Павел Ерёмин: «Верю, что и через 100 лет будут праздновать 9 мая…»
Ветерану Великой Отечественной войны Павлу Ерёмину недавно исполнилось 95 лет. «Секретов долголетия я вам не скажу, потому как и сам их не знаю,— улыбается бежицкий долгожитель. — Курить бросил сразу же после Финской кампании, ранения в Отечественную оказались не смертельными, бандитам после войны убить меня не удалось. Живём!» Про себя и про людей, про войну и мир Павел Михайлович рассказал «Брянской ТЕМЕ».
Бывшее Советское государство всего на год старше меня. Родился я в 1918 году в крестьянской семье, жившей в то время в селении Плюсково Трубчевского района. Вскоре после моего рождения бабушка по материнской линии осталась одна, и мы переехали в её дом в Рябчёвске. Детей в семье было четверо: три брата и сестричка; старший — с 1913 года, младший — с 1931-го.
Жили просто, по-деревенски. Шубёнки на нас были из овчины, выделанной нашим отцом и пошитые бродячими мастерами. Те мастера ходили группкой из одной деревни в другую, обосновывались на несколько дней в домах своих заказчиков и обшивали зараз всю семью.
Лапти я носил до восьми лет. А потом однажды учительница, на тот момент единственная в школе, сказала: «Детки, хватит вам в лаптях ходить, снимать их надо». Взамен выдали нам кожаные ботиночки, которые доставила в деревню местная кооперация. Потом так же сказали: «Детки, шубёнки — одежда негодная. Надо носить пальто». И также через потребкооперацию родители справили мне пальтишко. Тогда же улучшилось и питание — в школе оборудовали столовую, наняли женщину, которая готовила для нас еду.
***
Окончив семь классов ШКМ (школы колхозной молодёжи), я решил отправиться в Брянск. Собрал сумочку и в компании двух своих друзей двинулся в путь.
В Брянске мы попробовали поступить в строительный техникум, но
И уже через три года в родную рябчёвскую школу прислали учительствовать пятеро ребят. В том числе и меня. Школа наша располагалась в бывшем домике священника, выстроенном
К слову, окончив техникум, я взялся обучать грамоте и своих родителей. Оба они прежде не умели толком ни читать, ни писать.
***
Так проработал ровно год — в 1939-м меня призвали в армию. Служить в те времена полагалось четыре года, но растянулась эта служба на целых восемь лет…
Помню, как привезли нас, новобранцев, в Кронштадт и сказали: «Будете теперь морскими пехотинцами». Переоделись мы в военно-морскую форму, приступили к обучению.
В то время шла Финская кампания — вооружённый конфликт между СССР и Финляндией в период с 30 ноября 1939 года по 13 марта 1940 года. Согласно заявлениям советской стороны, целью СССР было добиться военным путём того, чего не удалось сделать мирным: обеспечить безопасность Ленинграда. Город находился в опасной близости от границы, и в случае начала войны (в которой Финляндия была готова предоставить свою территорию врагам СССР в качестве плацдарма) он неминуемо был бы захвачен. В феврале 1940 года всех нас поставили на лыжи: когда наши части наступали на Карельском перешейке, мы двигались навстречу врагу со стороны Финского залива. Но повоевать особенно не удалось: компания закончилась подписанием мирного договора.
В марте всю нашу часть расселили по финским хуторам, где мы и прожили до июня. Затем поступил приказ погрузиться на корабли: некоторое время мы участвовали в присоединении прибалтийских республик к Советскому Союзу, а потом нас перебросили на остров Гогланд, расположенный в Финском заливе в 180 километрах к западу от Санкт-Петербурга и в 120 километрах к юго-западу от Выборга. Там стояла часть подводных лодок, береговая охрана и наша морская пехота.
О том, что скоро начнётся война, мы поняли, когда над маленьким островом пролетела первая немецкая «рама» — двухмоторный двухбалочный разведывательный самолёт. А потом наши войска начали отступать. Тогда же перед нами открылся весь кошмар войны: фашисты не щадили даже те корабли, на которых были изображены красные кресты.
В сентябре 1941 года, когда немцы заняли посёлок Синявино, удерживать нас на острове не было никакой возможности, на семи эсминцах ночью мы покинули Гогланд. Нас перебросили в Ораниенбаум, затем переформировали и отправили защищать ближайшие подступы к Ленинграду в районе Красного Села.
Я был младшим политруком. Моей задачей было докладывать начальству обстановку, следить за настроениями в рядах бойцов, проводить политинформацию, устраивать митинги, выпускать боевой листок и т. д. Мы говорили солдатам: враг должен быть остановлен, мы способны его остановить. Для воодушевления приводили в пример легендарный парад, организованный в 1941 году в Москве, с которого наши отцы и братья маршировали прямо на фронт.
Никто не возмущался. Никто не возражал. Бывало, старый солдат, весь израненный, еле идёт уже, но говорит: «А что же делать, деточка, война…»
***
10 ноября 1941 года я был ранен. В справке значится: множественные осколочные ранения. А произошло всё так: небольшая мина взорвалась прямо над моей головой. Справа и слева никто не пострадал, а меня осыпало градом — весь изрезан был осколочками.
20 дней меня лечили
Помню, только объявят отбой, и вдруг: «Тревога!» Все — в подвал. И так постоянно: отбой — тревога — подвал…
После ранения я попал в группу подготовки диверсантов для высадки в тыл врага. В мае 1942 нас отправили в Вологодскую область, где, тренируясь, мы провели целое лето.
Перед тем как пришла моя очередь делать первый прыжок, насмерть разбился один из парашютистов. Если честно, во мне зародился страх. Об этом узнал начальник парашютной школы и сказал: «Ну что, Ерёмин, всякое бывает, но прыгать надо…»
Осенью 1942 года нас снова перебросили в Кронштадт — мы охраняли крепость со стороны моря. Так я прослужил до 1944 года.
***
Дальнейшую мою судьбу решил случай. Однажды я зашёл к политруку и застал его за игрой в шахматы. Его оппонентом был особист части. Увидев меня в дверном проёме, особист долго и внимательно посмотрел на меня и сказал: «Ерёмин, хочешь учиться?» Отвечаю: «Товарищ полковник, как не хотеть!» Говорит: «Вот, как партию кончим, зайди ко мне».
Он рассказал мне, что война теперь приняла другой характер, что есть такая организация — Абвер — предназначенная для ведения контрразведки, шпионажа и диверсионных актов. Что с ними надо бороться. Спросил, какова судьба моих родственников. А я как раз накануне получил письмо от мамы. Она писала, что освободили Брянщину, что они вернулись в свой дом и что прежде были партизанами. Мой брат Михаил, как настоящий коммунист, собрал всю деревню и увёл в лес. Он стал начальником партизанского штаба. В 1943-м все вернулись из леса кроме отца. Как рассказали мне впоследствии, он вёз продовольствие в партизанский отряд, но на их обоз напали полицаи и всех уничтожили…
Информацию о моей семье особист проверил по своим каналам, и меня направили на обучение в Ленинград в высшую школу контрразведки ВМФ по подготовке и переподготовке оперативного состава органов Смерша.
А вот известие о Великой Победе мне суждено было встретить в Таллине, где я служил оперуполномоченным на Балтийском флоте. У нас был начальник-эстонец. По своим каналам 7 мая он узнал, что судьба фашистской Германии решена. «Война закончена», — сказал он. И уже 9 мая на улице начали стрелять из орудий, играла музыка, шапки полетели вверх.
***
Демобилизовался в 1947 году, вернулся на Брянщину. Учительствовать не хотелось, тем более что к тому времени я приобрёл совсем иную специальность, которая в большей степени мне импонировала. Всего несколь ко дней провёл я дома и поехал в Брянск. Была у меня мысль: устроиться в Комитет государственной безопасности. Но в отделе кадров сказали: «Ерёмин, надо подождать. Недавно взяли человека». А что мне ждать? Я обратился в МВД. Там отреагировали с радостью, мол, на ловца и зверь бежит: в Брянске создавался отряд по борьбе с бандитизмом, куда меня сразу же и зачислили.
Больше всего бандитов на отведённой мне территории было в Суражском и Почепском районах. Это были простые деревенские парни, которые занимались грабежом: то поросёнка уведут, то ещё
Однажды наш отряд остановился переночевать в одной из деревень. Узнав, где мы обосновались, местные бандиты подпалили хату. Хорошо, что не спал
В 1948 году предложили мне поехать в Норильск — работать в лагерях-поселениях. В них отбывали свой срок разные люди: от обычных рабочих до бывших хирургов. Помню,
В Норильске я прожил пять лет, а потом навсегда вернулся в Брянск. Здесь же встретил свою единственную любовь — Анну. Она дружила с хозяйкой квартиры, где я жил. Так и познакомились. К тому времени у неё уже был ребёнок, а с мужем-офицером Анна развелась:
***
Совсем скоро будем мы праздновать наш главный праздник — День Победы. И я верю в то, что эта традиция не умрёт ещё долгие годы. И, когда все ветераны, все мы окажемся на небесах, наши потомки всё-таки будут о нас вспоминать. Я твёрдо в это верю, как верили мы 
Александра САВЕЛЬКИНА
Фото Михаила ФЁДОРОВА и из личного архива Павла ЕРЁМИНА
3085
Добавить комментарий