Новая художественная лента нашей землячки и большого друга «Брянской ТЕМЫ» режиссёра Ларисы Садиловой «Она» получила приз-за лучший игровой фильм на XXI фестивале российского кино «Окно в Европу» в Выборге. О фильме, который снимался в Трубчевске, в программе фестиваля — самое короткое резюме: «Девушка Майя из Таджикистана приехала в Москву за счастьем, к своему возлюбленному, который сам в Москве на птичьих правах. Её глазами мы увидим мир сегодняшней России». Приведём ещё одну цитату Ларисы Садиловой, прежде чем начать интервью: «Этот фильм не о них, а о нас».

— Лариса, в вашем новом фильме «Она», рассказывающем о жизни трудовых мигрантов в России, воссоздана порой шокирующая атмосфера бытовой необустроенности, замусоренности. Чего стоят одни лужи с грязными детскими игрушками, в которых камера ловит отражения шагающих на стройку людей… Откуда всё это?

— Прежде чем начать работу над фильмом, мы побывали в реальном лагере под Мытищами, который называется «Челобитьево». Наш художник всё сфотографировал, и уже на площадке в Трубчевске мы практически с нуля в деталях воссоздали это жизненное пространство. Сохранились видеозаписи реального городка, просматривая их, я ловила себя на мысли — это же моя декорация! Но мы немного улучшили это пространство. Потому что в реальности всё гораздо страшнее…

— Человек порой оказывается в разных условиях, но мусор… его ведь на самом деле не так сложно убрать.

— Ой, слушайте, когда я смотрю передачи про какое-то ветхое жильё, которое нам показывают по телевизору в разных уголках России, где падает потолок, провалены полы, облезают обои на стенах… Я смотрю и с ужасом думаю: а можно ли вообще там жить? Нужно ли это чинить, или есть только один выход — переехать в другое место. Моё мнение такое же, как у вас: мусор можно убрать. Но если люди понимают, что это временное жильё, живут на свалке, знают, что в любой момент их могут выгнать, а хибары снести, они не воспринимают это как дом.

— Как жители Трубчевска отнеслись, что у них на окраине города выросло некое подобие гетто?

— Этот райончик был на отшибе. В принципе никто и не знал, что он там есть. И, думаю, не удивились бы. Когда снимали «Сынка», всем было в диковинку, что в их городке ведутся съёмки. Теперь, видимо, привыкли… А если и задавали вопросы, мы отшучивались: «Не волнуйтесь, мы выстраиваем Москву».

 — Трубчевск времён съёмок «Сынка» и Трубчевск, в котором снималась «Она», — уместно ли сравнение? Город, его жители меняются?

— У меня такое впечатление, что абсолютно ничего не изменилось. Когда я приезжаю в Трубчевск, вижу людей, которые давным-давно живут бедно, никакая перестройка их не коснулась, но эти люди почему-то более солнечные, чем в больших городах. Видимо, поняли, что нечего ныть, надо как-то жить, учиться радоваться жизни.

«В 17 лет не бывает профессионалов»

— В фильме «Она», как и в других ваших фильмах, задействованы непрофессиональные актёры. Наверняка вас часто спрашивают, как удаётся так удачно соединять в кадре профессионалов и тех, кто работает на площадке впервые. Но есть и другой вопрос: таджикские актёры, молодые люди, по сути дети, — они, скорее всего, ни разу в жизни не оказывались в подобной ситуации. Как добиться, чтобы дети из хороших семей были органичны в декорациях подобной разрухи?

— Когда они приехали из Таджикистана (не только исполнители главных ролей, но и другие актёры), попали на съёмочную площадку в Трубчевске, в наши декорации, оказались в шоке от увиденного. Потому как на самом деле в Таджикистане большинство не представляет, в каких условиях живут их дети, да и вообще соотечественники, приехавшие в Россию. Что касается органичности в кадре… Площадка помогает, костюм, история, предполагаемые обстоятельства плюс ко всему есть я. А ещё очень важен момент перевоплощения — реальность, которая воссоздана в декорациях, помогает входить в образ.

— Поговаривают, исполнительницу главной роли, 17-летнюю душанбинскую школьницу Нилуфар Файзиеву, вы сразу разглядели на кастинге… Почему поняли, что это и есть та самая Майя?

— Во-первых, возраст. Это очень важно. Возраст трудно играть. Во-вторых, у неё очень киногеничное лицо — камера её сразу полюбила, и характер есть, который прослеживается и во взгляде, и в её поведении. И вместе с тем я понимала, что она никакая ни актриса, что придётся много работать с ней на площадке.

— Но ведь это дополнительное время, лишние съёмочные дни, деньги наконец…

— Меня это нисколько не смущало, потому что в таком достаточно юном возрасте не бывает профессиональных актёров. К тому же у меня уже был подобный опыт: в фильме «Сынок» снималось много ребят-школьников, в том числе и исполнитель главной роли Олег Фроленков, в картине «Требуется няня» играла пятилетняя девочка. В принципе я умею работать с такими начинающими актёрами. В первую очередь я ищу характер, человека, харизму и, если нахожу, беру в кадр. Не боясь. Потому как напряжённо работать приходится как с непрофессиональным актёром, так и с профессионалом. Каждый кадр репетируется по несколько часов, прежде чем мы нажимаем на кнопку «Камера».

— Трубчане, как это было в случае с картиной «Сынок», попали в кадр?

— Мы даже успели снять сцену на празднике «День города»! А вообще все, кто там есть: и жители деревни, и учительница в музыкальной школе, и сотрудники металлобазы, и продавщицы на рынке — всё это обычные люди.

— А кто из брянских актёров был задействован в проекте?

— Юрий Киселёв, Наташа Кирюшина, Саша Исаев, в одной из главных ролей у нас дебютировала его жена — актриса театра кукол Наташа Исаева.

— Всё-таки брянские актёры работают в театрах… Можно ли считать их профессионалами на съёмочной площадке?

— Конечно же! Как профессиональные актёры они несут ответственность за своё дело, понимают, что играют роль, что находятся на съёмочной площадке. В отличие от непрофессионалов, которые ответственности не ощущают. Точнее, ответственность есть, но другого рода.

— В фильме «Она» камера будто подглядывает за героями. Чем вам, как режиссёру, интересен подобный метод документальной съёмки? Взять хотя бы сцену на рынке, когда героиня Натальи Исаевой впервые появляется в кадре (она продавец на рынке), а её соседки совершенно не в курсе, что снимается кино…

— Это называется подглядывающая камера. Мне нравится вплетать историю в реальность, сегодняшнюю причём. Не делать её, не выстраивать искусственным методом, а вплетать героев в обычную жизнь.

Если говорить о конкретном эпизоде, то мы спрятались на втором этаже соседнего здания, в мебельном салоне, взяли объектив со специальной оптикой. У Натальи был микрофон, ещё один был запрятан среди овощей. И эта женщина, которая сидит с Наташей в кадре, она даже не знала, что идёт съёмка. И её фраза: «Ой, какая молоденькая девочка», когда появляется Майя, — это совершенный экспромт!

«Я до сих пор живу в другой стране…»

— С вашего разрешения, воспользуемся уникальной возможностью напрямую у режиссёра узнать то, что осталось за кадром. Последняя сцена. Мальчик, у которого с Майей уже здесь, в России, завязались романтические отношения, не уезжает с отцом в Таджикистан, а возвращается к своей Майе. Почему он вернулся?

— Так я даю намёк зрителю, что они остаются. Им здесь лучше. И в основном это касается молодёжи. Это как мечта. Кто-то едет в Америку за мечтой, а кто-то в Россию. И большинство, насмотревшись телевизора, начитавшись Интернета, совершенно не знают реальности. А в реальности — жизнь совершенно не сахарная.

— А то, что Майя, которая практически весь фильм носит национальные одежды, покрывает волосы, в финале предстаёт в современном, европейского вида костюме, с обычным хвостиком… Не значит ли это, чтобы остаться, быть принятым, нужно отказаться от своих традиций, которые с нашими не уживаются?

— Обязательно. И мы должны всё для этого сделать, чтобы те, кто остаётся, могли ассимилироваться. Я считаю, не надо создавать анклавы, как создаются они, например, во Франции, где в гетто живут люди только одной национальности, не знающие языка. При этом и сами они должны понимать, что здесь другая культура, другие нравы, что нужно знать язык. В общем всё, что в фильме.

— Создаётся впечатление, будто вы всё ещё продолжаете жить в другой стране…

— Может, и так. Я продолжаю жить на большой территории, внутренне я — ещё в Советском Союзе. Приезжая в Таджикистан, я приезжаю к себе, в Грузию — тоже к себе. Даже несмотря на то, что многие уже родились в других странах. Вот у них этого чувства уже нет. Надеюсь, что здравый смысл подскажет и подсказывает нам, что нужно дружить с соседями, нельзя забывать про эти семьдесят лет. И в этом плане культура является пятой религией. Она сможет, я уверена, примирить людей, подружить людей.

— А ещё как точно вам удалось угадать в своём новом фильме, что настанет время, когда приезжим по закону придётся учить язык. Речь о той сцене, где таджикский мальчик пытается читать стихи Пушкина.

— М ногие зрители и критики в Выборге удивлялись, как же я это угадала. Ведь как раз в это время в Москве проводились облавы… При всём при том, что сценарий мы писали полтора года, а потом ещё почти три года снимали сам фильм. В том и состоит миссия художника — быть прозорливым.

— Возможна ли в реальной жизни история с хорошим финалом: когда таджикская девушка, приехавшая в чужую страну за любимым человеком, брошенная им, отвергнутая родными, не пропадёт и что найдётся такая Надежда, готовая участвовать в её судьбе?

— Всё возможно в жизни. И хорошие финалы в том числе. Реальная история, на которой основан сюжет фильма, закончилась не так удачно. Девушку оставили, в итоге она пошла по рукам. Назад, в родной кишлак, ей дороги не было, но она всё-таки села в поезд, познакомилась с парнем и, говорят, вышла за него замуж. Хотя это тоже, несмотря ни на что, хороший финал.

— Имя второй главной героини, которую играет Наталья Исаева,— Надежда выбрано неслучайно?

— Не знаю, может, неслучайно. А вообще имена подбираются странно. Сейчас читала свой старый сценарий про фронтовую бригаду, думаю, Боже мой, какие я только фамилии не напридумывала— и Полегонов, и ещё какие-то! Просто есть имена, которые мне нравятся, и я даю их тем людям, которые нравятся.

Выбор Выборга

— На фестивале в Выборге во время показов у вас была возможность увидеть реакцию зрителей на ваш фильм. И как реагируют?

— Мне нравится, что во время конкурсных показов в зале сидят не только критики, но и обычные жители города. Они фильм приняли очень хорошо. Рецензии тоже были положительные. Но критики относились к нему по-разному. Особенно старшее поколение, очень политизированное. Им, видимо, не хватило в моей картине борьбы с властью, внутреннего протеста, от которого я наоборот уходила. Потому что для меня было самым главным показать людей в предлагаемых обстоятельствах.

— Ваш муж и продюсер фильма «Она» Рустам Ахадов рассказал, что картинам с таким сюжетом довольно сложно выйти в мировой прокат, участвовать в конкурсах вне России. А вообще есть такие планы?

— Когда я снимала эту картину, уже понимала, что западному зрителю она может быть неинтересна. Создаётся впечатление, что Европа перестаёт играть в толерантность. Для них была бы интересна история, в которой Россия предстала бы в более политизированном виде. Однако у нас запланированы зарубежные показы — в Париже, в Берлине.

— На выборгском фестивале были ли картины, которые лично вам понравились?

— Я очень придирчивый зритель. Особенно когдаснимаешь долго, долго не видишь чьих-то фильмов, выходишь после трудного периода перезаписи, когда над каждым кадром трясёшься, вылизываешь его и по звуку, и по монтажу… Мне понравился фильм «Географ глобус пропил», также рекомендуют»Зимний путь» и «Московские сумерки». А вообще разговаривать о кино не совсем правильное дело. Кино надо смотреть!

— А где брянскому зрителю можно посмотреть ваш последний фильм?

— Я очень надеюсь, что в конце октября смогу порадовать земляков ретроспективой своих фильмов в родном Брянске. Сейчас мы ведём на эту тему переговоры с властями города.

Александра САВЕЛЬКИНА
Фото Михаила ФЁДОРОВА и из личного архива Ларисы САДИЛОВОЙ

Рустам Ахадов, продюсер фильма «Она»

— Рустам, как родилась идея фильма «Она»?

— Как сказала Лариса Садилова в одном из своих интервью: вся история — на уровне одного предложения. Девушку привезли в Москву и бросили, а она даже по-русски не говорила. Произошло это в соседнем посёлке, подробностей мы не знали. Идея долгое время витала в воздухе. А потом на киношколе у драматурга Рустама Ибрагимбекова оказались трое: Лариса, сценарист Паша Финн и оператор Володя Климов. Меня с ними не было. Приезжаю, говорят: у нас идея! Поначалу засомневался…

И всё же эта тема оказалась близка мне. Сам я покинул Таджикистан в 1992 году, но при этом был воспитан в том менталитете, в уважении к старшим.

— Деньги под такое кино, некоммерческое, авторское, сложно найти?

— Был шанс получить грант в Минкульте— есть такая форма поддержки экспериментального, авторского, дебютного кино. В конкурсе участвовало около десяти сценариев. «Она» в этом рейтинге заняла второе место. Хотя потом, уже в процессе съёмок, мы кардинально изменили сценарий. Осталась основная тема, ушли многочисленные смерти, которые должны были быть в первом варианте. По первоначальной задумке Майя — плакальщица. Это такая традиция, или даже профессия, — оплакивать умерших за вознаграждение или еду. Мы от этого отказались. Не хотелось показывать трупы на экране…

— Откройте секрет, как подбирался актёрский состав на кастингах?

— Один мальчик работал таксистом в Москве, узнал о кастинге, пришёл, мы его отобрали для роли. У второго, который по сценарию оставил Майю в России, отец должен был сниматься в фильме. Отец — профессиональный актёр, директор театра в Душанбе — вынужден был уехать. А пацан остался. Он жёсткий такой, и в фильме жёсткий. Точное попадание. Если бы папа снимался вместе с ним, думаю, такого эффекта не получилось бы.

— Реальное место действия, то самое «ближайшее Подмосковье» в фильме как-то обозначено?

— Съёмки проводились в Трубчевске, а Подмосковье мы дорисовывали при помощи компьютерных технологий. Во всяком случае эта тема настолько на слуху, что и без графики всем понятно, где происходит действие.

— А ведь изначально планировались съёмки в Таджикистане…

— Этот проект задумывался как международный. Но таджикская сторона отказалась оплачивать зарубежную экспедицию. В итоге фильм остался без Таджикистана.

— Какие ещё финансовые форс-мажоры возникали во время съёмок фильма «Она»?

— Грантовых средств обычно хватает на 35–40 съёмочных дней, у нас в итоге получилось 82 смены.

— Как не сойти с ума, когда актёр с третьего, пятого, десятого дубля не может сыграть сцену, солнце уходит, а на счету уже 60–70 смен?!

— (Смеётся.) Ох, если бы Лариса не была моей женой…

— А какая прокатная история может быть у такого кино?

— Авторское, экспериментальное кино в широком прокате не появится. Думаю, сами будем прокатывать — точечно. «Первый канал» уже купил права на показ фильма в программе Александра Гордона. Так было с картинами «Ничего личного», «Сынок» — это всё благодаря имени режиссёра. И, конечно же, планируется большой премьерный показ в Брянске.

Наталья Исаева, исполнительница одной из главных ролей в фильме «Она»

— Наталья, как вы оказались на съёмках в Трубчевске?

— Мой муж, актёр Александр Исаев, снимался у режиссёра Ларисы Садиловой в фильме «Сынок». На премьере этого фильма в Трубчевске (есть такая традиция — проводить премьерный показ в месте, где проходили съёмки), я познакомилась с Ларисой Игоревной. Режиссёр сразу обратила на меня внимание. Прошло два года, объявили кастинг для фильма «Она». Муж предложил поехать вместе. Он в итоге тоже получил роль. Я поначалу отказывалась. Поймите меня правильно, когда переступаешь определённый возрастной рубеж, всё меньше веришь, что в жизни случаются чудеса. Но муж сказал: «Попробуй. Во всяком случае, если не получится, это будет не первая неудача в твоей жизни…» Я рискнула и прошла пробы на одну из главных ролей!

— Что было самым трудным в вашем кинематографическом дебюте?

— Моя театральная судьба сложилась: 1 сентября исполнилось десять лет, как я стала заслуженной актрисой. Казалось и опыт есть, и призвание, но, оказавшись перед камерой, уже в первые минуты я поняла, что на площадке всё иначе. Вмиг рухнули все воздушные замки — я осознала огромную пропасть между театром и кино. В театре мы создаём образы, играем здесь и сейчас, и каждый зритель, сидящий на последнем ряду, видит моё лицо. На камеру так работать категорически нельзя. Я помню фразу Ларисы Игоревны: «Наташа, у тебя настолько живое лицо! Кому-то, чтобы добиться живости лица, нужно играть всем — глазами, лбом, подбородком, губами. Тебе же достаточно поднять одну бровь, и всё сыграно. Перестань, этого много…»

Второй большой шок для меня — сама обстановка на съёмочной площадке: новая, совершенно незнакомая. Ты должна играть сложные чувства среди людей, которых не знаешь, нужно правильно войти в кадр, знать прочие тонкости. Но мне очень повезло. Лариса Игоревна как режиссёр — в первую очередь человек. И все присутствующие понимали, что я впервые перед камерой и делаю первые шаги. Если бы я увидела, что кто-то смотрит свысока, у меня ничего бы не получилось.

— Какие моменты со съёмок запомнились больше всего?

— Первое моё появление в кадре. Я должна была пройти по рынку, где работает моя героиня, и по пути с кем-нибудь из прохожих поздороваться. Это нужно было для живости картинки, Надя ведь местная, всех знает… Идёт женщина навстречу. Говорю: «Здравствуй…» Она та-а-ак на меня посмотрела! Правда, это осталось за кадром…

Запомнилась ночная съёмка, когда таджикский мальчик читал Пушкина, а герой Юры Киселёва давал ему наставления. Мальчик сам по себе очень хороший, но читать русскую поэзию для него было настоящим испытанием. Он запинался, краснел, называл царя Салтана «царь салат». Мы все хохотали, прикрывая ладонями рты. И только невозмутимый Юра (у него это уже третья роль в фильмах Ларисы Садиловой!), поедал в кадре рыбу и спокойно говорил свой текст.

Ну и любимая сцена — моё последнее появление в кадре, когда мы с Майей провожаем своих мужчин. Зрителям понятно, что они теперь вместе, будут поддерживать друг друга. И картинка там очень красиваярусские берёзки, две фигуры…