Лауреат «Золотой маски» Пётр Маркин: «В школе меня в хор не взяли…»

Семь вечера. Мы сидим за столиком летней веранды у входа в «Галерею» на бульваре Гагарина. Вид у Петра совсем не лауреатский. Взъерошен, на лице умиротворённая небритость счастливого человека, которому удалось за долгое время наконец-то выспаться. Одет, судя по её затасканному виду, в любимую салатовую толстовку и белые летние бермуды. На ногах — кроксы. Впрочем, какая разница, как он выглядит и во что одет? Разговаривая, ловлю себя на мысли, что мне хочется закрыть глаза и просто слушать, слушать, слушать… Потому что голос у Петра такой… Сразу вспоминаешь банальщину про женщин, которые любят ушами.

— Пётр, так почему Брянск — родной город, если вы родились в Челябинске?

— Потому что мы через год переехали в Брянск, и я здесь вырос. А родился я на самом деле в городе Пласт Челябинской области.

— В каком месте Брянска прошло ваше детство?

— В Соловьях на улице Верхняя Лубянка. Частный сектор, овраги, лес… Свобода! А учился в первой школе. Между выпускными экзаменами в 1992 году ездил сдавать вступительные в ГИТИС. Приезжал в 6 утра поездом из Москвы, а в 9 уже сдавал экзамен в школе.

— Почему в театральный?

— Потому что в десятом, одиннадцатом классах была «Промка» и театр «Факел» под руководством Тамары Александровны Долговой. И вот, прозанимавшись два года, я с лёгкой руки Тамары Александровны поехал поступать. Она помогала подготовить мне и ещё нескольким студийцам программы на творческий конкурс. Поступил с первого раза, но не туда, куда планировал. Я вообще-то поступал на драму и про музыкальный театр даже не думал. Хотя всегда что-то напевал. Но только не на публику.

В кругу семьи. Меня в школе даже в хор не взяли! Было обидно. Но, не помню уже на каком туре вступительных в ГИТИС, меня попросили спеть.

Какую-нибудь русскую народную. И единственное, что мне пришло в голову: «Я на горку шла, тяжело несла, уморилась, уморилась, умори-ла-ся…» Слов я не знал, поэтому спел и «на горку», и «под горку», и «за горку»… Один из членов приёмной комиссии сказал: «Давай-ка покажем тебя, дружочек, педагогу по вокалу». И меня прослушал замечательный Александр Петрович Петров, который вынес вердикт: «Нет, батенька, никаких драм. Вы должны поступать к нам, на музыкальный театр». Таким образом я по ходу переквалифицировался. Совершенно не жалея, поскольку петь мне на самом деле всегда нравилось. В результате попал в мастерскую Александра Борисовича Тителя и Игоря Николаевича Ясуловича и проучился с 1992 по 1997 год. Ох, как вспомню, так вздрогну!

— Почему?

— Ну представьте, брянский парень приехал поступать в Москву. В известный театральный институт, где по коридору ходят знаменитые певцы, артисты, а старшекурсники все такие нереальные… И я — вчерашний школьник. Для меня это была такая степень свободы, как впервые за границу попасть… А мои одноклассники тем временем благополучно поступали в БИТМ, БТИ и Брянский пединститут…

— На более приземлённые профессии. Родители, кстати, поддержали ваш выбор?

— Родители, мои любимые и дорогие, меня не останавливали и поддержали. Не скажу, что их радовало моё решение, но они дали мне возможность попробовать. За это я им до земли поклоны бью и благодарен буду по гроб жизни. И во время учёбы всячески меня поддерживали. Время-то в стране было, помните, какое неспокойное?

— Родители, я так понимаю, к театру отношения не имеют?

— Папа мой — золотые руки. Он автослесарь высочайшего класса. А мама — учитель истории в школе. Есть брат младший — Ванечка. Он у меня кулинар. Недавно открыл своё кафе в Москве. Любит вкусненькое приготовить-угостить. Закончил Брянский кулинарный техникум, кстати. А творчество у нас в семье было. Папа прекрасно играет на гитаре и поёт. А мы все ему подпеваем. Меня родители в третьем классе отдавали в музыкальную школу на гитару, но я решил, что мне это совершенно не нужно. Год по-тихому прогуливал, а потом отец случайно где-то в бане встретил моего педагога. И всё закончилось, не успев начаться.

— Во время учёбы вы уверились в том, что артист музыкального театра — это ваше призвание?

— Нет. И более того, на четвёртом курсе я решил, что это не моё и за год до выпуска хотел бросить институт.

— Трагедия?!

— Да, трагедия. У нас был экзамен по вокалу, на котором я как-то ужасно всё спел, и это был для меня удар. Потому что все четыре года меня любили и говорили: «Ах, ах, как же всё хорошо, как талантливо!» И вдруг на экзамен пришли молодые артисты из Музыкального театра имени Станиславского и Немировича-Данченко, художественным руководителем которого был наш мастер Александр Дмитриевич Титель, и устроили мне страшный разнос. А я вместо того, чтобы сделать какие-то выводы, тут же стал подавать заявление об уходе. Но потом успокоился, всё обмозговал и как-то из этой ситуации за следующий учебный год вырулил. Спасибо моим педагогам за поддержку. Но урок получил хороший.

— Театральные вузы каждый год выпускают сотни артистов. Но известными становятся единицы. Не было боязни, что у вас не будет звёздных ролей и придётся довольствоваться второстепенными?

— Когда? В двадцать два года? Такая боязнь?! Да вы что! В театр бы побыстрее попасть, на сцену! Мы же с первого курса всё время за кулисами разных театров проводили. Это было время, когда по студенческому можно было прийти в Большой театр. Мы там все постановки пересмотрели! И на съёмочных площадках пропадали. А если вдруг кто из знакомых играл, то это же вообще такой кайф! А вы говорите, боялся. Все страхи с возрастом приходят, когда уже какое-то осознание есть…

— Ваша первая роль в театре?

— Садовник Антонио в нашем дипломном спектакле «Свадьба Фигаро», который мы выпустили как раз в театре имени Станиславского и Немировича-Данченко. Нас даже с этим дипломным спектаклем выдвигали на «Золотую маску». Мы, выпускники, с большим успехом и громадным удовольствием играли его три года.

— Пётр, вы сыграли в первом русском мюзикле «Норд-Ост». Как вы туда попали?

— Я почти всюду попадал следующим образом. Мне звонили и звали на прослушивание. А после него уже приглашали на роль. «Норд-Ост» — не первый для меня мюзикл. До него я два года работал в театре «Летучая мышь» Григория Гурвича, и именно там я впервые познакомился с искусством мюзикла. У нас всё время были ревю по известным мюзиклам, и мы пели отрывки из «Призрака оперы», «Нотр-Дам де Пари» и других. И был ещё мюзикл Tomorrowland, который ставили англичане на сцене «Новой оперы». Тогда театром руководил знаменитый Евгений Колобов. Мы пели в будние дни на русском, а по выходным — на английском. Это была фантастика! Как мы всё это учили… Там я познакомился с Ирой Линдт и Юрой Мазихиным, с которыми потом работали вместе в «Норд-Осте». До сих пор возим по стране концертную версию этого мюзикла.

Но сначала мне позвонили и сказали, что «ИваСи», два барда, написали мюзикл по «Двум капитанам». Пришёл на прослушивание к Иващенко, Васильеву и Саше Цекало. На первом туре все просто пели, а на втором Васильев спрашивает: «Петя, а вы в какой роли себя видите?» И я смотрю, что с неким страхом спрашивает. Я к тому времени посмотрел либретто и уверено ответил: «Конечно, учителя Кораблёва!» И он так выдохнул с облегчением: «Ну, слава Богу, а то к нам все на Саню идут!» И всё сложилось хорошо. Это было моё первое столкновение с бродвейскими технологиями. Первая и одна из очень немногих моих постановок, когда в конце не было аврала: репетиции в ночь и прогоны в последний момент. Всё строго по графику. И два года практически ежедневно.

— Но в день захвата вас на сцене не было?

— Нет. Хотя, конечно, все те дни мы были рядом…

«Вершины Шаляпина до сих пор никто не достиг!»

— Возможно, я вас видела в «Призраке оперы», где главную роль сыграл тоже наш земляк, уроженец Комаричей Дмитрий Ермак…

— Да, я играл в «Призраке» Жозефа Буке — главного рабочего сцены. И как раз между дневным и вечерним спектаклем, в кафешке Московского дворца молодёжи, я встретил Алексея Франдетти, который, увидев меня, сказал: «Петя, а я как раз тебя ищу!» И стал рассказывать мне о том, что стартовал театральный проект «Репетиции» и в его рамках он задумал поставить такие эскизы к мюзиклу «Суини Тодд — маньяк-цирюльник с Флит-стрит». В надежде, что если всё сложится, можно будет сделать полноценный спектакль. И мы за десять дней умудрились сделать первый акт и показали его на малой сцене Театра на Таганке.

— Алексей в своём интервью сказал, что он задумывал постановку «под вас» и даже не рассматривал другую кандидатуру на роль Суинни.

— Он мне тоже так сказал. Будем верить. Хотя для большинства Суинни — это Джонни Депп в фильме Тима Бёртона. Но Лёша на это мне сказал: «А ты посмотри бродвейские постановки!»

— В этом мюзикле кроме вас — все артисты Театра на Таганке. Не было вопросов, почему?

— Вопросы были, но не нашлось поющего артиста театра с таким тембром и такой фактурой. Все ребята с Таганки, кто играет, большие молодцы! Работали с полной отдачей, и низкий им поклон за великий труд. Музыкальный материал сложный даже для людей с профессиональным музыкальным образованием. Но я всё это время играю без второго состава. А это физически нелегко. Мы так и не нашли кого-то на замену. Я был бы не против. Хотя получаю огромное удовольствие. Музыка просто бомбическая, и роль позволяет мне продемонстрировать все свои сильные стороны. Стивен Сондхайм, который написал музыку, — гений. Дед даже хотел к нам на премьеру приехать. Но ему 92 уже, а перелёт трудный. Лёша возил запись в Нью-Йорк — и Сондхайм заценил. Дал какие-то конкретные советы, но в целом остался доволен.

— Ожидали, что спектакль номинируют на «Золотую маску»?

— Для меня это было совершенно неожиданно. Я играл свой моноспектакль «Маска и душа» про Фёдора Шаляпина в доме-музее Ермоловой. И звонит мне Лёша: «Поздравляю!» Я такой: «С чем же?» Франдетти: «Ну, ты даёшь! «Фейсбук» хоть посмотри. Тебя на «Золотую маску» номинировали». А я-то в «Фейсбук» крайне редко заглядываю. Потом были волнения в Большом театре. Пока меня не объявили. Приз вручал Юрий Мазихин, сам лауреат «Золотой маски» за роль Николая Антоновича Татаринова в «Норд-Осте».

— Родители видели мюзикл?

— Мама посмотрела.

— И как?

— Сказала: «Петя, ну опять ты в какую-то ерунду влез! Шрам этот ужасный, убийства, бритвы, кровища… Ну что ты не можешь царя какого сыграть? Что-нибудь доброе, хорошее… «Золотая маска» — это, конечно, здорово, но получи быстрее ещё одну за что-нибудь не такое кровожадное!»

— А какие ей роли ваши нравятся?

— Маме очень нравится мой моноспектакль «Маска и душа». И волшебник в «Обыкновенном чуде». Там всё красиво, по-доброму. А тут какой-то уродец бегает, бритвой машет…

— Сразу после ГИТИСа вы два года учились в Центре оперного пения Галины Вишневской. Зачем?

— Потому что я помимо прочего занимаюсь академическим вокалом. Попасть в центр — это мечта для любого молодого оперного певца. Мне очень повезло.

— И как это произошло?

— В Большом было прослушивание на «Бориса Годунова», который ставил Александр Николаевич Сокуров. Я пришёл, спел, и он меня взял. Мы стали вместе работать, подружились. А он перед этим снял фильм «Александра», где Вишневская сыграла бабушку, которая приезжает в военную часть навестить внука, офицера Российской армии, служащего в Чечне. Сокуров нас познакомил, и Галина Павловна взяла меня на стажировку. У неё я многому научился. Пригодилось при создании моноспектакля «Маска и душа».

— Почему Шаляпин?

— Потому что, когда я прочитал его книгу с таким названием, чётко понял: Шаляпин сделал для музыкального театра и для оперы много того, что сейчас, к моему ужасу, незаслуженно забыто. Выпускники с прекрасными голосами приходят в театр петь оперу, а получается пшик! Какая-то пародия на певцов. Не умеют играть, вести себя на сцене. Статичные все… А Шаляпин всё уже в XIX веке рассказал и объяснил. Пока же я смотрю нашу оперу — и это сплошное разочарование! Голоса есть, а воплощение великой музыки на сцене нет. За рубежом с этим получше, но всё равно вершины Шаляпина с тех пор никто не достиг. Даже близко. И я пошёл по этому пути в надежде, что когда-нибудь мне удастся воплотить его замыслы и идеи на оперной сцене.

— Расскажите про то, как вы работаете над аудиокнигами. Отзывы о ваших работах восторженные. И диапазон: от «Властелина колец» до поэзии Фирдоуси!

— А «Толкование Евангелия от Матфея» Святителя Иоанна Златоуста? Огромный пласт работы. И очень интересный. Многому меня эта книга научила. Хотя я считаю, что все религии — это такая война форматов. Бог один и «рисовать» его по-разному — это как разные разъёмы подзарядок для айфона, «самсунга» и прочих гаджетов. Но я почерпнул для себя столько человеческой мудрости, что это, безусловно, наложило свой отпечаток. Сейчас озвучиваю литературу по буддизму. Вот жду, вдруг что-то по исламу предложат.

— Тогда вы соберёте все разъёмы…

— Точно, буду мультизарядным!

— А что за серьга у вас в ухе?

— Это осётр — казачий герб. Мой прапрадед был атаманом станицы Константиновская на Дону. Мне эту серёжку выковали друзья, когда я в институте учился. С тех пор практически не снимаю её. На «Норд-Осте» приклеивал к обратной стороне мочки пластырем. На «Призраке» заставляли снимать, но я не всегда слушался. На всех фото видно!