Брянск в сентябре-октябре 1943 года
17 сентября — судьбоносная дата в истории Брянска. В этот день наш город был освобождён от немецко-фашистских захватчиков. Подробности этих знаменательных дней в исследовании Юрия Соловьёва специально для «Брянской ТЕМЫ».
Теперь известно, что Сталин торопил своих генералов со взятием Брянска. Агент Абвера, немецкой военной разведки, внедрённый в один из советских штабов, докладывал 3 августа 1943 года: «На совещании командного состава корпусов и армий, состоявшемся 1 августа в Волхове, Сталин заявил, что Орёл и Брянск должны быть безотлагательно взяты». Однако, чтобы выполнить приказ верховного главнокомандующего, понадобилось чуть более полутора месяцев.
Против оборонявшей 200-километровый отрезок фронта у Брянска одной немецкой 9-й полевой армии под командованием генерал-полковника В. Моделя Красная
армия выставила 50-ю, 11-ю, 63-ю, 3-ю общевойсковые и 11-ю гвардейскую армии, 4-ю танковую армию, 1-й танковый корпус, две танковые бригады, три тяжёлых
танковых, одиннадцать танковых и девять самоходно-артиллерийских полков, 6522 орудия и миномёта (без учёта 45-миллиметровых орудий) и примерно 800 реактивных установок (усовершенствованных «катюш»). Эта внушительная группировка советских войск была подкреплена 15-й воздушной армией (802 исправных самолёта), которая бомбила всё живое в Брянске и его окрестностях.
Несмотря на такой значительный перевес в живой силе и технике, начало Брянской наступательной операции командовавший Брянским фронтом генерал-
полковник М.М. Попов дважды откладывал. Наконец, 7 сентября 1943 года после семичасового боя под Дубровкой удалось прорвать оборону одной из немецких
дивизий и углубиться в расположение противника. При этом советские 2-й гвардейский кавалерийский корпус и 29-я гвардейская танковая бригада форсировали Десну, заняли райцентр Жуковку, перерезали железную дорогу Брянск — Рославль, но оторвались от своей пехоты и до 15 сентября находились в немецком окружении. В этом районе бои, по всей видимости, принимали ожесточённый характер. Оказавшийся в Жуковке 17 сентября 1943 года старшина Николай Иноземцев, командир взвода управления 106-й гаубично-артиллерийской бригады Брянского фронта, записал в своём дневнике: «Действия 2-го кавалерийского корпуса. На плотах противника форсировали Десну, удерживали переправы 4 дня, вплоть до подхода пехоты. Будучи сами окружены, окружили и уничтожили два полка пехоты противника. Масса немецких трупов. Сотни убитых бельгийских лошадей. Много техники, огромные склады боеприпасов, авиабомб и пр.».
О предателях и жуковских нахалках…
21 сентября Иноземцев, уже достаточно опытный фронтовик, сделал в Жуковке интересное наблюдение: «Станция, пакгауз, завод разрушены нашей авиацией
в марте этого года. Остальное — сожгли немцы при отходе».
Судя по отдельным заметкам старшины Иноземцева, особенную остроту боям под Жуковкой придавало участие в них с немецкой стороны русских коллаборационистов-власовцев: «…кроме немцев действуют ещё власовцы. Каждую ночь тащат кого-нибудь из командиров, пользуясь знанием нашего языка и нашей формой. <…> Судьба власовцев, как продолжавших воевать, так и приходивших с повинной, когда стало ясно, что война Германией проиграна, в массе своей была одинаково суровой. У нас не делали различия — добровольно или вынужденно стал он солдатом вражеской армии, т. е. предателем. Ненависть к ним была, пожалуй, более активной, чем к немецким солдатам-пленникам». Кроме власовцев раздражали 22-летнего старшину жуковские барышни: «Оставшиеся в Жуковке девушки и женщины предельно нахальны, а следовательно, и очень противны — результат общения с немцами. Танцплощадка, являющаяся местом сбора, вызывает только отвращение, хотя там и много наших, особенно из штаба и штабной батареи…»
Наступление глазами очевидцев
Так или иначе, но наступление Красной армии на Брянск разворачивалось своим чередом. Части 11-й армии под командованием генерал-лейтенанта И.И. Федюнинского вышли через брянские леса на подступы к Бежице (до войны — Орджоникидзеград) и Брянску. 4-я стрелковая дивизия полковника Д.Д. Воробьева и 273-я стрелковая полковника А.И. Валюгина утром 17 сентября заняли город Бежицу и форсировали Десну.
Пережившая оккупацию 17-летняя жительница Бежицы Людмила Леблан записала тогда в своём дневнике: «17 сентября 1943 года. Всю ночь была сильная
перестрелка. Перед этим я видела сон, что сегодня должны прийти русские. Я думала, что это игра фантазии, но, оказывается, сбылось. Часа в четыре
прошли по шоссе первые русские солдаты, которых мы увидели; шли на Бежичи. Идут сначала несколько человек в серых шинелях, за ними с пулемётами; провезли несколько орудий. Немцы перед отступлением взорвали большие оставшиеся дома. Кругом много горело. Из-за Городищенской горы было видно сплошное зарево».
Семья Леблан, как и её соседи, была угнана немцами из района боевых действий, но сочла за благо отстать по дороге от эвакуационной колонны и спрятаться на
окраине Бежицы, а потом потихоньку вернуться домой. Во второй половине дня 17 сентября 1943 года Людмила Леблан опять записала в дневнике: «Вторая половина дня. Кончилось наше путешествие. Наконец мы дома. По дороге домой встречались русские солдаты, некоторые кланяются, а большая часть проходит молча.
Среди русских много инородцев; есть старые и малые. Выглядят неважно».
По официальному советскому сообщению, к 9 часам 17 сентября входившие в состав 11-й общевойсковой армии Федюнинского 323-я и 197-я стрелковые дивизии полковника С.Ф. Украинца и подполковника Ф.Ф. Абашева, взаимодействуя с 217-й стрелковой дивизией полковника М.П. Массонова 11-й гвардейской армии, заняли Брянск. Немцы отступили под угрозой окружения. Правда, немецкие средства массовой информации сообщали другую дату эвакуации Брянска—
22 сентября. Но, как бы то ни было, вечером 17 сентября Москва салютовала 12 артиллерийскими залпами из 124 орудий войскам Брянского фронта, взявшим Брянск и Бежицу, о чём сообщило по радио Совинформбюро.
Войска Брянского фронта достаточно быстро продвигались вперед: 18 сентября они заняли Трубчевск, 21 сентября Почеп, 22 сентября Стародуб, 25 сентября
Клинцы, 23 сентября Унечу, 25 сентября Сураж и Новозыбков, 26 сентября Злынку…
О том, насколько ожесточёнными были бои за Брянск и были ли они вообще, можно судить отчасти по количеству военных захоронений на Центральном брянском
кладбище. По данным И. Безыментова, там в братской могиле покоятся 1879 красноармейцев, из которых по именам известны 1215 человек. Однако нужно учитывать, что часть этих бойцов, вероятно, скончалась в брянских госпиталях уже после сентября 1943-го, часть погибла не в бою…
Зачистка
Сразу же вслед за фронтовыми частями для, как теперь говорят, зачистки в Брянск прибыла 7-я мотострелковая дивизия войск НКВД. В задачи этого подразделения входило: «1. Наведение революционного порядка в освобождённых от противника городах и населённых пунктах. 2. Оказание помощи органам
НКВД и НКГБ в их работе по борьбе с вражеской агентурой, предателями, ставленниками немецкого фашизма, дезертирами, мародёрами и другим контрреволюционным элементом. 3. Охрана и оборона важных объектов промышленности, госимущества, зданий органов НКВД, гражданских учреждений и систематическая разведка и ликвидация бандитских групп, десантов и мелких групп противника…»
Стрелки НКВД взяли, что называется, с места в карьер. Так, ночью 19 сентября младший сержант Скорга и рядовой Гончар из 264-го стрелкового полка НКВД
патрулировали Брянск I. Они задержали прохожего по фамилии Сидельников. На следствии в брянском городском отделе НКВД установили, что Сидельников
— бывший бургомистр Брянска II, «за услужение немцам был ими командирован на экскурсию в Германию». А 22 сентября младший сержант всё того же
264-го стрелкового полка НКВД Денисов при проверке документов в поезде Орджоникидзеград — Брянск задержал гражданина, который «сознался, что… служил
у немцев полицейским. Будучи доставленным в Орджоникидзеградский горотдел НКВД, задержанный был на следствии разоблачён как агент гестапо, оставленный немцами в Орджоникидзеграде со шпионским заданием…».
Надо сказать, что под подозрение попали практически все брянские жители, пережившие оккупацию. Дело в том, что они не оправдали надежд политического
руководства. В соответствии с положениями знаменитой речи Сталина от 3 июля 1941 года врагу после отступления Красной армии должна была остаться
пустыня: ни людей, ни продовольствия, ни заводов, ни фабрик… В книге брянских партийных функционеров В. Соколова и Б. Шавырина «Брянск. Историко-
экономический очерк», опубликованной в 1952 году, в таком примерно духе и описывался город октября 1941-го: «Из Брянска уходили последние группы жите-
лей. Люди шли молча, с болью расставаясь с родным городом. Они шли с твёрдой верой— скоро вернуться и по заслугам рассчитаться с ненавистным врагом.
Оккупантам не было оставлено ничего». Но уже через несколько страниц авторам пришлось признать, что после массовой эвакуации персонала брянских предприятий, после призыва в армию и создания партизанских отрядов в городе тем не менее осталась «одна треть его населения». А до войны в Брянске проживало 87 490 человек, треть от которых— более 29 тысяч. И эти люди, мягко и кратко говоря, занимались два года не столько партизанско-диверсионной работой, сколько просто жили.
Такого коммунистические власти простить не могли. Прежде всего брянцев пересчитали и слегка проверили. Людмила Леблан записала в своем дневнике 1 октября 1943 года: «По городу проходит общая регистрация населения. Сходила и я сегодня, зарегистрировалась». А потом…
Прибывший в Брянск из эвакуации уже в мае 1944 года профессор Брянского лесотехнического института Владимир Петрович Разумов отметил, что охота
за людьми, пережившими оккупацию, нисколько не прекратилась за месяцы, прошедшие с сентября 1943 года: «…большинство из оставшихся в Брянске (в
1941-м.— Прим. автора) лиц, не уехавших вместе с коллективами, оказывались на подозрении, проверялись, высылались…» Профессор рассказывает о судьбе
своего коллеги, оставшегося в оккупации из-за болезни дочери. После прихода Красной армии, НКВД и НКГБ этому человеку в конце концов пришлось уехать из
Брянска, скрываясь от подозрений и преследования. А вот сёстры-учительницы, дочери последнего командующего Брянским арсеналом царского времени
генерал-майора А.Н. Лукашева, Мария Анатольевна Дешина и Анна Анатольевна Лукашева, которые просто продолжали преподавать в школе при немцах, были
арестованы и высланы. «Несколько лет их не было в нашем городе», — говорит профессор Разумов. Гораздо раньше, 22 декабря 1943 года, Людмила Леблан сделала запись в дневнике, из которой можно догадаться об адресе, по которому направлялись высланные из Брянска. Образованная девушка, Людмила использовала тот же тип иносказания, при помощи которого Пушкин сообщил в первой главе «Евгения Онегина» о своей южной ссылке ( «Но вреден север для меня»): «Для некоторых сейчас предусматривают вредным климат Орловской области и посылают на лечение кумысом». По этой записи можно предположить, что проштрафившихся перед Советами брянских жителей ссылали, скорее всего, в Казахстан с его степями, конскими табунами и кумысом…
Взрывной театр
Привычно увлекаясь ловлей «контрреволюционеров» , стрелки НКВД проворонили тот факт, что немцы заминировали здание брянского театра драмы, снабдив
мину взрывателем замедленного действия. В итоге, как гласит акт об ущербе, «на второй день после занятия Брянска нашими частями театр взорвался и сгорел». Взрыв произошел со стороны Дома советов (ныне Брянская областная администрация) и разрушил рекреационный проход, соединявший театр с этим зданием. Интересно, что на постановочных фотографиях, снятых в сентябрьском Брянске 1943-го для журнала «Огонёк» и изображающих парад победителей на пустынной площади перед театром, а также восторг освобождённых горожан, рекреация и арка под ней цела, а на кадрах агитационного «Союзкиножурнала», посвящённом освобождению Брянска, демонстрируются её развалины. Это доказывает, что и батальные сцены этого киносюжета, и сцены встречи брянцами Красной армии поставлены съёмочной группой как минимум дня через три после взятия города.
Вообще Брянск был весьма основательно заминирован немцами. Еще в 1944 году, по воспоминаниям доктора Ф. Гайнановой, горожане «подрывались через день».
Праздник и возвращение
По той или иной причине, но парадов и демонстраций на Театральной (до войны— имени Ленина) площади Брянска в сентябре 1943 года не проводилось.
Официально победу отмечали так: 19 сентября 1943 года в Орле по решению ЦК ВКП (б) провели парад партизан, которых после войны стали называть брянскими.
А 20 сентября в Бежице, на площади у Дома культуры Брянского машиностроительного завода (тогда ещё — завод «Красный профинтерн»), за мощными спинами
построенных в двойную шеренгу воинов-освободителей состоялся многолюдный митинг местных жителей. Толпа была украшена портретами Сталина, Молотова,
Кагановича и транспарантами вроде «Да здравствуют наши бежицкие дивизии, освободившие наш город от немецкой нечисти!» и почему-то «Да здравствуют трудовые резервы!».
23 сентября 1943 года Людмила Леблан записала в своём дневнике, что возвращаются «бывшие руководители города, думают восстанавливать завод (БМЗ.—
Прим. автора), работает отдел кадров». 27 сентября состоялось первое заседание бюро горкома ВКП (б). Начальство вернулось…
Неизменной деталью брянского пейзажа второй половины сентября 1943 года стали люди, возвращающиеся в свои оставленные городские дома из пригородных
деревень. Именно эти люди везли своё добро в колясочках или в запряжённых кем попало — и лошадьми, и коровами — телегах. «Возвращаются из деревень соседи,
пустовавшие два года дома занимаются», — записала тогда Леблан. Эти ближние беженцы уходили ещё в 1941-м, поскольку в годы оккупации жизнь в городе
была куда опаснее, чем деревенская. Во-первых, Брянск, важный железнодорожный узел, регулярно подвергался в 1941-1943 годах жестоким бомбардировкам советской авиации. Доставалось, конечно, и местным жителям, которым иногда вместе с бомбами советские лётчики сбрасывали невесёлого содержания листовки: «Если будем вас жалеть— врага не победим!». Во-вторых, немцы не желали снабжать население захваченных городов продовольствием, и многие местные жители бежали в деревни от голода. И, наконец, в-третьих, в лесных брянских и орловских деревнях, далёких от более или менее приличных дорог, немцы могли не появляться месяцами, а то и годами…
Город-лагерь
И всё-таки не гражданские определяли облик Брянска на рубеже сентября-октября 1943 года. В это время город напоминал огромный военный лагерь, живущий
в предвкушении того, как освоит ту самую «Брестскую улицу», которая, по словам популярной тогда песни, должна была вслед за Брянской повести всех этих солдат на запад… Таким вот военным лагерем замечательно изобразил Брянск в своём дневнике уже знакомый нам артиллерийский старшина Николай Иноземцев. 5 октября 1943-го старшина прибыл в Брянск и записал первые впечатления: «Сравнительно мало разрушений, за исключением нескольких домов на главной улице, — всё цело. Бродим по городу… Жителей мало, гораздо больше военных».
Человека, знакомого с краеведческой литературой, где на все лады рассказывается о чудовищном разрушении Брянска гитлеровцами, эти слова очевидца могут
смутить. Между тем стоит просто сопоставить несколько цифр, чтобы понять некоторое лукавство начальников образца 1943 года. Итак, официальные справочники сообщают, что в Брянске было разрушено за войну аж 92% жилого фонда. Однако, по данным городских властей на август 2004-го (озвучены в телепередаче «Вести-Брянск» от 13 августа 2004 года, эфир 11 ч. 30 мин.), 40% жилых зданий в Брянске— довоенной постройки… За 60 лет Брянск ведь не стал меньше?
Танцы в лесу
Но вернёмся к старшине Иноземцеву. 4–8 октября 1943 года его часть ждала в Брянске погрузки в эшелон: «Стоим в прекрасном сосновом бору за станцией Брянск II, ждём погрузки. Рядом с нами части 11-й гвардейской армии; лес в полном смысле слова кишит людьми. Управление дивизиона живёт в полуразрушенном домике, превращённом немцами в опорный пункт по охране железной дороги от партизан. В первый же день перед домиком был зажжён костёр, который ни на минуту не угасает; в часы пик, то есть вечером, перед тем как ложиться спать, вокруг костра собирается 20–25 человек, в золу засыпается до полмешка картошки одновременно — потчевать гостей». 11-й гвардейской армией, части которой расположились осенью 1943 года на Брянске II, командовал тогда знаменитый генерал И.Х. Баграмян. Ближе всего к артиллеристу Иноземцеву находилась 1-я Московская гвардейская дивизия: «Масса войск вокруг нас — 1-я Московская гвардейская дивизия, огромное количество артиллерии. Очень у многих значки Сталинграда; у большинства — медали и ордена. Прекрасные, свежие, испытанные части, замечательный ударный кулак! Плохо будет немцам там, где он опустится».
В сосновом бору красноармейцев ждала на редкость разнообразная культурная программа: «Закончив „напряжённый вечер“, — в лесу одновременно идут
несколько кинокартин, на мясокомбинате — танцы, в госпитале — концерт и т.п., — посмотрев кино и натанцевавшись, не в силах нарушить традицию, снова
подходим к костру».
Главный объект интереса молодых солдат и офицеров— расположенный тут же медсанбат 1-й Московской дивизии. «Около мясокомбината разместился медсанбат 1-й Московской… Через некоторое время, — пишет Иноземцев, — я усиленно танцую с одной из девушек, а Николай стоит в центре группы прелестных созданий и
Вопреки ожиданиям старшины Иноземцева его часть задержалась в Брянске. Пришлось налаживать более основательный, чем прежде, быт: «9–13 октября. Погрузка откладывается. Штаб и 2-й дивизион переезжают в город. Оборудование землянок с печками». Поблизости от Иноземцева формируют некий партизанский полк. Партизаны, по фронтовым меркам, состоятельные люди— и вот начинается торговля трофеями: «Формирование партизанского полка. „Торговля“ с партизанами, фрицевские сапоги. Охота на зайцев. Жареная картошка…»
К 21–23 октября большинство частей из бора у брянского мясокомбината разъехалось. Старшина Иноземцев с грустью пишет: «…во всём лесу остались мы одни.
Офицерский клуб в разрушенной больнице. Танцы под патефон и баян. На 12–15 человек мужчин 3–4 девушки». В этой железнодорожной больнице, возможно, с
участием приятелей Иноземцева ставили киношники «батальные» сцены, с которых начинается фильм об освобождении Брянска… А таперь от скуки сослуживцы
Иноземцева лечатся примерно как герои Лермонотова— стрельбой и картами: «Стрельба из винтовок, пистолетов, пулеметов, ПТР — за два дня выпустил более 600
патронов. Процветание карт. Писем всё нет. Газеты бывают изредка».
Потерянная могила героя
Чтобы скрасить скуку, 25 октября 1943 года Иноземцев отправился на экскурсию в центр Брянска: «Поездка в Брянск, прогулка по городу. <…> Памятник гвардии полковнику Герою Советского Союза Богданову на центральной площади, напротив Дома советов (ныне здание Брянской областной администрации.— Прим. автора). Три параллелепипеда, поставленные один на другой. На верхнем — 203-миллиметровый снаряд, увенчанный золотой звездой. На втором — 152-миллиметровые снаряды по углам, на третьем — 122-миллиметровые и внизу — на гранитном основании — 76-миллиметровые. На центральном параллелепипеде — большая Звезда Героя, под ней — портрет и надпись. Весь памятник сделан в черно-серых тонах, в строгом величественном стиле».
Кое о чём, правда, Иноземцев умолчал— позади могилы полковника Богданова, там, где теперь сквер имени Тютчева, находилось в октябре 1943-го немецкое военное кладбище, или, как писали в 1946-м Соколов и Шавырин: «…на месте цветущего сада завода им. Кирова (ныне „Арсенал“.— Прим. автора) немецкие мерзавцы устроили кладбище своих незадачливых бандитов». Понятно, что немецкое кладбище уничтожили при первой возможности, но факт расположения солдатских могил двух неприятельских армий на одном участке по-своему уникален для СССР.
Между прочим, ещё в Жуковке 21 сентября старшина Иноземцев записал историю советского лётчика со сбитого немцами бомбардировщика. Раненный в ноги
лётчик долго отстреливался от немцев и полицаев, а напоследок покончил с собой. «Через день немецкое командование в назидание своим лётчикам устроило
советскому лётчику торжественные похороны…»
И вновь нечто непривычное для современных жителей Брянска здесь. Им неизвестен ни описанный старшиной памятник, ни полковник Богданов. Но действительно в начале октября 1943 года в центре г. Брянска, слева от современного памятника Тютчеву, был похоронен Герой Советского Союза полковник Николай Васильевич Богданов (1903–1943). Ещё до войны Богданов был известным в стране человеком. Курсантом он избирался членом Выборгского райкома комсомола г. Ленинграда и депутатом Ленинградского горсовета. С 1929 года служил на Украине, за 9 лет от командира взвода вырос до командира артиллерийского полка. В 1938-м избран депутатом Верховного Совета Украинской ССР, одним из первых в Красной армии награждён орденом «Знак Почёта». В 1941–1942 годах гвардии полковник Н.В. Богданов отличился в боях за Одессу и Севастополь, 8 октября 1942 года ему было присвоено звание Героя Советского Союза.
В начале 1943 года Н.В. Богданов назначен командиром 20-й артиллерийской дивизии прорыва, которая в составе 11-й армии штурмовала Карачев (взят 15 августа 1943 г. войсками Брянского фронта в ходе Орловской операции). 4 октября 1943-го гвардии полковник Н.В. Богданов подорвался на мине под Брянском и был похоронен на центральной площади города. В Днепропетровске и Севастополе именем Богданова названы улицы.
В севастопольском справочнике 1982 года издания сказано, что Богданов «похоронен на главной площади» Брянска. Но дело обстоит иначе. К 1957 году место
в центре города понадобилось коммунистическим властям для обустройства областной Доски почёта. Без особенной помпы останки героя были перенесены на
гражданское кладбище Советского района г. Брянска, где в 1968 году установили новый памятник Богданову. И хотя брянская дирекция по охране памятников
оценила в 2002 году состояние памятника герою как удовлетворительное, найти этот памятник на кладбище теперь совсем непросто…
***
Что же касается старшины Иноземцева, то вскоре после поездки в центр Брянска он дождался своего: 31 октября 1943 году их часть перебросили на 1-й Прибалтийский фронт, в Великие Луки. Эшелон шёл через Москву, и старшина исхитрился побывать дома.
После войны Николай Николаевич Иноземцев (1921–1982) окончил Московский государственный институт международных отношений. Экономист,
историк, с 1968-го академик АН СССР, с 1981-го член ЦК КПСС. Иноземцев, начиная с 1950-х годов, трудился в Институте мировой экономики и международных
отношений, который в итоге возглавил. Среди его преемников на этом посту самый известный — академик, экс-премьер Евгений Примаков…
Юрий СОЛОВЬЁВ. Автор благодарит за предоставленные фотоматериалы Гергия Шмерина, Дениса Титкина, Геннадия Клюкина и Олега Вязьмитина.
6887
Добавить комментарий