«Мать не плакала, когда в сорок третьем провожала меня на войну, — вспоминает, сам едва скрывая слёзы, ветеран Михаил Михайлович Лебедев. — Всё выплакала накануне ночью». После недолгого прощания 17-летний мальчишка запрыгнул на скрипучую телегу с краюхой хлеба за пазухой и уехал из родного дома. Думал, будет, как и отец, громить на фронтах врага. Но его собственный ангел-хранитель распорядился иначе. Трижды за пять лет войны уводил он своего подопечного подальше от смерти. Рассказывает сам Михаил Михайлович.

Мой отец работал счетоводом в колхозе, мать тоже трудилась в колхозе и параллельно вела домашнее хозяйство. Бог дал им семерых детей. Я был самым старшим, родился в сентябре 1925 года. Затем был брат с двадцать седьмого, ещё один — с тридцатого, а дальше — мал мала меньше, братики и сестрёнки.

Жили мы в деревеньке недалеко от райцентра Лихославль в Калининской области, сейчас она называется Тверской.

За границей оккупации

Как-то читал воспоминания председателя областного совета ветеранов Сергея Алексеевича Панкова о том, как в калининских лесах он встречал свой первый фронтовой Новый год. Было это в наступавшем 1944-м. Десантников по какой-то причине отозвали с линии фронта и дали немного отдохнуть от боёв в праздничную ночь. Спали они на «матрасах» из густого ельника под «одеялами»-шинелями. Вот ведь совпадение! Но меня в то время уже не было в Тверской области.

Нашу глухую деревню фашисты обошли стороной. Тверь переживала оккупацию в течение нескольких осенних месяцев 1941 года. К тому времени моего сорокалетнего отца забрали на фронт, я занял его место колхозного счетовода. Однако семья по-прежнему продолжала жить обычной жизнью. В 40 километрах от Твери и всего 200 километрах от сердца Москвы. Немцы к нам не заглядывали.

Мы только слышали, как взрывались снаряды во время ночных бомбёжек. Наблюдали, как окрашивалось красным заревом полуночное небо. Бомбили Тверь, Лихославль, соседние деревни, а нас не трогали. Это был первый случай, когда война прошла рядом. Настолько близко, что чувствовалось её горячее дыхание.

«Я никогда не бежал от войны»

Повестка на моё имя пришла 10 января 1943 года. Мне восемнадцати ещё не было, полгода оставалось гулять несовершеннолетним. Но кто тогда разбирался. Да и сам я давно хотел на фронт. Там ведь воевал мой отец. Из редко приходивших писем мы знали, что он жив, что трудно на фронте, а победа обязательно будет за нами.

Мать не плакала, когда провожала меня в военкомат. Слёз не было, все выплакала накануне. В колхозе выдали подводы, новобранцы сели на телеги и отправились в Лихославль. В чём были одеты, в том и пошли. Да краюха хлеба за пазухой. Страшно было, ведь никто не знал, что ждёт впереди.

Знаете, я от войны никогда не бежал. Она сама почему-то настойчиво обходила стороной. И в маленькой нашей деревеньке, когда вокруг весь район горел в огне бомбёжек. И январе 1943-го, когда продолжались бои под Сталинградом. Нам выдали военную форму и отправили… в Забайкальский край. На станцию в нескольких километрах от Читы. За сотни километров от линии фронта.

На страже восточных рубежей

Станция Харанор встретила нас лютыми морозами и сильными ветрами. Поселили нас в землянках и начали готовить к войне с Японией.

Первым делом бросили укреплять границы: рыть окопы, блиндажи. Зимой и летом. Кажется, мы всю границу с Манчжурией и Монголией по пояс в окопах прошли, всю протяжённость её лопатами изрыли.

Считалось, что японцы — вояки опасные. Намного хитрее, чем немцы. Нас готовили к нападению этих загадочных «самураев». Тактические занятия длились обычно по 12 часов. Я служил в 579-м стрелковом полку в подразделении 45-миллиметровых противотанковых пушек.

Полтора года жили в землянках, по 60 человек в каждой. Кирпичными в нашей части были только командирские штабы и жильё для офицеров. Не особенно сытной была и кормёжка: супчик жиденький с парой кусков картошки да горсткой перловки. Иногда, забыв про стыд, бегали на кухню, просили у поваров сырые кочерыжки и капустные листья…

Как известно, война с Японией всё-таки случилась. Но в 1945 году и совсем на другой территории. Мне же в это время суждено было оказаться далеко на Западе.

Прощай, юность в сапогах

В 1944 году я был направлен из Забайкалья в астраханскую авиационную школу механиков. Спустя полгода получил специальность, в январе 1946-го отправился служить за границу: сначала в Австрию, потом в Венгрию, а ещё через два года — в Киевский военный округ.

Тогда и решил для себя — раз уж на фронте повоевать не пришлось, я должен служить Родине. Но не я один так решил. Взаимоотношения с Отчизной оказались взаимными — моя срочная служба длилась… 8 лет и 3 месяца. Вся юность в сапогах!

Я был механиком штурмовой авиации, готовили к вылету самолёты «Ил-2». Обслуживал две крылатые машины — учебную и боевую. Счастлив тот механик, у которого на число вылетов приходится ровно такое же число прилётов. Мои пилоты всегда без проблем возвращались на базу. Правда, был один случай, который мог обернуться трагедией. На старте у самолёта забарахлил двигатель, с патрубков пошёл белый дым. Я вовремя это заметил, самолёт с помощью тягача перетащили на стоянку, а после специальная комиссия определила, что у одной крохотной шестерёнки в двигателе отлетели два зубчика. Если бы самолёт взлетел, на землю он мог уже не вернуться…

На всю жизнь одна любовь и одна профессия

Так случилось, что в жизни у меня одна профессия — военного. Общий стаж 65 лет, из них 32 — в армии. Сначала в авиации, затем в ракетных войсках. Работал и после выхода на пенсию, до 82 лет трудился заместителем начальника отдела учёта и предназначения офицеров запаса в брянском военкомате. Имею звание полковника в отставке.

А ещё на всю жизнь у меня одна любовь — моя супруга Людмила Сергеевна. Нас познакомил общий приятель, когда я в 1951 году после окончания срочной службы приехал в украинский город Староконстантинов. Месяц подружили и поженились. Но перед этим обязательно следовало познакомить молодую невесту с мамой. Казалось бы, взрослый человек, а мне страшно было. Помню, когда мы приехали, мама работала в поле. Кто-то побежал позвать её: «Дуня, Дуня, твой сын идёт с какой-то девушкой». Она прибежала, сама ещё нестарая женщина. И как-то  сразу нас приняла.

Мама осталась одна с детьми. Отец вернулся с фронта в начале марта 1945 года. Ранение у него было вполне совместимое с жизнью, а воспаление лёгких — нет. Промучился несколько дней и умер 18 марта. Финскую войну прошёл, с Отечественной вернулся победителем, а мирной жизнью так и не смог вдоволь насладиться.

Семья во время войны не бедствовала. И хотя перед оккупацией района колхозный скот был эвакуирован, остались наши собственные корова, барашки, куры. В колхозе, который поставлял зерно на фронт, можно было получить пусть и небольшую долю хлеба. Мать удивлялась, как смогла выжить на Смоленщине моя будущая жена, когда хлеб пекли из опилок вперемешку с очистками.

Брянщина привлекательней Латвии

Воинскую службу я начинал в Забайкалье, а закончил в городе Мирном Архангельской области. Объехали полстраны, всю жизнь на чемоданах. Когда пришло время увольняться из ракетных войск, нам на выбор предложили три варианта, где можно поселиться, — Волгоградская область, Брянщина, Латвия. Жена моя мечтала обосноваться в привычных ландшафтах, поближе к городу своего детства и выбрала Брянск. Переехали сюда мы в сентябре 1976 года, с тех пор этот город стал для нас родным.

В этом году мы с женой отпразднуем 65-летие совместной жизни, называют эту годовщину каменная свадьба.

Секрет супружеского долголетия у нас простой: стараться всегда уступать друг другу. Не камнем быть, а гибкой тростинкой. Мы вырастили сына и дочь. Сын тоже стал военным, служил в ракетных войсках. Теперь подрастают три внука и 5 правнуков. И в этом наше счастье. А больше ничего и не нужно.

Текст: Александра Савелькина
Фото: Михаил Фёдоров, архив Михаила Лебедева