Дмитрий Муляр: «За каждую секунду своего существования нужно бороться»

Дмитрий, сегодня в Москве один за другим выходят спектакли по «Горе от ума», а вы свой играете уже ровно десять лет. Как за это время изменилось ваше отношение и к постановке, и своему персонажу? Это ваша интерпретация роли или так было задумано?

Пожалуй, что уже моя. Когда начиналась работа над спектаклем, Любимов распределил меня на роль Молчалина. Я тогда параллельно снимался в кино «Сердце врага» и не часто ходил на репетиции. А мне не очень хотелось его играть: со школьной скамьи этот персонаж мне казался таким бесхребетным. Но, проговаривая роль, я понял, что она совсем не простая - даже текст присваивался нелегко. Я озаботился этим и попросил своего друга-театроведа подобрать мне литературу о том, кто и как ставил этот спектакль, какие вообще есть интерпретации этой пьесы. Изучая  материалы, наткнулся на интересную трактовку: Молчалин — трезво мыслящий человек, карьерист и прагматик, уверенный в своих действиях. Его слова «В мои лета не должно сметь свое суждение иметь» — это осознанный принцип, заброс на будущее: его время еще придет. Меня это вдохновило, и я стал работать над таким образом. И Любимову это очень понравилась, он даже удивился: «Как так?! Откуда? Ты ведь почти не ходил на репетиции!» А уже начинались прогоны спектакля, но не складывалась главная роль Чацкого — Любимов никак не мог добиться от назначенных актеров своего видения персонажа. И за 10 дней до премьеры вызвал меня и сказал: ты быстро хватаешь, подготовь эту роль. Это был очень маленький срок, вскоре мы рассорились. Я пропустил премьеру и вернулся в спектакль уже без него. Так что играю я Чацкого всего несколько лет. Не знаю, можно ли здесь говорить «трактовка»? Спектакль – живой организм, каждый день чуть разный. Тоже и Чацкий, и любой другой персонаж. Перед выходом на сцену как бы сканируешь себя, прислушиваешься: какой ты сегодня, что можешь сейчас сказать? Иногда я играл эту роль более иронично. Сегодня — с печальным пониманием того, что все очевидные этому умному человеку истины лишь находят лишнее подтверждение в жизни: нельзя вернуться ни в детство, ни к тогда любимому человеку. Мне кажется, Любимов так и хотел. 

От Бездомного к Мастеру

Вы сегодня не частый гость на Таганке — это сознательный выбор или просто все время «съедает» кино?

Когда-то я играл очень много — первые девять-десять лет буквально во всех спектаклях театра на тот момент. У меня был очень богатый, интересный набор ролей как главных, так и второстепенных. В молодости хватает  задора и энергии выходить на сцену каждый день, особенно когда есть такой режиссер, как Любимов, с его опытом, скрупулезной работой, продуманным рисунком в ролях и блестящей формой спектаклей. Ты набираешь. Но наступает момент, когда невозможно играть слишком часто. Ответственность возрастает. Понимаешь: чтобы быть интересным на сцене и делиться со зрителем, нужно иметь, чем делиться. И тебе нужно время, чтобы что-то узнать и продумать. Я не только о ролях – со сцены видно все, так уж она устроена. Там не спрячешься. Я стал играть меньше. Это был сознательный выбор. К тому же идет естественный процесс — часть спектаклей постепенно уходит из репертуара. Плюс у меня своя киносудьба — она тоже требует времени, развития, и я уже не могу быть много занятым в театре. Сегодня из любимовского репертуара у меня остались еще роли в «Онегине» и «Мастере и Маргарите», только теперь я играю не Бездомного, как раньше, а Мастера.

Такая смена ролей для вас ожидаемый, естественный процесс? Вы сразу пришли к своему Мастеру?

Не сразу. Долгие годы эту роль играл Дальвин Щербаков, и предлагал ее мне играть в состав. Но я в тот период был не готов — просто не понимал, как ее делать, а работать формально не хотел. А потом прочел дневники Михаила Булгакова, и все стало на свои места.

Ваша последняя работа на Таганке — это главная роль в «Кориолане», спектакле, поставленном уже не Любимовым. Как вам работалось на родной сцене с новым, молодым режиссером?

«Кориолан» — это результат проекта «Репетиции». Необходимо было за 10 дней показать эскиз - трудный, но интересный для меня опыт. Когда мне только предложили сыграть  Шекспира, то, помню, горячо убеждал Ирину Апексимову, что невозможно это сделать за такое короткое время! Она предложила нам с режиссером Аней Потаповой посмотреть друг на друга, примериться. И у нас сложился эскиз — это был прекрасный материал, за который стоило побороться. После чего мы получили «добро» на постановку полноценного спектакля.

Вы требовательно относитесь к материалу — можете отказаться от не понравившейся пьесы или сценария?

Если будут совпадать с материалом и режиссером, то работать буду. В силу того, что мне пришлось поработать с достаточно большим количеством хороших ролей и в театре, и в кино, то естественно, что, имея слабый материал,  просто участвовать ради самого участия не стоит.

Есть роли, о которых вы все еще мечтаете?

Не скажу, что я очень хотелось бы получить какую-то определенную роль — жизнь сама подбрасывает столь неожиданные вещи и темы, о которых даже не думал. «Синдром  дракона», например. Там у меня был герой очень высокой культуры, одаренный и образованный, чья жизнь постепенно складывается так, что для него предметы искусства абсолютно вытесняют все живое. Он совершенно разочаровывается в жизни и в людях. Здесь мне довелось сыграть не «скупого рыцаря», а человека, обреченного на вынужденное заточение, на духовное одиночество, которое гораздо сильнее даже таких суровых обстоятельств. Еще одна очень интересная для меня работа — это роль в сериале «Декабристка», который сейчас выходит на НТВ. Я согласился сниматься еще до читки сценария, только приблизительно знал, о чем идет там речь. Но когда стал изучать материал, то меня охватило чувство благодарности судьбе за такую роль, за возможность работать с таким материалом, основанным на реальных событиях. Мы и снимали этот проект под Сыктывкаром, в настоящих колониях. Вот сейчас мне стала интересна роль чеховского Иванова — я посмотрел одноименный спектакль в Театре Наций, и меня эта тема зацепила — возможно, она рифмуется с моим сегодняшним мироощущением.

А вообще за работами коллег успеваете следить — часто ходите на премьеры?

Не всегда удается — с осени, например, и до Нового года я работал в Минске сразу на трех проектах. Снимался в детективе «Вокально-криминальный ансамбль», где получил интересную роль этакого «криминального мозга» - человека, организовавшего в советское время схему вывоза за рубеж культурных ценностей. Для него эта контрабанда - игра ума, в которой он хочет всех переиграть. Там же снялся в роли очень жесткого человека для сериала «Заступники» про адвокатские конторы в 60-х. А для канала «Россия» сыграл смешного персонажа в любовной истории про танцевальную студию «Фламинго» — мне не часто предлагают роли таких нелепых героев, все-таки «шлейф» героических ролей налагает свой отпечаток на мое амплуа. Мне кажется, нам с режиссером Александром Ефремовым удалось сделать и волевого, и смешного человека - благодаря ему, я внес в роль краски, не часто мной используемые. Юмор, которого хочется в ролях побольше.

«Работаю над ролью гриба»… без каскадёров

Все-таки ваша самая необычная роль — это гриб в только что вышедшем фильме Рустама Хамдамова «Мешок без дна». Как играть такого персонажа?

Это был в первую очередь ни с чем несравнимый опыт общения с Рустамом Хамдамовым. — оно началось еще в Театре на Таганке, где мы и познакомились во время работы над «Горем от ума» - он оформлял этот спектакль. Затем он позвал меня в свою короткометражку «Бриллианты». А когда он предложил мне роль гриба, то мне понравилось просто уже само звучание — говорить всем: «А я сейчас работаю над ролью гриба». При этом роль небольшая, хотя мы сняли гораздо больше, чем вошло в картину. Но бесценна была возможность общения с этим великим художником, который и есть «мешок без дна» — это подарок судьбы. Он видит в обычном то, что ты не видишь. У него каждый кадр можно подолгу рассматривать — он сам по себе оказывает огромное воздействие как самостоятельное произведение искусства. О самом Рустаме можно бесконечно говорить и - ничего не скажешь.

В кино за вами закрепилась репутация актера, который все делает сам, без каскадеров. Что вы для этого делаете сегодня, как поддерживаете свою форму — и физическую, и эмоциональную?

Приходится за собой следить. Если есть время, хожу в спортзал. В Минске, чтобы поддерживать форму, я перед съемками бегал.

А если говорить про эмоциональный фон, то если в параллели несколько проектов, это, конечно, тяжело, но окрыляет и дает энергию. Например, в «Фламинго» я начинал работу над ролью уже в поезде, куда мне прислали сценарий, и начинал в таком неготовом состоянии. Но я был в хорошей рабочей форме, и получилось сыграть непосредственно. Конечно, это получается еще и при условии, что ты работаешь с хорошим режиссером: когда что-то не сразу складывается, кто-то из двоих, актер или режиссер, должен быть готов полностью. Но все же я предпочитаю «ввязываться в борьбу», даже если нет времени, чтобы во всем разобраться. И материал, бывает, от этого выходит живее, крепче. Хотя, конечно, люблю готовиться и максимально погрузиться, насколько хватает времени.

Как в театре относятся к вашим частым отлучкам в кино?

Я вообще первые десять лет на Таганке не снимался. А когда начал, случались всякие смешные истории - начинал опаздывать на репетиции, писал объяснительные в стихах, или с  репетиций отпрашивался. Любимов неохотно меня отпускал. Помню, работали над «Мастером и Маргаритой»: мне уже нужно ехать на съемку, я весь – напряжение, минуты уходят, а репетиция все идет и идет. И Юрий Петрович смеется вслух: «А вот смотрите, смотрите - спешит, как спешит человек-то!» Ему вообще было любопытно наблюдать за людьми в такие моменты.

После смерти Любимова вас зовут в другие театры?

Были предложения, и я даже начинал репетировать, но уходил, не выпуская спектакля. По разным причинам, но чаще всего из-за съемок. Бывает, что зовут после съемок — например, я снимался в «Рагине» у Кирилла Серебренникова, и он после приглашал меня играть в «Голой пионерке», но я в тот момент был сильно загружен работой.

Следите за его судьбой сегодня?

Конечно, слежу...

Из всех искусств…

Все-таки что для вас сегодня важнее: кино или театр?

Кино сегодня — это сложный и затратный процесс, съемочный день длится по 12 часов и больше. Часто надо сыграть хорошо с первого раза, а на это есть только твоя подготовка, в том числе домашняя, и быстрый контакт, взаимопонимание с режиссером. Сам это процесс внутри очень сжался, уплотнился.

А в кино вы остаетесь учеником Любимова? И в целом — помогает здесь ваш театральный опыт?

Это сферы хотя во многом и пересекаются, но по способу существования они очень разные — в театре нужно быть ярче, шире и выразительнее. Да и просто громче говорить. И тело в театре работает не так, как в кадре. Тем более, в театре Любимова — он синтетический, там много смешано жанров и сделан упор и на остроту формы, и на психологию, и  на общение с залом. Все это в кино использовать невозможно — оно больше любит интровертность, погружение в себя. И здесь ты полностью в руках режиссера, и сильно зависишь от того, как тебя смонтируют — в театре же ты роль проходишь целиком, во время спектакля режиссер не может тебя остановить.

Любимов-то мог?!

Да, на предпремьерных показах он часто вмешивался прямо в ход действия — получался такой спектакль в спектакле к большой радости публики. Но в театре «главные выяснения отношений» происходят на репетициях, после выхода спектакля, хорошо зная материал, ты можешь двигаться в любых направлениях и каждый раз - по-новому. А в кино часто ловишь себя на мысли, что можно было сделать лучше, но — стоп, снято!

А вы пытаетесь отмотать назад, переснять и переиграть?

Да, я давно пришел к мысли, что за каждую секунду, каждый миллиметр своего существования на съемочной площадке нужно бороться. И если сразу не сказал, не исправил, все, твой поезд ушел. Но судьба всегда посылала мне людей, с которыми я находил общий язык. Например, в «Декабристке» нам, смею надеяться, повезло друг с другом с режиссером Ириной Гедрович — такое совпадение очень ценно, когда режиссер тебя слышит, и вы чувствуете роль одинаково. Она тратила время и силы, чтобы не торопить съемку, даже, когда время сильно поджимало и подробно во всем разобраться, если мне или кому-то из актеров это было нужно. Хотя я видел, в каком она напряжении.

У вас сегодня, если не ошибаюсь, уже 83 работы в кино — а какая из сыгранных ролей дороже всего?

Это не одна работа — это и роль Гагарина в «Космос как предчувствие», и Есенин в «Золотая голова на плахе», и коллекционер из «Синдрома дракона». И роль в «Однажды в Ростове», где замечательный режиссер, Константин Павлович Худяков. Еще мне дороги работы в «Московском дворике» режиссера Владимира Щеголькова и в «Ледоколе» Николая Хомерики. И другие…

Год, можно сказать, только начался, а уже заявлено еще девять фильмов с вашим участием. Времени на отдых хватает?

Я как-то не очень понимаю, что такое «отдых»?  Для меня это, например, что-то посмотреть или прочитать книгу. Хотя раньше мне еще удавалось куда съездить, но сейчас это случается все реже.

Но на чтение время остается — вы раньше как-то говорили, что много читаете?

Я стараюсь читать больше, но, к своему стыду, не охватываю весь пласт современной литературы. А очень хотелось бы! И есть авторы, которые для меня становятся открытием — из последних это Роберт Вальзер: в его прозе, в его языке заключено такое детское, озорное и гениальное существо. И при такой легкости и потрясающей искрометности стиля — такая трагическая судьба самого писателя... 

А как семья относится к столь частным съемках и разъездам?

Семья смирилась, скучает и ждет. Но мне повезло — жена даже меня подталкивает к тому, чтобы я брался именно за ту работу, которая мне интересна.

Ваш старший сын также учится играть на скрипке, как и вы в детстве. А он, случайно, не готовится тоже к карьере актера?

Андрей уже закончил обучение в музыкальной школе, но вот идти по моим стопам  пока не собирается. Хотя сейчас трудно добиться от него точного ответа — он любит кино и много его смотрит, но больше интересуется его технической стороной. Ну а у младшего Федора вообще еще рано что-то спрашивать.

Зато ваш брат Денис тоже стал актером, но — театра «Содружество актеров Таганки». Удается поработать с ним вместе?

Мы всего раз вместе снимались в одном фильме, но на самой площадке, в одном кадре, так и не пересеклись — честно говоря, уже и не вспомню название этой картины. Еще раньше мы часто ходили друг к другу на спектакли, а сейчас — реже.

А не возникала идея самим выступить с совместным проектом?

Пока нет, но все еще впереди. Вообще у Дениса прекрасная группа, он в этом плане самодостаточный человек — сам пишет, сочиняет, поет свои песни, сольно и с группой. У меня тоже была сольная программа — после выхода фильма «Золотая голова на плахе» я выступал со  стихами Есенина и с оркестром в зале Чайковского. Сегодня есть предложение развить это проект, и я даже придумал вторую часть, но пока не понятно, когда еще к ней приступлю.

На родине часто бываете?

Нет, я не был в Карачеве с тех пор, как поступил в училище. Меня периодически зовут одноклассники, но так пока и не получается вырваться. Хотя с некоторыми из них я встречался здесь, в Москве. Иногда, конечно, хочется съездить и посмотреть, но — не выходит...