В предыдущем номере «Брянской ТЕМЫ» (№ 9 (71), 2013) была напечатана статья Татьяны Коровушкиной «Тарковский под обоями». Речь в этом материале шла о малоизвестном стихотворении Арсения Александровича Тарковского «Карачев», напечатанном в газете 11-й гвардейской армии «Боевая тревога» 17 августа 1943 года, на второй день после взятия города Карачева Красной армией. Интересно, что это не единственное произведение поэта, написанное на Брянской земле. Равно как и Арсений Александрович не единственный крупный русский поэт, побывавший в Карачеве в тот памятный август 1943 года…

Тарковский на втором Брянске

После взятия Карачева 11-я гвардейская армия не стояла на месте и с боями продвигалась в сторону Брянска. Командовавший тогда 11-й гвардейской генералполковник (с 27 августа 1943 г.) Иван Христофорович Баграмян вспоминал: «В один из дней наступления мне позвонил командующий Брянским фронтом генерал М. М. Попов и сказал:

— Только что получил личное указание Сталина вывести вашу армию в резерв и, сосредоточив в районе Брянска, заняться её укомплектованием и вооружением. Верховный отметил отличные боевые действия войск армии в закончившейся операции и высказал мнение о целесообразности и впредь использовать 11-ю гвардейскую как ударную силу при решении наиболее важных оперативных задач. А пока что пусть гвардейцы как следует отдыхают и готовятся к новым сражениям…».

Отдыхать и готовиться к новым сражениям гвардейцы Баграмяна ко второй половине сентября стали «в прекрасном сосновом бору за станцией „Брянск-2“. Здесь армия находилась до 21–23 октября 1943 года. Как всё это происходило, мне уже довелось рассказывать на страницах «Брянской ТЕМЫ» несколько лет назад в материале «Брянск в сентябре-октябре 1943 года» (читайте на сайте www.tema32.ru № 9 (35), 2010).

Не стоит, видимо, сомневаться, что на 2-м Брянске, среди штабных учреждений армии расположилась и редакция армейской газеты «Боевая тревога», корреспондентом которой был Арсений Тарковский.

Скорее всего, здесь написал Тарковский стихи, которые, несмотря на то что датированы 1943 годом, пришли к читателю гораздо позже. Но зато теперь входят во все собрания стихов этого замечательного поэта. Дело в том, что небольшое брянское стихотворение — не рифмованная победная реляция, а горькие мысли о раненом бойце, выкупившем у войны свою жизнь ценой зрения. Одновременно суровая и милосердная доля комиссованного солдата жутко похожа на гоголевского Вия ( «поднимите мне веки»). Вот как поэт сделал, что называется, зарисовку «пейзажа после битвы»:

Ехал из Брянска в теплушке слепой,
Ехал домой со своею судьбой.
Что-то ему говорила она,
Только и слов — слепота и война.
Мол, хорошо, что незряч да убог,
Был бы ты зряч, уцелеть бы не мог.
Немец не тронул, на что ты ему?
Дай-ка на плечи надену суму,
Ту ли худую, пустую суму,
Дай-ка я веки тебе подыму.
Ехал слепой со своею судьбой,
Даром что слеп, а доволен собой.

Такая вот цена Победы… Вернёмся, однако, в Карачев.

Карачевский эпилог «Доктора Живаго»

В самом деле мало кто обращает внимание на то, что действие эпилога одного из самых знаменитых романов ХХ века — «Доктора Живаго» Бориса Леонидовича Пастернака — происходит в занятом Красной армией Карачеве осенью 1943 года. Именно здесь друзья покойного Юрия Андреевича Живаго находят дочь Живаго, состоящую при воинской части «бельёвщицу Таню». Но прежде чем перейти к этому, увенчавшему роман, событию, Борис Леонидович детально изобразил свой «пейзаж после битвы», послевоенный Карачев: «Это было в разрушенном до основания городе Карачеве… Стояла больше месяца не прерывавшаяся ясная и тихая погода жаркой осени. Обданная жаром синего безоблачного неба, чёрная, плодородная земля Брынщины, благословенного края между Орлом и Брянском, смуглела на солнце шоколадно-кофейным отливом.

Город прорезала главная прямая улица, сливавшаяся с трассой большой дороги. С одной стороны её лежали обрушенные дома, превращённые минами в кучи строительного мусора, и вывороченные, расщеплённые и обгорелые деревья сровненных с землею фруктовых садов. По другую сторону, через дорогу, тянулись пустыри, может быть, мало застроенные и раньше, до разгрома города, и более пощажённые пожаром и пороховыми взрывами, потому что здесь нечего было уничтожать.

На прежде застроенной стороне бесприютные жители ковырялись в кучах недогоревшей золы, что-то  откапывали и сносили из дальних углов пожарища в одно место. Другие наскоро рыли себе землянки и резали землю пластами для обкладки верхней части жилья дёрном.

На противоположной, незастроенной стороне белели палатки и теснились грузовики и конные фургоны всякого рода служб второго эшелона, оторвавшиеся от своих дивизионных штабов полевые госпитали, заблудившиеся, перепугавшиеся и разыскивающие друг друга отделы всевозможных парков, интендантств и провиантских складов. Тут же опрастывались, примащивались подкрепиться, отсыпались и затем плелись дальше на запад тощие худосочные подростки из маршевых рот пополнения, в серых пилотках и тяжёлых серых скатках, с испитыми, землистыми, дизентерией обескровленными лицами.

Наполовину обращённый в пепел и взорванный город продолжал гореть и рваться вдали, в местах залегания мин замедленного действия. То и дело копавшиеся в садах прерывали работу, остановленные отражённым сотрясением земли под ногами, распрямляли согнутые спины, опирались на ручки заступов и, повернувши голову в направлении разразившегося взрыва, отдыхали, долго глядя в ту сторону.

Там сперва столбами и фонтанами, а потом ленивыми, отяжелевшими наплывами восходили к небу серые, чёрные, кирпично-красные и дымно-огненные облака поднятого на воздух мусора, расплывались, раскидывались султанами, рассеивались, оседали назад на землю. И работавшие снова брались за работу…»

Писательский десант

Почему именно в Карачеве, не особенно знаменитом и городе, и месте боёв свёл своих героев Пастернак? Так вышло, что единственное посещение поэтом фронта пришлось именно на рубеж лета и осени 1943 года. Маршрут лежал как раз через Орёл и Карачев — в Песочню (по-советски Киров Калужской области).

В практике сталинского режима было принято направлять писательские бригады в какие-то особенно важные места строительства или боёв, на судебные процессы так называемых «врагов народа» для того, чтобы сочинить и напечатать в итоге очередную книгу, прославляющую власть и её свершения. «Советские литераторы за право писать и зарабатывать корку хлеба принадлежат душой и телом своим владыкам-коммунистам, — писал в феврале 1931 года парижский журнал «Иллюстрированная Россия». — По первому требованию властей они обязаны отправляться с «ударными бригадами» на фабрики и в деревню — объяснять рабочим и крестьянам прелести пятилетки».

Самая известная и скандальная экспедиция такого рода была предпринята под руководством Максима Горького 17 августа 1933 года на выстроенный заключёнными, значительная часть которых погибла, Беломорско-Балтийский канал. В годы Второй мировой войны советские писательские бригады ездили на те или иные участки фронта с такой же примерно задачей — собрать материал для сборника, прославляющего мудрое сталинское командование и массовый героизм бойцов и командиров Красной армии.

В конце июня 1943 года Пастернак с семьёй вернулся в Москву из Чистополя, где находился в эвакуации. А утром 27 августа из Москвы в Орёл выехала писательская бригада, в состав которой кроме Пастернака вошли восьмидесятилетний Александр Серафимович Константин Симонов с женою, актрисой Валентиной Серовой, Всеволод Иванов, участвовавший и в беломорской экспедиции 1933 года, когда-то  известный поэт Павел Антокольский, а также куда менее известные и в своё время Р. Азарх, В. Березовский, С. Трегуб и др. Ехали на американском грузовике «Додж 3/4»: престарелый Серафимович в кабине, опытный Всеволод Иванов «примостился около него — на крыле», остальные — в кузове. «Набились в „додж“ до отказа», — вспоминала жена Иванова.

Только что отгремели бои на Орловско-Курской дуге. Орёл был взят Красной армией 5 августа 1943 г., Карачев — 15 августа. И вот военный совет 3-й армии, воспользовавшись затишьем перед началом Брянской наступательной операции, решил пригласить писателей в расположение своих частей для подготовки книги «В боях за Орёл».

«Жизнерадостно до легкомыслия покатили мы утром на грузовой машине, развивая бешеную скорость, и пёстрое Подмосковье вихрем замелькало навстречу, — писал Пастернак. — Техническое совершенство машины и наши бумаги давали нам право стрелою уноситься от прочего движения…»

Пообедали писатели в Туле, переночевали в Черни, где секретарша местного райкома ВКП (б) и её молодые помощницы до того легли на душу романтичному Пастернаку, что он взялся сравнивать их то с курсистками «девятьсот пятого года», то с Лизой Калитиной, то с Наташей Ростовой… На другой день, проследовав через Мценск, писательский десант в «безоблачный полдень» оказался в Орле. Здесь было небезопасно — взрывали грозившие обрушением развалины. И во второй половине дня, обозрев орловские руины, писатели двинулись дальше — ведь пригласившее их командование 3-й армии находилось в Песочне.

К вечеру 28 августа 1943 года писательский «додж» въехал в Карачев…

Под огнём

На фотографиях времён немецкой оккупации Карачев предстаёт самым обыкновенным, вполне целым и даже аккуратным — зимой — городом. Один из лучших в нашей стране знатоков немецкой оккупационной политики доктор исторических наук Борис Николаевич Ковалёв сообщает, что к началу 1942 года Карачев снабжался электроэнергией от Брянской ГЭС, в городе «успешно функционировал» лесопильный завод, а карачевский завод фруктовых вод — наряду с трубчевским маслозаводом — выдавал наибольшее количество продукции из всех, работавших на оккупированной территории Центральной России, предприятий пищевой промышленности. Вообще, конечно, совсем уж дико для воспитанного советской школой человека выглядит такое — оккупация и… газировка.

Наверное, не менее дикими считало подобные трудовые свершения и большевицкое руководство в Москве. А ведь Карачев был, кроме того, важнейшим транспортным узлом — и на орловском, и на брянском, и на смоленском даже направлении. Сюда немцы перегоняли свои поезда, если советская авиация начинала жёстко бомбить Орёл и Брянск.

Здесь же было и множество складов с боеприпасами — наверняка спрятанных между жилыми кварталами города. В преддверии Курской битвы значение Карачева как перевалочного центра чрезвычайно выросло и в глазах немцев, и в глазах советского командования.

Ну и как минимум с марта 1943 года Карачев стала буквально утюжить советская дальняя авиация. Командовавший этой авиацией генерал, а позже маршал Николай Семёнович Скрипко вспоминал, что советские лётчики серьёзно бомбили Карачев с 5 по 8 марта 1943 г., 17 марта Карачев снова попал под раздачу армаде из 279 бомбовозов, направленных Москвой также на Брянск, Гомель, Новозыбков, Бахмач, Орёл и Сещу, 5 июня советские самолёты опять совершили «массированный удар» по Брянску и Карачеву, 22 июня Карачев бомбили снова…

Интересно, что газета «Красная звезда», центральный орган Народного комиссариата обороны Союза ССР, в 1943-м регулярно помещала отчёты о бомбёжках советской авиацией оккупированных немцами русских городов. Из этих сообщений мы узнаём, что Карачев сильно бомбили в ночь на 28 и 30 мая, в ночь на 2, 5, 13, 20, 22, 25 и 30 июня, в ночь на 18 июля, в ночь на 6 и 8 августа 1943 года. Как видим, маршал авиации Скрипко немного поскромничал…

Некоторые сообщения о налётах «Красная звезда» сопровождала комментариями, из которых можно сделать вывод о разрушительности бомбёжек. Например, о налёте в ночь на 30 мая говорилось так: «В результате бомбардировки разбито и сожжено много железнодорожных составов. Пожары сопровождались взрывами. Особенно сильные взрывы наши лётчики наблюдали на станции Карачев, на территории артиллерийских складов» и т. п. Но вот в первой половине августа 1943-го после взятия Орла и Хотынца к Карачеву подошли части советских 11-й гвардейской и 11-й общевойсковой армий, а в воздухе повисли бомбардировщики и штурмовики 15-й воздушной армии…

11-й гвардейской армией командовал тогда сорокапятилетний генерал-лейтенант Иван Христофорович Баграмян, который гораздо позже, уже маршалом и дважды Героем Советского Союза, вспоминал горячий август 1943-го: «После падения Хотынца важный узел дорог Карачев оставался последним оплотом врага на подступах к Брянску. Карачев расположен в низине и окружён холмами, которые в сочетании с близлежащими населёнными пунктами составляли естественную основу оборонительного рубежа. Его гитлеровцы долго и тщательно укрепляли, оборудовали хорошо развитой системой траншей».

При подходе советских войск немцы усилили карачевский гарнизон 8-й танковой, 34-й и 56-й пехотными дивизиями. Утром 12 августа по Карачеву ударила советская артиллерия. После короткой артподготовки на штурм немецких позиций пошли три советских стрелковых корпуса: на правом фланге 16-й гвардейский, в центре 36-й и на левом фланге — 8-й гвардейский. «Противник отчаянно сопротивлялся, бросал против нас авиацию, непрерывно контратаковал, вводя всё новые и новые резервы, — рассказывает маршал Баграмян. — В ночь на 13 августа он усилил свою карачевскую группировку 78-й штурмовой пехотной дивизией, пятьюдесятью танками и двумя бронепоездами. В течение 12 и 13 августа нам никак не удавалось овладеть командными высотами. Тогда решили обойти город с севера и юга. Как только противник понял это, он начал отход. 15 августа Карачев был освобождён…»

В результате всей описанной здесь титанической работы советской авиации, артиллерии и стрелковых частей Красной армии — и при активном, безусловно, частии частей германского Вермахта — сложилась открывшаяся писателям вечером 28 августа 1943 года картина, которую потрясённый Борис Леонидович Пастернак не смог уже забыть никогда.

На карачевском пепелище

В тайном своём фронтовом дневнике, увидевшем свет только в 1991 году, Пастернак записал в тот день: «Вечером совершенно сровненный с землёю город Карачев. Чудовищность многочисленных каменных развалин, сложные горы щебня, создающие преувеличенное представление о городе. Он, наверное, кажется бóльшим, чем был на самом деле. Среди женщин несколько фигур в платьях из нерусской материи». В другом месте поэт передаёт первое и сильнейшее своё прифронтовое впечатление, что называется, художественнее: «Но что сказать о Карачеве, который мы проезжаем к вечеру… Чудовищно представление о целом, когда оно дано в разложении на мельчайшие частицы. Одно дело сказать: пятьсот каменных домов и две с половиной тысячи деревянных. Вы представите себе провинциальный городок, притом весьма небольшой. Другое дело, когда вам покажут три тысячи огромных бесформенных куч, щебённых и щепяных. У вас закружится голова, а глаз обессилеет, взмолится о милости и разрыдается от жалости и обиды».

В «додже» Борис Леонидович, что называется, «взорвался» — и наговорил коллегам такого, что могло стоить в те годы поэту свободы… Потом почти две недели путешествовал Пастернак сотоварищи по прифронтовой полосе, побывал даже в только что взятом Красной армией Людинове. Но карачевская жуть всё пересилила.

И в тайном дневнике Пастернак сохранил всё-таки те крамольные мысли, которые выкрикивал в автомобильном кузове оторопевшим коллегам: «Об этих разрушеньях, об ужасе нынешней русской бездомности, о немецких зверствах и прочем писали очень много и не жалея выражений. Истинная картина гораздо ужаснее и сильнее. Очевидно, о жизни нельзя писать изолированными извлечениями, а надо привлекать все попутные мысли и соображенья, поднимающиеся при этом. Так, например, к горечи карачевского зрелища примешивается сознание, что если бы для восстановления разрушенных городов и благоденствия России потребовалось измененье политической системы, то эта жертва не будет принесена, а наоборот, всем на свете будут жертвовать системе».

* * *

Фронтовая командировка писателей закончилась 10 сентября 1943 года — и, следовательно, взятия Брянска они не дождались. Сборник «В боях за Орёл» вышел в 1944 году, но карачевских впечатлений Пастернака не найти на его страницах, там есть только стихи Бориса Леонидовича. Разрушенный до атомарного состояния Карачев августа 1943 года воскрес уже на страницах «Доктора Живаго»…

А 23 октября 1958 года, ровно 55 лет назад, Пастернаку была присуждена Нобелевская премия — и не в последнюю очередь за роман с карачевским эпилогом.

Юрий СОЛОВЬЁВ
Автор сердечно благодарит Дениса ТИТКИНА за помощь в подборе иллюстративного материала