Никита Степанович Петров: «Век — это совсем немного…»
Ровно сто лет назад у берегов Ньюфаундленда потерпел крушение британский лайнер «Титаник», Иосиф Джугашвили окончательно принял псевдоним Сталин, а никому не известный юноша Сергей Есенин впервые прибыл в Москву и устроился на работу в мясную лавку. «Мастер и Маргарита» не написан, Гагарин даже не родился, да и страна ещё пять лет будет называться Российской империей… В этот же, казалось бы, далёкий 1912 год в семье простых крестьян из деревни Дубровка Калужской губернии рождается мальчик, которому суждено будет прожить целый век. В этом году Никита Степанович Петров отпраздновал столетний юбилей. Историей своей жизни он поделился с «Брянской ТЕМОЙ».
В последнее время, бывает, положу очки или газету на полку и долго потом ищу по всей квартире. Забывать иногда стал. А вот из прошлого всё помню, в деталях… Родился я в деревне Дубровка Жиздренского района Калужской области. Деревня наша была маленькая, не больше ста домов. Жили бедно. Бывало, когда совсем есть нечего, мать говорила: «Надевай сумку, милый, и иди побирайся». И я, шестилетний пацан, отправлялся в соседние деревни просить милостыню. Стучался в дома: где хлеба кусок дадут, а где и прогонят. В те времена многие жили за чертой бедности.
Помню, как однажды побирался и дали мне кусок хлеба на хуторке, который располагался в отдалении деревни. Зимой это было, снегу навалило столько, что сугробы оказались выше меня ростом. Из деревни в хутор вела узкая тропка. Вот иду я по этой тропке с заветной горбушкой за пазухой, а навстречу мне бежит большая собака. Жучка остановилась, села. Не лает, но и пройти не даёт. Мне
***
Нас в семье трое братьев было, я самый младший. Немножко подрос, лет девять мне исполнилось, отправили нас со средним братом пасти деревенских свиней. Знаете ли, в те времена свиней в хлевах летом не держали, а выгоняли на луга. Если день был слишком жарким, животные выкапывали огромные ямы и в прохладной земле охлаждали свои жирные тела. Так что хлопот с ними не было.
Свиньи — животные очень умные. Однажды у нас в стаде пропала свинья. Брат мой Василий, который всего на два года был меня старше, посоветовал: «Видишь вон того самого большого борова? Выгоняй его из стада, только не бей. Когда он запах её почувствует, сам пойд ёт искать!» Кое-как выгнал я этого борова из стада, и он действительно понюхал воздух как собака и пошёл. Долго по кустарникам рыскал и через несколько часов вернулся напару с нашей беглянкой.
***
Через год отдали меня в работники к хозяину в соседнюю деревню. Было у него две лошади и несколько коров. По нищенским деревенским меркам — целое состояние!
На ночь лошадей частенько выгоняли в поле, и мы с ребятами, такими же наёмными работниками, сторожили — каждый своих в одном общем стаде. В случае если приближалась стая волков, лошади в первые секунды сами защищались: самки сбивалось в плотную кучу, молодняк прятался в середине, а жеребцы бегали по кругу и не давали подступиться хищникам. Тут же подбегал сторож, взрослый мужик, и отпугивал волков выстрелом из ружья.
Каждую ночь сторож разводил костёр и под тихое потрескивание хвороста рассказывал нам древние сказки. Бывало, что заслушавшись, мы под утро засыпали. Дважды мои лошади уходили на чужие земли, ока я спал. Во второй раз их поймали и потребовали с владельца лошадей большой штраф. Хозяин сильно ругался и выгнал меня.
Мой дядя по матери жил в селе Кондрыкино. Он был коммунистом и имел при себе наган и винтовку. Когда он узнал о моём «увольнении», то пожаловался на моего хозяина местному прокурору. Хозяина вызвали и наказали ещё на 10 пудов хлеба за эксплуатацию детского труда.
***
Дядя мой, коммунист, христианской веры не признавал. А мать его, моя бабушка, наоборот была очень набожной. Как-то меня отправили к ним в Кондрыкино на попечение. Когда дядя уходил, бабушка перед едой обязательно заставляла меня молиться. Иногда по привычке я повторял этот христианский ритуал в присутствии дяди, за что получал подзатыльник. С тех пор я так и не определился с верой…
***
Вскоре меня снова определили на хутор пасти телят и овец. Из всех животных овца — самая глупая. Даже рассказывать про них не хочу — пришлось с ними набегаться!
Потом опять в работники устроился. У нового моего хозяина было три лошади. Как-то на Пасху, разговевшись по обычаю, позвал меня хозяин во двор, дал мне уздечку и приказал надеть её коню на голову. Сам же остался наблюдать на крыльце. Я начал осторожно подходить к животному, а конь как попрёт на меня! Хорошо, что старик вовремя успел хлестнуть жеребца кнутом, а то на этом бы моя биография запросто могла и закончиться.
Работы у старика в хозяйстве много было. Особенно по весне. Бывало, целыми днями навоз на огороды на тележке возил. Мне нагрузят полную тачку, я оттащу, отгружу и обратно. Так и жил.
***
Когда умерла мама, мне едва исполнилось одиннадцать лет. Молодая была, всего сорок два года. А прежде в поисках лучшей доли ушёл на заработки мой отец. То в деревне
Взял меня на попечение мой старший брат Иван. Он трудился на угольной шахте в Донбассе. После похорон матери Иван продал всё наше имущество — три паршивые овцы, раздал долги и увёз меня в Донбасс.
***
Дорога в Донбасс стала первым моим большим путешествием. Я ведь раньше дальше Жиздры никуда и не ездил…
Помню, как остановились на одной из станций, вышли прогуляться. Леса нет, всё
Ведь это только в 1959 году Никита Хрущёв побывал в Америке и решил повсеместно выращивать кукурузу. А прежде о «царице полей» многие даже и не слышали.
***
Приехали мы с братом на шахту. Жить негде. Он ведь, когда за мной поехал и работу, и жильё потерял. Зашли в обычную хатёнку и попросились пожить. Хозяин строго спросил: «Не курите?» Ответили, что не курим, и он пустил нас жить в сарай.
Безработных в те времена много было. Только через две недели брат нашёл место на шахте Новобутовка Макеевского района, куда мы и переехали. Зарплата у Ивана была 70 рублей. Большие по тем временам деньги.
***
Детям в шахте делать нечего, вот я и болтался без дела по округе. Как-то раз забрёл в Макеевку, целый день гулял по городу, и только когда стало темнеть, отправился домой. Ночи там тёмные, дороги путаные, вот я и заблудился. Снова вернулся в Макеевку, увидел большой дом, двери которого оказались незапертыми. Стараясь не разбудить хозяев, вошёл внутрь. В доме была сооружена какая-то будка, я забрался в неё и спокойно заснул.
Проснулся от того, что посреди ночи меня начал будить парень лет восемнадцати. Я ему подробно рассказал, как очутился в их доме. Он головой покачал и говорит: «Пойдём, я отведу тебя туда, где ты будешь спать». И повёл меня к церкви. Огорожена она была высоким забором, одна доска держалась на одном гвозде, и её можно было легко отодвинуть и пробраться на территорию церкви. Парень показал мне это место и ушёл. Когда я пробирался на церковный двор в темноте, то нащупал пальцами какие-то бугорки. Подумал, наверное, кочки земляные или
В милиции я пробыл до утра. Потом стали разбираться, откуда сам, чем занимаюсь, отвели в райисполком, а потом ещё в какую-то организацию, детпом кажется. Заполнили какие-то документы, выдали мне десять рублей на питание и отпустили с миром. А ещё сказали, чтобы через месяц снова пришёл десять рублей получать.
***
Вскоре сотрудники детпома определили меня помощником в фотоателье к немцу Генриху Христиановичу. Было ему сорок два года, а жене — двадцать два. Первая его супруга умерла. Как-то заказала себе в аптеке лекарство, аптекарь перепутал склянки и случайно прислал ей какую-то отраву. Она выпила и очень быстро скончалась. Генрих Христианович помаялся немножко и женился на молодой. Воспитывали они двоих детей: сына Петьку моего возраста и девочку помладше. Петька ногами маялся. Когда маленький совсем был, набегался, разогрелся и на камень холодный сел. С тех пор ходил с костылями. Я вот думаю, на кой-чёрт ещё я этому немцу был нужен?
За своё попечительство они получали десять рублей. Генрих Христианович ретушировать меня учил, но всё больше за водой я бегал. Водопровода в городе не было и приходилось ходить с ведром на водопроводную башню. Там сидела женщина и продавала воду: по копейке за ведро. Иногда с хозяйкой на базар ходил. Шустрая была бабёнка! Бежит по рынку, товары выбирает, тут пощупает, там попробует, а я сзади сумки несу. Неплохо жили они со своей фотографией, дом новенький построили… Правда, в 1929 году пришлось им уехать, слишком сильно власти стали прижимать.
Помню, в Макеевке был большущий частный магазин. Разросся он во времена НЭПа, товаров в нём много было, торговля хорошо шла, хозяин богател. Когда НЭП свернули, то раскулачивать хозяина магазина не стали — душили налогом. Он первый раз уплатил, второй, третий, а потом повесился. Вот так ликвидировали частную собственность…
***
Брат мой Василий тоже на шахты перебрался. Кем работал, не знаю, но жил в общежитии. Пришёл я
Багажа у нас никакого не было, денег тоже. Так и пришли на станцию. Шестеро нас было. Прицепились к товарному поезду и поехали. Чтобы бесплатно на поездах путешествовать, нужно сноровку иметь. Передвигаться можно на подножке или под вагонами — на тягу ляжешь и пошёл! Правда, без привычки не знаешь, как правильно на тягу эту залезть. Если ляжешь лицом по направлению движения, весь чёрный от пыли будешь. Иногда под вагонами были обустроены ящики для собак. Бывало, собаку на станции выгонишь, сам заберёшься в ящик и… путешествуешь с комфортом!
***
В Москву приехали на Пасху. Пошли в первую попавшуюся церковь и стали на паперти вместе с нищими — вдруг на обед пригласят. Старших ребят растаскали, а нас с братом не забрали. Пришлось снова по домам побираться.
Вскоре наша шестёрка распалась: один в Сибирь уехал на родину, другой — на Кавказ, потом и остальные разбежались. Остался я один и решил пешком продвигаться в Ленинград. По дороге милостыню просил, иногда сам на хлеб зарабатывал — в основном огороды перекапывал. Только до города на Неве я так и не дошёл, вернулся на поездах в Донбасс.
***
Несовершеннолетних в шахту не брали, устроился на погрузку отходов угольного производства на поверхности. Работали там в основном женщины, и я среди них. Бабы почему-то прозвали меня Андрюшкой. Да мне всё равно.
Потом лампоносом работал. Уже непосредственно в шахтах. В обязанности лампоноса входило развешивать светильники по штреку (подземному коридору), чтобы тому же откатчику мало-мальски было видно дорогу, по которой вывозили добытый уголь. Лампонос за смену переносил не один десяток ламп. По ходу движения я их подправлял, чтобы не затухли, и следил за исправностью. Лампы обязательно запломбированы были — чтобы шахтёры под землёй не курили. Опасно!
Через некоторое время взяли меня учеником электромонт ёра. Так потихоньку начал постигать профессию. Жил в общежитии. Пришло время моим соседям по комнате служить в армии: один ушёл, второй, третий… Я самый младший был, скучно стало без товарищей, пошёл добровольцем в кавалерию.
Только кавалерист из меня плохой получился, поэтому и отправили на конюшни — ухаживать за двумя лошадьми. Работа эта была несложная: встать в шесть утра, покормить и почистить лошадей, убрать в стойле, а вечером солому постелить.
Служба в армии спасла меня от страшного голода 1933 года. Красноармейцев хлебом и похлёбкой ежедневно кормили, а население, особенно бедняки, от голода умирали…
После демобилизации я снова устроился работать электромонтёром на шахте.
***
В Брянск я попал совершенно случайно, а остался в этом городе… из-за рваных штанов! С одним украинцем решили мы в 1935 году поехать в Россию. Вначале до Клинцов добрались, но там работы не нашлось, и мы отправились в Брянск. По объявлению устроились на завод, который нынче называется «Брянский арсенал»: Васю направили в электроцех, меня на телефонную станцию. Жили в бараках, разделённых напополам перегородкой. В каждой комнате — по восемнадцать человек.
Товарищ мой месяц поработал, а потом получил грозное письмо от отца и засобирался на родину. Оказалось, у него на Украине осталась молодая жена с ребёнком на руках. Собрали мы свои скромные пожитки и пошли на вокзал. А я к тому времени с первой получки брюки новые купил, по дороге за
***
Моя будущая супруга Дуня, с которой я вскоре познакомился, работала на фабрике. Девушка была такой же бедной, как и я. Свадьбу не играли, просто расписались и начали вместе жить.
Поначалу снимали комнату с низкими потолками — за сорок рублей. Комнатуха такая маленькая была, что я мог дотянуться до двери, не вставая с кровати. Зимой, бывало, хату натопишь: вверху, как в бане, а внизу — ноги мёрзнут. Посоветовался с мужиками на заводе, и мне подсказали разобрать стену и посмотреть, из чего она сделана. Оказалось, что жили мы в землянке. Начальник посоветовал мне взять ведро без дна, засунуть внутрь лампочку на один киловатт и прогреть таким образом стену. Я последовал совету, и мы с Дуней кое-как перезимовали.
В школе я не учился, образование получил на трёхгодичных курсах мастеров. Это
Был у нас на курсах преподаватель по политике, а я в этом деле немножко разбирался. Однажды возник у нас спор по поводу биографии Карла Маркса. Я говорю: «Он был женат на дочери министра. И ничего в этом нет плохого». Преподаватель отвечает: «Нет, он был женат на бедной!» Я рассердился: «Причём тут бедность и партийность!» Пошли к завучу, и тот подтвердил мою версию.
Через некоторое время этого преподавателя назначили начальником ЖКО, а у нас уже первенец Юрка родился. Встретил я своего оппонента по марксизму и говорю: «Приходи посмотреть, в каких условиях мы живём». Он пришёл, долго матерился, а на следующий день пошёл к директору и выпросил нам комнату в общежитии.
Дали нам восемнадцать метров на втором этаже. В доме было паровое отопление, кухня одна на всех. В соседней с нами комнате жил главный бухгалтер завода с женой, тут же вдова председателя завкома с четырьмя детьми. Вот такая демократия. Дом наш располагался за драмтеатром, на завод ходили пешком. Кстати, именно главбух показал мне самую короткую дорогу от дома до работы.
***
Однажды летом в 1941 году мы всем заводом выехали на природу в лес, а когда возвращались, люди на вокзале сказали, что началась война. Немцы наступали очень быстро, предстояло срочно эвакуировать завод. Для эвакуации предприятия был выбран городишко Усть-Катав в Челябинской области.
Основное оборудование сразу увезли, а меня и ещё нескольких ребят оставили на заводе — демонтировать остатки оборудования и отправлять по мере возможности в Усть-Катав.
Ещё одно тайное задание мы получили — толочь взрывчатку и минировать заводские дома и котельные. К октябрю 1941 года все объекты были заминированы, шнуры проложены и оставалось только зажечь спичку…
Когда начали бомбить город, Дуня моя уехала в деревню Тросна к родственникам. Правда, в наш дом ни один снаряд не попал, бомбили в основном Брянск I.
***
Взорвать заминированные объекты мы не успели: по приказу начальства срочно покинули город. В нашем распоряжении было две машины: легковая и полуторка, которая работала на дровах. Из оружия — французские винтовки и пистолет у Коли-шофёра.
По дороге из города в районе Полпинки встретились с Дмитрием Ефимовичем Кравцовым — организатором Брянского городского партизанского отряда. Узнал его мой товарищ, вроде как главный среди нас, Фёдор Москвитин. Он подошёл к командиру, документы показал и спросил, что делать: в Усть-Катав ехать или остаться в Брянске. Дмитрий Ефимович внимательно изучил документы и сказал: «Поезжайте на Урал, вы там нужны».
Помню, что в тот день, 6 ноября, пошёл снег, и машины кое-как уползали по расквашенным дорогам из города, которому совсем скоро предстояло быть оккупированным фашистами.
***
До Тулы ехали на машинах, затем поездом до Москвы и уже оттуда в Усть-Катав. В этом небольшом уральском городке нас расселили по хозяйским домам. Заводчане работали по двенадцать часов, практически без выходных. Рабочие изготавливали пушки и испытывали их, стреляя в сторону гор.
На заводе трудилось более 7 тысяч человек. Во всех цехах была установлена сигнализация. В случае пожарной тревоги сигнал поступал к телефонистке, и она сообщала о происшествии пожарным. Я же обслуживал все эти линии связи.
***
Зимы на Урале очень холодные, бывали морозы и под минус пятьдесят! Начальник связи выпросил дня нашей бригады ватные брюки и фуфайки на время основных монтажных работ. Когда мы закончили прокладывать линию, начальник потребовал «форму» обратно — взял-то он её под расписку. Все сдали, кроме Брони Верняковского. Начальник завёл его в подсобку, нож вытащил, пуговицы все разом срезал и выбежал наш Броня в одной рубахе. Через три дня Броня «полетел» в армию.
Когда закончилась война, в Усть-Катав вместе с двумя нашими детьми приехала моя Дуня. На заводе мне выдали кредит в три тысячи рублей, при условии чтоя должен буду отработать три года без расчёта. На эти деньги мы купили немецкую швейную машинку, и Дуня подрабатывала шитьём на дому.
Так бы и остались мы жить на Урале, но врачи настоятельно порекомендовали мне сменить климат. В 1960 году с женой и тремя сыновьями я вернулся в Брянск и устроился электромонтёром на родной завод. В общей сложности на «Брянском арсенале» проработал 65 лет. А ещё некоторое время трудился председателем комиссии по охране труда в завкоме и бригадиром слесарей во Дворце спорта, ныне бассейне «Динамо».
***
Я всегда любил и сейчас люблю, когда вокруг много людей. Поэтому до сих пор предпочитаю, несмотря на свой вековой юбилей, прогуляться по центральным площадям и улицам Брянска. Сам за продуктами хожу, как бы сын ни уговаривал. На даче помидоры с огурцами сажаю, по лестнице на четвёртый этаж ежедневно поднимаюсь… А ведь мой тесть до восьмидесяти лет проверял себя, раз в месяц забираясь пешком с набережной на Покровскую гору. Говорил, когда не смогу одолеть гору, тогда пойму, что пришла старость.
***
Физически я своего долголетия не ощущаю. Правда, ноги частенько отекают и иногда могу сознание на секунду потерять. Да и глухой совсем стал. Так что можете мне запросто секреты свои рассказывать — не растреплю!
Долголетие чувствуется на уровне сердца, когда теряешь близких людей. Давно ушла из жизни моя Дуня, погиб сын Юрий, нет в живых моих братьев… Такая вот расплата.
Знаете, никогда не знаешь, где семя прорастёт и что для этого нужно. Лет тридцать назад, а то и больше прив ёз я из Сочи семена пальмы. Знакомым раздал — ни у кого не выросла. Только у меня росточек пустила, а за тридцать лет так вымахала, что даже в потолок упирается. И каждый год цветёт…
Александра САВЕЛЬКИНА.
Фото Геннадия САМОХВАЛОВА и из личного архива Никиты Степановича ПЕТРОВА.
Редакция «Брянской ТЕМЫ» выражает огромную благодарность за помощь в подготовке этой статьи председателю Брянского городского совета ветеранов войны и труда, Вооружённых сил и правоохранительных органов Василию Давыдовичу Афонченко.
2730
Добавить комментарий