Война в счастливой деревеньке
В сентябре 1943 года советские войска освободили от немецких оккупантов родную деревню Василия Афонченко, а спустя долгие годы он сам встал на защиту своих освободителей, возглавив Брянский городской совет ветеранов войны и труда, Вооружённых сил и правоохранительных органов. Своей историей войны и мира Василий Давыдович поделился с «Брянской ТЕМОЙ».
На правом берегу реки со странным названием Пёс, что в Жирятинском районе, есть небольшая деревенька Санники. Долгие годы этого населённого пункта не было ни на одной административной карте России. Старики частенько повторяли, что деревня построена на счастливом месте. Вот там я и родился в 1929 году.
Во времена моего детства население Санников насчитывало, как было принято говорить, семьдесят семь дворов. Для сравнения: согласно данным последней переписи населения, к 2010 году в нашей деревне осталось всего восемнадцать человек. Страшно подумать, что пройдёт совсем немного времени и моя малая родина снова исчезнет со всех карт…
А тогда мы, босоногие пацаны, были уверены, что нет на земле места лучше наших Санников. Так учили нас родители. Деревенька наша располагалась вдали от основных шоссейных дорог и железнодорожных путей сообщения. Из транспорта — один трактор и целый табун колхозных лошадей. Зимой передвигались на санях, летом на телегах. Грязи полно было — в межсезонье не проехать. Но нас это совершенно не беспокоило, была уверенность, что вся страна так живёт, весь мир, вся Земля!
***
О войне деревенские старики заговорили ещё в 1939 году, когда Германия вторглась на территорию Польши. В нашу тихую размеренную жизнь потихоньку начали заползать тревожные слухи о трагедии, происходившей в Восточной Европе.
Бывало, на собраниях в клубе старики пугали нас: «Вот придут немцы, черти рогатые, и всех нас поколют!» До сих пор помню рисунок на одном из пропагандистских плакатов: на нём и правда немцы были изображены с козлиными рогами.
Весной 1941 года возле каждого деревянного колодца в нашей деревне уже стоял охранник из числа местных жителей: боялись, что придут диверсанты и подбросят какую-нибудь отраву.
***
Немцы пришли в деревню в августе 1941 года. Именно пешком: техника не смогла проехать по нашим ухабистым дорогам. Кажется, только один мотоцикл у них был, с люлькой.
Как только началась Великая Отечественная война, практически всех мужиков из Санников забрали на фронт. Остался только председатель колхоза, который должен был угнать скот до прихода немцев, а также старики, женщины и дети. Над деревней периодически пролетали немецкие самолёты, но не бомбили. Деды сразу же отправили всех нас копать огромный ров за деревней. Многие из них участвовали ещё в Первой мировой войне и не понаслышке знали о коварстве и хитрости немцев-завоевателей.
Ров был выкопан со стороны соседнего села Ишово, в нём спрятались все оставшиеся жители деревни. Но немцы пришли с другой стороны и фактически захватили нас с тыла. Просто однажды утром мы проснулись и увидели на краю окопа немцев. Я спросил: «Мама, а где же у них роги?» На что она тихо ответила: «Наши, сынок, посбивали…» При этом никто из нас не знал, чего ожидать от захватчиков, а до «сбивания рогов» оставалось ещё долгих четыре года…
Немцы начали отдавать приказы на своём лающем языке. Тогда из окопа вылез наш сосед: в Первую мировую он попал в германский плен и немного понимал по-немецки. Потом он рассказывал, что захватчиков интересовала информация, где в округе могут скрываться советские воины. Дед ответил, что ему это не известно.
***
С того момента река Пёс на время превратилась в своеобразный рубеж: в нашей и соседних деревнях обосновались немцы, а на противоположном берегу держали свои укрепления советские солдаты. В первый же день оккупанты собрали всех возле клуба и через переводчика приказали покинуть деревню на время боёв. В противном случае — расстрел. При этом нам разрешили взять лошадей, коров, телеги, продукты, вещи, а в случае затишья даже позволили приезжать в свои хаты. Немцы, в свою очередь, пообещали не мародёрствовать. Что ж, мы привязали корову к телеге и ушли в другую деревню, также занятую немцами.
***
Через пару недель меня и ещё нескольких мальчишек отправили за продуктами в Санники. На колхозных лошадях мы проехали около пяти километров.
На окраине деревни росла высокая конопля, мы проскакали её без остановок, ощущая босыми ногами обжигающие прикосновения высоких, подсыхающих уже стеблей, и, не сбавляя хода, ворвались в деревню. Что тут началось! Со всех сторон набежали немцы с автоматами, направили на нас оружие. Они подумали, что это партизаны решили совершить дерзкое нападение средь бела дня.
Мы спешились. Немцы обыскали нас, а переводчик объяснил, что это местные ребята, мол, приехали за продуктами.
Когда мы собрали всё необходимое, переводчик пригласил нас в одну из хат. Во дворе стояли большие ёмкости, до краёв наполненные водой. «Мойте ноги»,— сказал наш проводник. Мы, ни слова не говоря, по очереди смыли грязь с босых ног. «Вытирайте»,— поступил следующий приказ, после которого переводчик протянул нам какие-то тряпки. И это указание мы выполнили. «Заходите»,— заключил он наконец.
Посреди обычной деревенской комнаты стоял богато накрытый стол. Мы такого в жизни никогда не видывали: сдобные булочки, шоколадное масло, печенье. А у нас в деревне белый хлеб пекли только лишь раз в год — на Пасху.
Я осторожно взял нож со стола и попытался аккуратно намазать масло на кусок булки, но у меня ничего не получилось — только крошки посыпались. Тогда немец, который стоял позади меня, забрал нож и булку, сам наворочал сначала сливочного масла, а потом и толстенный слой шоколадного. Такую вкуснятину я ел первый раз в жизни! После этого случая я начал думать, что немецкий переводчик — русский шпион, заранее засланный в тыл врага.
Когда советские войска сдали свои позиции на противоположном берегу реки, мы снова переехали жить в Санники.
***
С немцами мы сосуществовали мирно. Единственное, что удивляло, так это их отношение к свиньям. Они почему-то поубивали всех деревенских синей, вырезали печень и бросили туши гнить и распространять зловонный запах на лугу близ Санников.
***
Восьмого мая 42-го года возле колодца на главной улице деревни Санники появились партизанские листовки. В них сообщалось, что «местная патриотическая организация в честь праздника 1 Мая водрузила красное знамя на немецкую комендатуру». Далее перечислялись имена «членов» этой организации и моё в том числе. Листовки были написаны обычным грифельным карандашом на линованной тетрадной бумаге. Когда мама увидела их у колодца, собрала все, которые смогла найти, и быстро вернулась домой. Мама плакала также сильно, как и в тот самый день, когда на фронт провожала нашего отца. «Что ты наделал?! — повторяла она сквозь слёзы.— Нас всех теперь расстреляют. И меня, и тебя, и братьев твоих — всех!»
Спустя много лет советские газеты писали об этом происшествии, как о героическом подвиге. Кто-то из журналистов даже заметил, что если бы всё-таки расстреляли, то у меня были все шансы стать одним из пионеров-героев, но мне повезло…
А дело было так. Ровно за неделю до появления листовок мы с ребятами играли в Чапая. С прутиками вместо шашек и палками вместо коней мы, наподобие красногвардейцев, брали штурмом какой-нибудь объект. И, так случилось, что Первого мая мы «взяли» здание немецкой комендатуры, располагавшееся в местном клубе, и водрузили на него красное «знамя» — обычный кусок ткани. Врать не стану — нам было всё равно, где играть и что завоёвывать. Только немцам наша игра пришлась не по вкусу…
На мотоцикле подъехали два солдата. Один остался в стороне, второй снял автомат с плеча и встал у стены. По телу побежали мурашки, изнутри обдало холодом. Сейчас я понимаю, что достаточно было всего одной команды старшего, и нас могли расстрелять. В дело вовремя вмешался переводчик. Он о чём-то поговорил с немцами, потом обратился к нам со словами: «Кто это сделал?» Отвечаю: «Я». Он продолжил: «Покажи как?» Я босыми ногами взобрался по доскам, лежавшим возле стены, поближе к крыше и дотянулся до знамени. Оно висело на самом краешке крыши. «Немедленно сними»,— поступил приказ, и я подчинился.
На этом бы всё и закончилось, но мамин двоюродный брат был партизаном. Он частенько приходил к нам во время оккупации, и люди знали о цели его визитов. Возможно, дядя и указал наши фамилии в листовках…
***
В период оккупации ни один человек из деревни Санники не был расстрелян, ни одна хата не сгорела. А вот соседним деревням повезло меньше: отступают наши — горят, немцы бегут — снова пожары. Крыши-то у нас в основном соломенные были: одна загорится — и прощай вся деревня. А Санники устояли, недаром говорят, что они на счастливом месте построены.
Да и немцы бесчинств особенных в наших глухих краях не творили. Даже школа немецкая работала в Воробейне, но мы с братьями не учились. Мать сказала: «Вот закончится война, тогда и пойдёте в школу». Такая была уверенность в победе!
А ещё был случай: доила мама корову, подошёл к ней немец, протянул котелок, мол, «мамка, млеко». И тут мы выбегаем втроём — я и два брата. Он посмотрел, что киндеры в доме, развернулся и ушёл.
Намного позднее в 1973 году, когда я уже работал в профсоюзе строителей, меня направили на конференцию в ГДР. В разговоре с немцами я вспомнил этот случай. Одним из моих собеседников был бывший военный, по-нашему полковник, воевавший под Москвой, Сталинградом, Курском. Он меня поправил: «Не все немцы такие, много зла было совершено на вашей земле», и пояснил, что вначале шли передовые части, которые просто выполняли приказы командования, а бесчинства творили гестаповцы, подразделения наподобие нашего КГБ. Война есть война.
Два года Брянская земля переживала чёрную ночь фашистской оккупации. За это время фашистами и их прислужниками было расстреляно, сожжено и замучено более 75 тысяч мирных жителей, в том числе почти 4,7 тысячи детей, свыше 150 тысяч человек гитлеровцы угнали в Германию.
***
Когда 17 сентября советские войска освободили Брянск, победа стала ощущаться на физиологическом уровне: она витала в воздухе! Мы знали, что скоро придут наши и всё закончится. Да, нас не расстреливали и не терзали оккупанты, не забирали последнее и не заставляли на себя работать. Но каково жить птице в клетке, дверца которой открыта и туда постоянно заглядывает кот: одно неловкое движение — и только пёрышки полетят…
И вот в один прекрасный день мы заметили, как мимо деревни бегут немцы. Старики вновь посоветовали вырыть ров. Мы спрятались в нём и даже коров в этот раз с собой забрали. Два дня не высовывались, пока в небе не показались пять самолётов… с красными звёздами! Четыре пролетели мимо, а один сделал круг над деревней и будто помахал крылом!
Санники начали готовиться к встрече освободителей. Первой пришла разведка — десять солдат с автоматами. Они прошли по деревне, и я почему-то побежал за ними вслед. Один солдат обернулся, погладил меня по голове и даже на две минутки дал подержать автомат. Я был на седьмом небе от счастья, а он лишь сказал: «Не стремись на фронт, сынок, это очень страшно…» Было это 20 сентября 1943 года.
***
При фашистах старостой в Санниках был назначен председатель колхоза, Зайчонок, как называли его в деревне. Служил он фашистам вместе со своим помощником и полицаем, тоже из числа местных жителей, но, никому они не причиняли вреда. Когда пришли наши, они были арестованы. Деды стали защищать своих односельчан, тогда решено было устроить общий совет. Вся деревня собралась возле клуба, судили предателей. Военные пообещали: «Как решите, так и будет».
Почему-то все хотели узнать мнение моей матери Ольги Павловны. Возможно, из-за её связи с партизанскими отрядами. «Пускай идут воевать, как наши мужики»,— резко произнесла она в ответ. Сказано — сделано.
Староста вернулся через полгода, в бою ему оторвало ногу. Полицай вернулся в конце войны и уехал на Донбасс — стыдно было оставаться в родной деревне. Помощник старосты погиб на фронте.
***
Почти целый год мы думали, что и наш отец погиб. Надежды на чудесное спасение не было — пришла похоронка. И вдруг в 1945 году стали возвращаться с Победой мужики в деревни, и
Он мало рассказывал о войне, но один случай всё-таки приберегал для разговоров с сыновьями. Шёл бой. Пехотинцы вели наблюдение из окопа. Было очень жарко, и хотелось пить. Кругом то и дело взрывались снаряды. «Хоть напьюсь перед смертью»,— сказал мой отец и пополз под бомбёжкой к лощине, где виднелась маленькая лужица. Папа напился воды, зачерпнул полный котелок и только собрался поворачивать назад, как вдруг услышал оглушающий взрыв — совсем рядом. Он оглянулся и понял, что в окоп попал снаряд и все его товарищи погибли. На фронте погибли два его родных брата, Алексей и Василий, и почти все двоюродные братья…
***
Молодые люди моего поколения стремились служить в армии. К сожалению, многие ребята пострадали от мин и патронов, взрывавшихся уже в мирное время. Помню даже, как наши старики огородили целое поле и поставили табличку «Мины». Одному моему знакомому оторвало три пальца на руке. Рана зажила, но он искренне сожалел, что не годен к службе в армии.
Пришла пора и мне служить. Призывников моего года в Санниках было около двадцати человек, но в военкомат вызвали только семерых. Пятнадцать километров шли мы пешком до военкомата в Жирятино. С нами побеседовали, но на службу призвали только троих. Отчётливо помню эту дату — 8 августа 1949 года, когда меня отправили на пять лет служить в Военно-морской флот. А я и моря-то отродясь не видел!
Призывников провожали всей деревней с песнями под гармонь и цветами. Потом была долгая дорога до Калининграда в товарных вагонах, устланных соломой. Конечная остановка — Мамоново, приграничный с Польшей город районного подчинения в Калининградской области. На очередной комиссии военное начальство поинтересовалось, по какой специальности хочу служить. Ответил: «По какой Родина прикажет!»
Так меня назначили артэлектриком МПУАЗО (морских приборов управления артиллерией зенитного огня) и после обучающего курса отправили на Северный флот. Там, на эскадренном миноносце «Отменный», прошла вся моя служба.
***
Служба у меня получилась хорошая, сослуживцы были в основном из крупных городов: Москвы, Ленинграда, Киева. У них я многому научился в плане общения, культуры, воспитания. А что говорить, когда я впервые увидел обычную электрическую лампочку, то решил, будто она работает на керосине. Мне тогда лет шесть было, мы с отцом поехали к его дяде в столицу. Я спросил у его сыновей, как работает лампочка. Ребята говорят: «Сейчас покажем!» Один встал на стул и протянул зажжённую спичку к лампе накаливания, второй тихонечко щёлкнул выключателем. Лампочка загорелась! А я стоял, разинув рот. Потом дождался, когда все уйдут, и принялся тренироваться — на табурете со спичками. Хорошо хоть квартиру не спалил! А вообще многому по жизни пришлось поучиться…
***
Война не прошла бесследно, её эхо преследовало нас повсюду. И это не просто донные или плавающие мины в северных морях, которые мы взрывали, не просто оставленные по всей европейской части России минные поля. Это большой период в жизни каждого из нас. Например, прежде чем принять меня в партию, командир корабля запросил мою характеристику в Жирятинском военкомате. И если бы там написали: «Возил молоко немцам» (чего я не делал!) или «Будучи двенадцатилетним мальчуганом, брал конфетки у немецких оккупантов» (бывало), моё будущее было бы решено. К счастью, рекомендацию мне дали хорошую, и я получил заветный партийный билет и звание коммуниста!
***
Минуло три с половиной года службы, когда зам-полит части предложил мне продолжить обучение в ленинградском военно-морском училище. Для них я был самой подходящей кандидатурой: деревенский паренёк, хорошо знающий тонкости службы на флоте. Но я отказался, не хотелось до самой пенсии скитаться по северным холодным морям.
Отслужив положенные пять лет, я вернулся в Брянск, окончил строительный техникум, затем Высшую проф-союзную школу в Москве, долгие годы работал председателем обкома профсоюза рабочих, строительства и промстройматериалов.
Профессия моя определилась ещё в юношеские годы, когда мой двоюродный дядя вместо практики в колхозе отправил меня на строительство МТС в Воробейне. Тогда же мне сделали первую запись в трудовой книжке — «каменщик», и выдали первую заработную плату — 40 рублей наличными! Это притом, что в колхозе вся деревня работала за трудодни.
В Брянске я женился, здесь родились два моих сына. Со своей будущей супругой я познакомился в вечерней школе, куда поступил, чтобы повторить забытую за время службы школьную программу. Мы учились в разных классах, и она будто бы меня не замечала. А потом однажды я отправился на вечерний сеанс в кинотеатр «Октябрь». Погода была плохая, а очередь — длиннющая. И я увидел, что Люба стоит возле кассы. Я протолкнулся сквозь толпу, набрался смелости и попросил: «Не возьмёте мне билетик?» И она взяла. На свою голову…
***
По долгу службы я много путешествовал. Был на Цейлоне и на Мальте, в Индии, Испании и Италии, по нескольку раз в социалистических странах.
После выхода на пенсию несколько лет работал начальником строительного отдела в проектном институте, а в настоящее время возглавляю Городской совет ветеранов войны и труда, Вооружённых сил и правоохранительных органов.
Вопросы приходится решать разные. Назову лишь несколько примеров. Были случаи, когда приходилось искать деньги на протезы или устраивать наших ветеранов на лечение в госпиталь. Или недавно ко мне обратилась ветеран войны из посёлка Радица-Крыловка. Муж её умер, детей нет, осталась совсем одна. В последнее время стала протекать крыша её старенького домика. Но не вся, а только в одном углу. Самой отремонтировать у пожилой женщины нет возможности, а комиссия признала жильё годным для проживания. Ветеран плачет: «Как же я дальше так жить буду!» Поехали разбираться. В администрации сельского поселения мне заявили: «Она сказала, вся крыша течёт. Мы проверили — крыша цела. Только в одном месте прохудилась. Надо было правильно проблему формулировать». Так постойте! Неужели жалко для ветерана войны девять листов шифера, чтобы не нужно было придираться к формулировкам?! Крышу ветерану отремонтировали.
Также из-за неправильной «формулировки» отказали в предоставлении жилья партизанке из Советского района. Комиссия указала в заключении, что у неё в доме — новая ванна, установлены пластиковые окна и хорошие двери. А о разваливающемся фундаменте — ни слова! «Как же так,— возмущался я в администрации.— А если она шубу норковую повесит, это тоже будет значить, что её дом в хорошем состоянии?» После долгих разбирательств вопрос был решён положительно. И очень хотелось бы, чтобы подобное повторялось как можно реже.
Пользуясь случаем, хочу сказать: низкий поклон вам, уважаемые ветераны, за ратные и трудовые подвиги, во многом определившие исторический путь Брянска — города воинской славы! Всей своей жизнью мы обязаны вам!
С праздником вас, дорогие земляки!
Александра САВЕЛЬКИНА
Фото Геннадия САМОХВАЛОВА
и из личного архива Василия АФОНЧЕНКО
3461
Добавить комментарий