«Брянская партизанка Евдокия Лемаева получила медаль из рук Владимира Путина» — это сообщение облетело в феврале все новостные порталы нашего города. Награждение проходило в Кремлёвском дворце. Президент лично вручал ветеранам первые юбилейные медали «70 лет Победы в Великой Отечественной войне 1941–1945 годов», от каждого региона приглашали всего по одному участнику. От Брянщины делегировали Евдокию Лемаеву: она начинала подпольщицей в оккупированном Трубчевске, чудом спаслась от расстрела, затем была медсестрой в партизанском отряде, участвовала в подрыве фашистских эшелонов и техники. «Брянской ТЕМЕ» удалось разузнать подробности этой истории. По традиции рассказывает сама Евдокия Павловна…

Родилась я в большой крестьянской семье: пятеро детей, все девочки. Отец Павел Иванович Кузьмин был руководителем крепкого коноплеводческого колхоза «Восход». Там же работала и моя мама. Незадолго до начала войны папу перевели в Трубчевск, назначили заместителем председателя райисполкома. Благо что наша деревня Телец — пригород райцентра.

Корову я научилась доить лет в 11 и очень любила от- правляться на обеденную дойку к берегу Десны. Моей обязанностью было также провожать по утрам бурёнку в стадо. Бывало, бежишь босиком в пять утра по траве, ледяная роса обжигает ноги. Тогда, видимо, и получила закалку, что очень пригодилось в годы войны. Когда я в 17 лет попала в отряд, меня назначили медсестрой, и я со- провождала группы подрывников на задания. Вовсю шла рельсовая война: фашисты особенно тщательно досмат- ривали железнодорожные пути перед прохождением своих составов. Для того чтобы заложить взрывчатку под рельсы, оставался короткий промежуток времени. В ожи- дании эшелона приходилось часами лежать в сугробах. Удивительно, как после этого мы не болели простудой…

• • •

Перед войной мы знали, что в мире неспокойно… В 1941 году я успешно окончила 2-й курс Трубчевского педучилища. 21 июня проходил выпускной вечер для 3-курсников, такая была в училище традиция. В город- ском парке организовали большой праздник, весь вечер играл духовой оркестр, а на рассвете мы отправились на берег Десны. Счастливейшее было время! Естественно, никто не знал, что началась война, и я, вернувшись до- мой, благополучно легла спать.

С утра меня разбудили младшие сестрёнки, Саша и Зина, говорили наперебой встревоженно: «Война началась! Послушай радио, там Молотов выступает…» Я спешно оделась и пошла в педучилище, где во дворе уже органи- зовали митинг. Мы уговорили нашу классную руково- дительницу Марию Николаевну Шапкину отправиться в военкомат, чтобы записаться добровольцами. А там — огромная толпа людей, в здание не протолкнуться. И всё же Марии Николаевне удалось проникнуть внутрь — вскоре она вышла в сопровождении работника военкомата. Он похлопал некоторых по плечам и сказал: «Ну что, гвардейцы, собираетесь воевать? А есть ли среди вас ребята 1922 года рождения?» Такой был всего один — Саша Сипачёв. Только он мог пойти добровольцем. Остальным военный рекомендовал записаться на курсы медсестёр и подрывников на базе 2-й средней школы. Курс был ускоренным, вскоре нас отправили рыть окопы в Выгоничи, и всё же основные навыки работы медсестры я успела получить. Будто знала, что когда-нибудь  пригодится…

• • •

Отец сразу сообщил, что уходит в партизаны — его назначили комиссаром отряда имени Сталина. Вскоре папа предложил и мне стать подпольщицей. В группу, «троечку», вошла родная сестра отца Оля, 1923 года рождения, и Клава Сысоева, школьный учитель из Сосновки. Первое задание мы получили в конце августа 1941 года. К подпольной работе папа готовил меня лично. Он воевал в Первую мировую, прекрасно знал тонкости во- енного дела. «Когда пойдёшь на задание,— говорил он,— открой рот да глаза пошире, как дурочка, возьми хлыстик в руки и колоти им по траве и ногам. Спросят, куда идёшь? Отвечай: к подружке, в гости пригласила, пови- даться хочу, разве запрещено?»

Подружкам и сёстрам ни в коем случае нельзя было сообщать о цели своих «прогулок». Папа пояснял: «Иначе, если их схватят полицаи, девочкам не выжить». Иногда я уходила из дома на два дня. Сёстры не догадывались, что я собираю данные, полагая, что кто-нибудь  из моих сокурсниц, что живут в дальних деревеньках, празднует день рождения, и я в числе приглашённых. Маму к тому времени уже угнали в концлагерь, в Германию…

Ещё один важный совет: не вести никаких записей — ни дневников, ни заметок. «Важную информацию старательно запоминай,— настаивал отец.— Повторяй по несколько раз, особенно перед сном». При массовых собраниях папа рекомендовал держаться в стороне, старать- ся быть незаметной. И, конечно же, всегда уделять внимание мелочам, присматриваться к людям, запоминать лица и тем самым тренировать зрительную память. Этот навык, например, очень пригодился 2 февраля 1942 года, когда партизаны на несколько часов освободили Трубчевск. Наша «тройка» получила задание — обследовать соседний населённый пункт Поповку: узнать, где скрываются немецкие солдаты, полицаи, где находятся вражеские укрытия, дзоты. Партизаны готовили отступление в этом направлении. Внимательно осмотрев Поповку, нам удалось обнаружить дзот на пригорке, и сообщить об этом в отряд.

• • •

С партизанами из отряда мы встречались у колодца. Заранее было решено, что ежедневно с 14:00 до 15:00 я буду отправляться за водой. Бывало, иду с коромыслом, меня догоняет человек и говорит будто невзначай: «Хорошая погода». Отвечаю: «Да, неплохая». «А село Тёмное тут недалеко?» — продолжает мой якобы случайный попутчик. «Да километра три будет…» — это тоже очередная фраза из пароля. Затем, убедившись, что это действительно человек из отряда, я делилась собранной информацией и получала новое задание.

Мы обходили многие сёла, расположенные поближе к лесу, с осторожностью агитировали население, предлагали вступить в отряд. В Голубче, Любожичах, Мосточино большинство мужчин ушли в партизаны. Иногда достаточно было рассказать о том, что немцы врут, что Москва не сдалась, и, конечно же, мы пересказывали цитаты из выступлений руководителей страны, которые печатали в газетах. В отряд постоянно поступали новости с Большой земли. А жителям глубинки откуда узнать, что про- исходит на самом деле?

В подпольной работе, сами того не ведая, мне очень помогали однокурсники из многих окрестных деревень. Да и местность я хорошо успела узнать, когда занималась самодеятельностью в училище. Пешком мы ходили во многие сёла, даже за 15–20 километров, иногда оставались ночевать в сельских клубах.

Поначалу просто было: фашисты не обращали на нас внимания, а когда партизаны дали о себе знать, Трубчевск стал для подпольщиков опасным местом. Многие «троечки» раскрыли. Девчат расстреливали в подвале гестапо, тела свозили на санях в Десну. Дорога эта вся была в крови…

• • •

Когда немцы в январе 1943 года начали расправ- ляться с «тройками», папа прислал связного, бывшего колхозного бригадира Алёшу Белоусова. Он передал приказ: срочно уходить в отряд. Партизаны должны были встретить нас в понедельник в рамасухском лесу. Из Трубчевска нам удалось выйти только в среду. Выручили полицаи: Вася, Коля и Гриша — все мои ровесники. Вася, к примеру, в семье был старшим из 11 детей. Куда ему в партизаны? И у других похожие истории. И всё-таки помогали, как могли… Мы дождались, когда ребята будут патрулировать выход из Трубчевска, и дви- нули в лес, где нас уже третий день ожидала группа подрывников Петрова.

Сестрёнок тоже пришлось забрать в отряд. Понимала: если оставить в деревне, погибнут. С нами ушла и Клава, самая старшая в «тройке». Ольга осталась с матерью — моей бабушкой, старенькой, больной и совсем слепой… Добрались до деревни Тишино. Там мы планировали переночевать. Клава и Шура остановились у одной женщины, мы с Зиной — у другой. Молодая крестьянка уло- жила спать двух своих малолетних дочурок, накормила нас скромным ужином, да и мы уже было собирались спать, как вдруг во двор въехал мотоцикл. Немцы! Хо- зяйка спешно закрыла дверь на крючок и скомандовала: «Бегом на чердак!» Лестницу она тут же предусмотрительно положила на пол. В дверь постучали. Я слышала, как щёлкнул крючок, как громыхнула и заскрипела под тяжестью тела лестница. Шаг, ещё шаг… Немец включил фонарь, луч проскользнул всего в нескольких сантиметрах от того места, где лежали мы с сестрой. «Dunkel»,— произнёс он. Значит, темно. И ушёл. Естественно, оставаться в доме было небезопасно. Остаток ночи пришлось провести в стогах сена, недалеко от деревни. Никогда не забуду, как на рассвете мы, спотыкаясь, бежали в сторону леса, под автоматные очереди со стороны деревни. Чудом удалось уцелеть! Клаве и Шуре повезло больше. Они без происшествий добрались до места встречи с партизанами.

• • •

Папа к тому времени был ранен — участвовал в нападении на немецкую автоколонну — его отправили в госпиталь на Большую землю. Про него говорили: «В бою солдат бережёт, а себя не жалеет!» Человек он был смелый, но предусмотрительный. Хорошо планировал операции, потому и потери были минимальные. А у самого 4 ранения…

В отряде спросили, умею ли делать перевязки. Я умела. С этого момента меня стали отправлять на задания с группой подрывников. В основном «работали» на дороге Орёл — Брянск, поезда шли по ней беспрерывно. Первого раненого партизана спасала в одной из таких операций. По заснеженной дороге было очень сложно бежать. До кромки леса оставалось совсем немного. Немецкие солдаты, те которые уцелели после взрыва, открыли огонь. Преследовали они редко, видимо, боялись партизан. Стреляли издалека. Одного мужчину ранило в руку. Он потерял много крови, упал в снег. Я подползла к раненому, стащила с него куртку, остановила кровь, сделала, как учили, перевязку. Самым сложным было дотащить его, ослабшего, до партизанской базы.

Подрывники подхватили его под руки и побежали…

• • •

Мне самой приходилось уничтожать врага. Было это в Тарасовке. Я не знала всех подробностей операции, в которой участвовали несколько партизанских отрядов. Говорили, что идём выручать группу молодёжи, готовую для отправки в Германию, в концлагерь.

К селу мы подошли перед рассветом. Небо осветила зелёная сигнальная ракета, значит, пора к бою. Помню, там был ещё большой склад, где мы набрали оружия. Прошло, кажется, четыре часа. И вдруг в небе красная ракета: отступаем. Я шла по дороге в компании двух девушек, неожиданно — пулемётная очередь. Девушки упали, видимо, раненые. Я сразу же вычислила, откуда стреляют — с чердака одного из домов на окраине села. Риск был большой, но я не думала об этом, заскочила во двор, залезла на металлические козлы для распиливания брёвен и бросила «лимонку» в открытую дверцу чердака. Говорят, их было четверо: немец и трое полицаев…

Когда я вышла на улицу, девчонок уже не было — только кровавый след. Я тоже поспешила уйти в лес. По дороге из села увидела партизана, узнала — это разведчик Серёжка Бурый, сибиряк. Раненный в живот, он распластался на снегу. Я сделал перевязку, положила Серёжу на его же тулуп и… потащила.

• • •

Незадолго до освобождения Трубчевска я заболела тифом — вместе с сестричками оказалась в партизанском лазарете в Хатунцево: Шура уже выздоравливала, а мы с Зиной были ещё очень слабы. Немцы, отступая, захватили всех больных в госпитале, повезли в Почеп. Правда, фашисты боялись тифозных — так и сбросили нас у обочины. Было это летом 1943 года. Помню, шёл дождь, а нам от безысходности оставалось только плакать у дороги.

Мимо ехал мужик на телеге. Говорит: «Садитесь, девочки, в село отвезу». И действительно привёз в какой- то домик с большим садом. Потом тот мужчина договорился с сельскими женщинами, чтобы взяли Шуру и Зину к себе в помощницы — присматривать за детьми. Тогда не смотрели, что лишний рот…

Я продолжала жить в домике с садом. У хозяйки сын был на фронте. Она меня и выходила. Вскоре сообщили, что наши солдаты освободили Трубчевск. Оправившись от болезни, я решила сходить домой. А там уже вернулась из концлагеря мама. Она вспоминала, как вернулась в Телец, как люди рассказали ей о виселицах на окраине деревни. Все повешенные — партизаны. Шестеро убитых — дети. Мама шла на место казни, не чувствуя ни своего тела, ни того, что происходит вокруг. Подходила к каждому убитому. И всё же ни одного родного лица…

• • •

Так для меня закончилась война. Мне дали лошадку, я привезла в Телец сестёр. Вскоре приехал папа. В 1948 году я окончила с красным дипломом естественно-географический факультет новозыбковского пединсти- тута. По настоянию папы все дети получили высшее образование — двое стали врачами, трое выбрали про- фессию учителя.

Первую награду получила в 1945 году — орден Отечественной войны II степени, в 1946-м — орден Красной Звезды, в 1947-м — медаль «За отвагу». И коль я была активным «общественником», на 3-м курсе меня даже делегировали на съезд комсомола в Кремле, после окончания вуза получила направление в горком комсомола, затем пригласили работать лектором в горком партии. В 50-е годы вернулась в родной вуз. Работала ассистентом, затем старшим преподавателем кафедры педагогики и психологии.

Муж мой, Николай Тимофеевич Лемаев, был школьным учителем. И тоже воевал в Великую Отечественную. Он был стрелком-радистом. Однажды они возвращались после налёта на Берлин, их самолёт сбили где-то  над территорией Польши. Весь его экипаж погиб: тех, кто уцелел при падении, добивали на земле. Коле повезло, что он застрял высоко на деревьях, его не заметили. Три дня провисел, пока не спасли. Тоже, кстати, поляки, из местных.

Правду говорят, на войне не бывает чёрного и белого — только полутона. Не бывает чужих и своих — только человек со всей его подлостью или благородством. Мне хотелось бы, чтобы среди современной молодёжи благородных людей, истинных патриотов было как можно больше. Чтобы не повторялись страшные трагедии в истории нашей страны.

Текст: Александра Савелькина
Фото: Михаил Фёдоров, архив семьи Лемаевых