В двух шагах от победы…

Письма с войны. Драгоценные треугольнички в дрожащих руках, единственная связь с дорогим человеком, защищающим родную землю от ненавистного врага. Сколько таких посланий и сегодня бережно хранятся в семьях ветеранов. «Брянская ТЕМА» дарит вам уникальную возможность познакомиться с настоящим военно-полевым романом в письмах.

Как никогда, заливались соловьи в садах Карачева в тридцать восьмом, как никогда, бушевал яблоневый цвет… Младший лейтенант Иван Белявский влюбился: Верочка! Сама вся светленькая, платье в ромашках, в глазах — солнце. И стал почти родным Ивану этот старинный городок — новое место его службы: мощёные улицы, каменные купеческие особняки, неширокая речка Снежеть с её лодочной станцией, городской сад, где по вечерам не умолкала ворвавшаяся на советские танцплощадки новая модная мелодия — волшебница «Рио-Рита»…
Поженились Иван и Верочка в декабре, а через пару месяцев пришёл приказ отбыть к новому месту службы. Бронепоезд пошёл на Дальний Восток, увозя с собой и Верочку — первенец Белявских, Леонид, родится уже там, в Приморье, в далёком от Карачева посёлке Ружино…
А потом в их жизни была война. Верочка с маленьким Лёней и со вторым, который под сердцем бился, вернулась к родителям, а Иван не сразу, но всё-таки добился перевода со своей дальневосточной службы на фронт.
Отступать Ивану вместе с частями Красной армии пришлось как раз через родимый Карачев: мельком видел знакомые дома, улицы, пару минут говорил с младшей сестрёнкой жены Надей.
— Не родила она ещё, дядь Иван, — рано ей. А вы что ж — бегунцы? Убегаете? Немцу нас отдаёте? Эх вы,а ещё советские…
Жену повидать Ивану Белявскому тогда так и не удалось, а несколько дней спустя, 5 октября 1941 года, город Карачев Орловской губернии заняли немецкие войска. В беде жена, в беде страна, в беде вся жизнь советская — всё, что мило и дорого. Черным-черно на сердце, ярость душит — «вскипает, как волна», точнее и не скажешь. Воюй, Иван! Твой центр Вселенной — Карачев — освобождён будет только 15 августа 1943 года. И уже на следующий день засядешь ты за письмо, с тревогой думая: а есть ли кому писать?

«16.8.1943 г.
Здравствуй, дорогая жена Верочка! Я с нетерпением ожидал оперативной сводки Совинформбюро, в которой было бы сказано о занятии нашими войсками любимого Карачева, который для меня в особенности дорог, ибо в нём осталась ты с Лёней и, возможно, (если жив!) наш новый член семьи, который для меня пока ещё Икс, а также мама с папой.<…>
За этот период времени, т.е. с 5 октября 1941 года, имею изменения только в наружном виде, т.е. ряд седых волос на голове и медаль на груди, в остальном — всё по-прежнему. То, что досталось тебе, — об этом ты немедленно напиши. Как получу ответ, то сразу вышлю фотокарточку, а также прошу тебя выслать своё фото вместе с Лёней и Икс.<…>
Полевая почта 75793АЕ, Белявскому И. М., остаюсь твой муж — Иван Белявский».

«26.8.43 г.
Председателю Мальтинского сельисполкома.
Здравствуйте, уважаемый товарищ! Извините меня за беспокойство в дни напряжённой работы для Вас после занятия нашими войсками Карачевского р-на, который 23 месяца находился в руках немецких грабителей и разбойников. Я, житель гор. Карачева, ул. Мальтинская, дом №   13, офицер Красной Армии, 5 октября 1941 г., в момент занятия города немецкими оккупантами оставил жену, сына и её родных Сиверцевых и ушёл вместе с отступающей Красной Армией, и до настоящего времени о судьбе своей семьи ничего не слыхал. В день занятия Карачева нашими войсками я давал две телеграммы, но ответа на них не получал. Прошу Вас, дорогой товарищ, сообщить мне о судьбе моей жены Сиверцевой Веры Ивановны, так как она проживала на территории, принадлежащей Мальтинскому с/с, и если будет возможность, — дать ей мой адрес. Я делал всё для того, чтобы как можно быстрее изгнать гитлеровские банды с нашей Советской земли, и, услышав о том разорении, которое причинили немцы нашему городу, в котором не осталось ни одного целого дома и после занятия нашими войсками г. Карачева осталось около 100 мирных жителей, обязуюсь ещё лучше работать, ещё больше истреблять  гитлеровских людоедов. Смерть и проклятие разрушителям…
С товарищеским приветом к Вам и жителям Вашего сельисполкома, остаюсь — Белявский Иван Мартынович.
Мой адрес: Полевая почта 75793АЕ, Белявскому И. М.».

…Эти и, возможно, другие письма, которые не сохранило время, Верочка Белявская, скорее всего, получила все разом. Город был разрушен, превращён в огромное пепелище на семи ветрах — отступая, нацисты постарались на свою недобрую славу. Дом Сиверцевых сгорел, погреб тоже был разрушен, и после освобождения семья временно ютилась в чужом — адреса не было! Что отвечала Вера в своих письмах? Всю оккупацию она, жена офицера Красной армии, пряталась от захватчиков по добрым людям, по ближним деревням — Погибелка, Сабурово, Сурьяново… На руках — трое детей, к своим двоим прибавился ещё племянник Феликс, сын старшей сестры Шуры, воевавшей на фронте. Родители во время оккупации всё так же проживали на Мальтинской — немцы заставили отца выйти работать на железную дорогу. Теперь он слёг. Болеет и маленький Игорь, тот самый Икс… Сестра Надя при освобождении попала под миномётный обстрел, умерла от ран…
Время поглотило письма Веры Белявской, они остались там, на войне, — вместе с мужем… А письма капитана Белявского, помощника командира полка по разведке, — вот они, в руках его первенца Леонида, который теперь сам уже седой пенсионер и прадедушка. Жив, сохранён и продолжается род Белявских-Сиверцевых на земле; жива, сохранена — и продолжается! — Россия…
«Орловская обл., ст. Карачев, товарная контора. Белявской Вере Ивановне.

11.10.1943 г.
<…>Милая женулечка! Ты не можешь представить, как радостно мне увидеть знакомый и родной почерк, выведенный твоими руками. Мне кажется, что ничего не желал бы, если б была такая возможность, что те руки, которые писали мне письмо, обняли б меня. Это было бы счастье гораздо большее, чем 5 декабря 1938 года, в день нашей свадьбы.<…>
Пиши, как наш маленький Игорь, когда он появился на свет и что из себя представляет — рыжий или блондин? Ведь ему скоро два года».

Родом Иван был из Бобруйска, что в Белоруссии, — многодетная семья, шесть братьев и сестра. Из братьев Белявских в живых остался только Николай — прошёл Великую Отечественную, японскую, а потом так и жил в Бобруйске. Крепко дружила карачевская ветка Белявских с белорусской — Вера Ивановна, пока жива была, вела с ними обширную переписку, в гости часто ездили друг к дружке. Думалось ей иной раз — мол, если есть загробная жизнь, то видит нас драгоценный наш
Иван Мартынович с небеси, за нас радуется…

«…а сейчас получил от тебя сообщение о такой тяжёлой утрате, как 20-летняя Надя <…> выражаю сердечное соболезнование о смерти твоей меньшей сестры… Обещаю с ещё большей ненавистью, большей злобой и энергией бороться за быстрое изгнание общего нашего врага с нашей родной земли, которая полита святой кровью наших советских людей, кровью нашей Нади.<…>
…за то, что наш город превращён в развалины, вспомним и отомстим вшивой банде фашизма…
<…>Ты, видимо, знаешь, что я защищаю город Ленина — Ленинград, который пережил больше, чем можно было ожидать от него.<…>
…те, которые со мной вместе были, их осталось очень мало. Все пали смертью героев. Я был ранен при обстреле города Ленинграда, пролежал в госпитале 2 месяца, и сейчас никаких последствий ранения не осталось…»

Награждён был Иван Мартынович медалью «За оборону Ленинграда», рвётся уже на сгибах хранящийся вместе с фронтовыми письмами наградной лист: «Указом Президиума Верховного Совета СССР от 22 декабря 1942 года…» Неизвестен сыновьям боевой путь отца, ничего не знают и о боевых его подвигах, да и жена толком ничего не знала — разведчиком был.
А детям об отце только одно говорила: хороший был человек, самый лучший на свете…

«26.11.43 г.
<…>В отношении твоей жизни, Верочка, дело обстоит неважно, но опять-таки должен напомнить, что таких, как ты, — много. То, что пережил ленинградский народ, — описанию вообще не поддается, но этот народ, стоек и горд… В честь занятия Гомеля у нас сейчас неудержимая пляска под баян. У меня по-стариковски и то ноги не стоят на месте, хочется «рвать подмётки». Но больше этого хочу поцеловать тебя.<…>
Мой адрес: Полевая почта 833835 — «тому, кто мечтает о тебе».

«20.7.44 г.
Здравствуй, дорогая и милая Верочка! Прежде всего сообщаю, что я жив и здоров. Писем от тебя давно не получал. Вчера и сегодня я пережил самый тяжёлый момент военной жизни, который не забудется никогда. Подробностей описывать не буду, да и нельзя. Вчера я потерял своих лучших боевых товарищей в бою с немецкими бандитами-головорезами. В счёт мести за товарищей, погибших смертью храбрых, я с другими товарищами беспощадно бью и гоню немца в его собственную берлогу — Германию, где в недалёком будущем добьём раненого фашистского зверя.
Верочка! У меня почему-то не чувствуется усталости, чтобы гнать его. Сейчас имею минутку времени, чтобы сообщить о своём существовании, но она проходит в окружении дико воющих разрывов и выстрелов всевозможных видов оружия. Через несколько минут будет продолжаться уничтожение и изгнание немцев с нашей земли. Я буду принимать самое активное участие в этом, и если сегодня останусь невредим, то наверняка жив буду. Милая Верочка! Воздух переполнен гулом моторов, пока прерву до удаления их. Пройдут мимо — продолжу, а пока спешу целовать…»

«30.7.44 г.
<…>вспоминается 1938 год, и 5 октября 1941-го, и февраль 1944 г., и многое другое. Иногда очень хочется жить. Иногда этой жизни совершенно не жаль. Вот в эту минуту, когда я пишу тебе это письмо, зарывшись в землю, жить очень хочется. Почему — я и сам не знаю. Возможно, потому что смерть кружится над головой. Дорогая Верочка! Вокруг меня невидимое количество черники, малины, но взять их нельзя. Здесь почему-то не так, как в огородике на Мальтино, 13. Верочка! Ты не подумай чего-либо  плохого, ибо я что-то  расчувствовался и написал много о тяготах военной обстановки.<…> «

«4.8.44 г.
…мал-мал царапнуло лицо в нескольких местах, но ничего не повредило. Можно продолжать воевать без лечения.<…>
…Милая женулечка! Как хочется увидеть тебя, детей и т.д., показать бы себя, какой я красивый, только боюсь, что, увидев меня сейчас, ты откажешься, а потому будем встречаться после войны. Для того что бы привести меня в порядок, приготовь кусок мыла и старую метёлку, чтобы потом смыть с меня пороховую копоть и болотную грязь, а иначе не узнаешь. По части моих недостатков, то как-нибудь  выходи из них сама, а я тебе помочь в этом ничего не могу. Была б ты около меня, то это сделать было бы совершенно легко и скоро, а так держись — атаманом семьи будешь. Вера! Янэк мне пишет. Говорит, что ведёт бой за Августов.<…>
Да, Вера, почему ты писала в обратном адресе — Брянская область? Ответь…»

Именно тогда, 5 июля 1944 года, и появилась Брянщина как новый регион страны. Указом Президиума Верховного Совета СССР «для быстрого восстановления народного хозяйства» из Орловской области и была выведена самостоятельная — Брянская. Перестали карачевцы быть «орловскими» — об этом, наверное, и написала Верочка Белявская мужу на фронт!

«21.9.44 г.
…становится очень весело на душе за то, что наши братья по оружию творят чудеса, а значит, приближается час окончательного разгрома врага и час нашей встречи после войны. Дорогуша! Ты, наверное, живёшь в новой «маленькой хатке», куда, видимо, радио доносит вести обо всём, написанном мною. Мы тоже особого спуску не даём. Бьём немцев, сколько успеваем, а значит, мой милёнок, скоро и я приеду к тебе в «маленькую хатку».<…>
Вместе с этим письмом высылаю две благодарности, объявленных мне т. Сталиным! Пусть будут у тебя».
Читаешь эти фронтовые письма — и словно наяву видишь, как приехал советский офицер Белявский в разрушенный Карачев к своей Верочке, в тот самый «маленький домик». Вера сама начала его строительство, устала мыкаться по чужим углам — в нашем городе о ту пору «углов» и погребов на всех не хватало… А потом ей «на помочи» подоспели однополчане мужа, ехавшие в отпуск и завернувшие в Карачев по просьбе своего командира.
«…Милая Верочка! Может быть, я и не прав, но я твои письма часто читаю своим друзьям, которых у меня много, и они (по смыслу твоего письма) очень ценят тебя. Сам я в полной мере оценить не могу, ибо для тебя цены нет. Ты неоценима…
Милая! Хотя и трудно было тебе, хотя и пишешь ты, что ты только женщина, но ты женщина особого складу, которая переносила и переносит трудности лучше некоторых мужиков…
Насчёт твоей боязни — справишься ли ты с такой трудной задачей, как подготовка к зиме, то я уверен в том, что именно ты и справишься с ней. Не обязательно «чики-брики на высоких каблуках, можно: личико красиво — хорошо и в лапотках“. Насчёт детей и обуви им, то ты уж, пожалуйста, постарайся…»
«…Сегодня мне пришлось отойти несколько в тыл, для того, чтобы очухаться от счастливого случая, т.е. от очень лёгкого ранения, которое простое, или случайное, или приносящее счастье. Милёнок! Я уже как-то  тебе писал, что какой-то глупый снаряд залетел не туда и поцарапал мне лицо. То прошло благополучно. Сегодня покушался тоже на лицо, и в частности, на глаз.<…>…но пока немцы плохие снайперы<…> Царапина дала мне возможность иметь время написать ответ на письмо, писанное любимыми и дорогими руками. Словом, милейшая, мне пока везёт. Мне сейчас кажется, что я вообще останусь неуловимым, т.е. меня пуля не должна взять. Видимо, должен жить для тебя и для своих, т.е. наших, детей.
Вместе с моей царапиной я потерял своих лучших товарищей, которые, быть может, из-за меня и отдали свою жизнь. Фамилии их я могу назвать только тогда, когда останусь жив после этого кошмара. Я сейчас разрешил себе выпить столько, сколько смог, а поэтому прошу простить меня за то, что будет неладно написано.<…>
…может быть, уже скоро встреча между нами. Быть может, не бывать ей никогда?»

А может, сердце тогда почувствовало? «Прощай, Рио-Рита…». Не суждено было Ивану вернуться с войны к жене и детям, не суждено было их вырастить, увидеть милый сердцу Карачев и родную Белоруссию…
Писем очень много, и жаль, что нет возможности опубликовать их все. Смотрят с пожелтевшей фотографии счастливые Иван и Верочка — снимок ещё той, безоблачной для них довоенной поры. Есть и «портрет с фронта», а вот — два ветхих листочка с казёнными штампами, последние весточки о капитане Белявском:
«Войсковая часть, полевая почта 54241, 30 мая 1945 года, №   251. Белявской Вере Ивановне. На ваше письмо, полученное 29 мая 1945 года, сообщаю, что Ваш муж, Белявский Иван Мартынович, по ранению выбыл в МС-Бат, полевая почта 56395, где и умер от ран.
Начальник штаба (подпись неразборчива)».
«Войсковая часть, полевая почта 38540, 15 августа 1945 года. Уважаемая т. Белявская! Отвечаю на ваше письмо. Очень жаль, что посланные Вам часы расстроили Вас. Часы эти Вашего мужа и не послать их Вам мы не могли, т.к. иначе нельзя. Муж ваш, к великому сожалению, погиб. Он был тяжело ранен и от ран скончался. Ранен был во время боя. Извещение о смерти вышлют Вам через военкомат. Очень сожалею, что война принесла Вам такое лишение. Надо крепиться! В этом несчастье Вы не одна!
С приветом (подпись неразборчива)».

Погибнуть — и это в двух шагах от Победы! Похоронен Иван Мартынович Белявский в Польше — съездить к нему у Веры Ивановны так и не получилось, о чём она всю жизнь горевала. Растила детей, своих да племянника Феликса — сестра Шура после войны пожила недолго.
Война закончилась, перемоглось и послевоенное лихолетье, а трудности не кончались! Дом сгорел, а семья немаленькая — сама Верочка, да мать, да трое ребятишек. В бараке, на улице Шевченко, власти выделили им комнатку — восемь метров. Не землянка, конечно, но тяжело — «один на одном ютились». Как вспоминает теперь старший сын Белявских — Леонид Иванович, жили бедненько, в школу обуть было нечего — из старых батькиных сапог сшил ему сапоги карачевский обувных дел мастер. Как там батя написал? Не обязательно «чики-брики на высоких каблуках, можно: личико красиво — хорошо и в лапотках». Ноги натирал Лёнька «ужасть как» в этих «лапотках». На восьми метрах так до шестьдесят второго года и промаялись Белявские, затем получили комнатку побольше. Льготная очередь «на расширение» — какие-то странные игры в семидесятых, какие-то недобрые и корыстные люди здесь воду мутили: Вера Ивановна почему-то постоянно оказывалась «в хвосте», как бы шустро эта очередь ни двигалась. Уже умерла старуха-мать, уже выросли мальчишки — Игорь и Феликс уехали, зажили собственной жизнью, а Леонид жену Валю привёл, двое детишек народилось. Опять — впятером!
Вдова офицера Белявского всяких людей навидалась на своём веку, отпор несправедливости дать умела. Не сплоховала и здесь — написала письмо тогдашнему министру обороны Советского Союза. Помог! Не сразу, конечно, но дали Белявским четырёхкомнатную квартиру, да не где-нибудь  на куличках, а в самом центре Карачева! Прав был драгоценный Иван Мартынович: спуску давать никому нельзя, со злом и трудностями нужно бороться как можно энергичнее, не давать им себя оседлать. Не для того сберегли страну от врага, чтобы жить в ней несчастливо!

Татьяна КОРОВУШКИНА.
Фото из семейного архива БЕЛЯВСКИХ.