Близко слышна канонада, всё приближается, особенно от Жиздры.
Заболел денщик, жар, бредит, а перед этим только что «спиртное вкушал» с шефом, наверное, лишнее повлияло.
Эвакуированные умирают в день по несколько человек. Шеф-офицер приехал с собакой. Собака, как видно, дрессированная, а на этот раз никак не хочет дисциплины признавать: воет, да и всё.
31 августа 1943 г.
В прошлое воскресенье была в парке. Пошла было в кино, но аппаратуру уже увезли, и мы решили провести вечер в парке. Был концерт, но никто ничего не слушал, а занимались все разговорами. Самыми любопытными посетителями были солдаты. Интеллигенции в парке нет, одна подгородщина. Ни у кого из девчат нет простых причёсок, все завитые, намазанные, накрашенные.
Сегодня утром пришли немцы с эвакуированными и через весь огород копают окопы. Все заборы на нашей окраине снесли. Сейчас разбирают наш забор, вырубают малину.
Толки разные ходят по городу, и всё на разный лад. Ничего нельзя понять ни по действиям, ни по разговорам.
2 сентября 1943 г.
Сегодня работали последний день, до обеда, потом попрощались и разошлись. Вечером копали картошку, вдруг выстрелы из орудий, и потом потянулись эвакуированные из Радицы. Видны пожары около Брянска.
3 сентября 1943 г.
Встали очень рано, всё связываем, укладываем. Мама очень волнуется из-за окопов. Радицких возвратили было домой, а сейчас назад гонят.
5 сентября 1943 г.
Всё время такое напряжённое положение, как на пороховом погребе. Надежды на спасение очень мало. Единственная надежда на Бога. Последнее население Радицы выгоняют, дали срок до 2 часов дня.
Сейчас, ровно в два часа, подожгли в нескольких местах Радицу, правее тоже горит. Сегодня забирали в городе мужчин до 45 лет. В городе скопилось очень много народа, со всех концов Орловской области.
В город уже долетали русские снаряды.
Орловцев собрали всех в один дом до 60 человек, хотели увозить, но пока сидят, наверное, вместо спектаклей попадут на окопы, т. к. увозить их некуда, по железной дороге идут только военные эшелоны.
8 сентября 1943 г.
Сижу дома, никуда не выхожу. Нового ничего нет, кроме волнения, которое сейчас немного улеглось. Мама очень легко поддаётся всяким слухам без разбора, её настроение быстро меняется: то плачет, то мирно разговаривает. Как её, бедную, жаль, сколько ей пришлось пережить. Иногда сгоряча на неё посердишься, а потом станет до слёз обидно за себя, за своё нетерпение.
Радица сгорела почти вся, остались домики возле линии, а по всей остальной видны только белые печки. Сначала зажгли одну сторону посёлка, а другую часть грабили и немцы, и эвакуированные.
Очень много пленных мужчин гоняют на окопы в сторону Власовой будки. Дом на Власовой будке сожгли ещё 5-го. Его взорвали, и он горел до самого вечера. О подругах по работе из Радицы ничего не знаю, ко мне никто не заходил. Что делается в управе, тоже не знаю, т. к. не была нигде со дня окончания работы.
У нас живут две эвакуированные женщины, сёстры из Радицы. Вчера приехали из Даманова соседи, которые жили там с начала войны.
Последнее время
Каждый день «любуемся» иллюминацией. Вот и сейчас наши смотрят на пожары от Брянска до нас.
9 сентября 1943 г.
Сегодня был большой налёт русских штурмовых самолётов. Сейчас повесили объявление об эвакуации города. Предлагается в течение 4 часов уйти из города, взяв с собой самое необходимое. Но в городе столько народа, около 20 тысяч, что немыслимо такое мероприятие, а там как барская милость будет.
11 сентября 1943 г.
Случилось то, чего больше всего боялись. Ещё не было 6 часов утра, как пришёл жандарм и приказал собраться за пять минут. Выгнали всех, не исключая больных. Приказали идти к Десне.
Это действительно великое бегство. Народ идёт пешком, едет на тачках, двуколках, тележках; запряжены в убогие тележки козы, телята, жеребята. Некоторые едут на коровах, и ещё меньше на лошадях. Немцы всё время подгоняют, поджигая узкие кварталы, чтобы не останавливался народ.
Первый раз наше путешествие прервалось на Крахтовской улице (ныне ул. Карла Либкнехта. — Прим. автора), когда обломилась с одной стороны ручка у нашей тележки. Подвязали и двинулись дальше. Потом ещё два раза поправляли тележку; сначала ехали вместе с соседями и квартирантами, а потом со своей рухлядью стали отставать и, наконец, потеряли попутчиков.
Проехав переезд в городке, хотели было остановиться на ночь, простояли часа два, и совсем вечером <немцы> всё-таки погнали <нас>дальше. Отъехав немного, мы и ещё две семьи съехали немного с дороги и остановились на ночь. Сварили картошки, принесли соломки и легли спать под открытым небом в первый раз за своё путешествие. Погода пока сухая, светит луна, и укачивает канонада. Всю ночь до зари стоял бой в стороне Брянска и Чайкович. К утру зарево опустилось ниже к горизонту, канонада стала стихать, переходя в отдельные залпы. Морозы стукают, и на заре довольно холодно. Так мы провели нашу первую ночь путешествия.
12 сентября 1943 г.
Встали, принесли воды, умылись, погрелись немного у костра, и патрули опять закричали: «Los!» — «Давай!». Двинулись дальше, но очень медленно. Второй день двигаемся из города, но никак не дотянемся до моста, так желательного для немцев предела и так неВид желательного для нас, т. к., перейдя мост, трудно будет возвратиться в город (имеется в виду Литейный мост через Десну. — Прим. автора).
Тележка всё время кривится, ехать почти невозможно. Один, совершенно незнакомый мужчина поправил тележку, и мы кое-как доехали до моста. Чем ближе подъезжали к мосту, тем больше волновались люди. Вдруг, ровно в 3 часа, патрули, не доходя немного до моста, бросили нас на пригорке и сами ушли. Мы постояли немного в недоумении, а потом, опомнившись, люди начали понемногу двигаться назад, к первым домам города.
Мы отъехали с пригорка к болоту, я принесла две охапки сена, и легли спать опять под открытым небом. Но ночью был такой мороз, что мы очень замёрзли и решили <утром> тоже перебраться в ближайший пустой дом.
13 сентября 1943 г.
Поднялись рано и сейчас же пошли искать дом, в который можно было бы перейти; нашли недалеко на пригорочке, дом ничего, а главное, что стёкла целы. Истопили печку, наварили картошки, поели, выпили кипяточку, и дело пошло веселее.
Дом стоит по Гомельской улице, №27.
Близко от нас поселились соседи со следующей улицы. Оставшиеся вместе с нами перед мостом люди перешли в дома, и пока сидим.
Сейчас порвали связь, спилив столбы. Как видно, взорвали водокачку, т. к. в колонках нет воды.
Солнце уже село, темнеет, укладываемся на ночлег в доме. Тележки стоят во дворе, уговорились с нашей сегодняшней сожительницей дежурить ночь по очереди. Нам до полуночи, а потом греться в доме.
14 сентября 1943 г.
Ночью слушали русское радио, передавали сводку информбюро. Это было так неожиданно, что после никак не придёшь в себя. Днём сравнительно тихо, откуда-то пролетают шальные пули. Сегодня сидим дома, ещё полдень, а мы уже успели позавтракать и пообедать, едун нападает.
16 сентября 1943 г.
Вчера соседская девушка ходила домой. Наш дом пока цел, но в окопах около дома сидит немецкая пехота, так что возвращаться пока нельзя.
Сегодня полдня прошло спокойно, а после обеда ходили по соседним огородам немцы и закладывали мины. Наша сожительница пошла вечером за водой и прибежала в ужасе без ведёр: пришедшая вместе с ней на колодец женщина наступила на мину и её очень поранило. Всю ночь мы дежурили под окнами, смотрели, как бы немцы не подложили мины.
17 сентября 1943 г.
Всю ночь была сильная перестрелка. Перед этим я видела сон, что сегодня должны прийти русские. Я думала, что это игра фантазии, но, оказывается, сбылось.
Часа в четыре прошли по шоссе первые русские солдаты, которых мы увидели; шли на Бежичи.
Идут сначала несколько человек в серых шинелях, за ними с пулемётами; провезли несколько орудий.
Немцы перед отступлением взорвали большие оставшиеся дома. Кругом много горело. Из-за Городищенской горы было видно сплошное зарево.
Вторая половина дня.
Кончилось наше путешествие. Наконец мы дома. По дороге домой встречались русские солдаты, некоторые кланялись, а большая часть проходила молча. Среди русских много инородцев; есть старые и малые. Выглядят неважно.
Подъезжая к дому, догнала нас мать Татьяна, встретились по-родственному. Но у них большое несчастье: позавчера попал снаряд в их хатку и почти разрушил.
Вместе с матерью Татьяной вошли в свой дом, который представлял ужасное зрелище. Всё открыто, хорхоры (тряпьё. — Прим. автора), книги, бумаги разбросаны по полу,
Всё подходящее старательно выбрано до мелочей, сохранилось только под полом и в погребе, который я забила в последние минуты перед уходом.
Не знали даже, за что сначала браться. Потом собрали немного хорхоры, подмели, внесли иконы, которые брали с собой. Оставшиеся же <дома иконы> все целы.
Подготовка и обработка дневника Денис ТИТКИН.
Фотоматериалы из личных архивов Георгия ШМЕРИНА и Геннадия КЛЮКИНА.
3247
Добавить комментарий