«Вий». Ищите женщину!

Кирилл Солёнов — ученик Марка Захарова возглавил Брянский театр драмы в феврале прошлого года. Родился в Москве, в 2007 году окончил режиссёрский факультет РАТИ-ГИТИСа.  Его первый спектакль «Стулья» получил международный приз «Дебют» во Франкфурте-на-Майне в 2008 году. Снимался в кино и сериалах, был «официальным голосом» ТНТ, а с момента основания и по настоящее время — голос ­телеканала «Ю» и онлайн-кинотеатра «Кион». Работает как режиссёр, сценарист, композитор.

Первой режиссёрской работой Солёнова для брянского зрителя стала театральная фантазия «Дом, который построил Свифт», премьера состоялась в октябре 2023 года. «Дом, который построил Свифт» — это ещё и известный художественный фильм, снятый в начале восьмидесятых Марком Захаровым. О неизбежности сравнений Кирилл Солёнов так говорил в одном из интервью: «Если связь учитель–ученик по-настоящему крепка, их внутренний диалог продолжается всю жизнь. Ты стараешься понять, куда ты смог добраться своими силами». Зрители и критики спектакль хвалили. А потом случился «Вий» — динамичный, зрелищный, экспрессивный. И это не хрестоматийный сюжет. В его основе — мистическая повесть, придуманная Гоголем и пере­осмысленная в сочинении Кирилла Алексеевича Солёнова.

Гоголь чистой воды

— Кирилл Алексеевич, каким был ваш путь к Гоголю?

— Гоголь шёл ко мне достаточно долго. Сначала был Достоевский, который «намекнул» на Николая Васильевича, потом Некрасов. Я поставил спектакль под названием «Как убить ещё один вечер» по «Осенней скуке» в Гомельском городском молодёжном театре. Благодать, что авторы оставляют нам письма, огромное количество дум, дневников. Из них было понятно, что Некрасов находился под сильным влиянием Гоголя. И, возможно, вместе с ним и я. Потому что критикесса из Санкт-Петербурга сказала: «Это же Гоголь чистой воды!»

Когда я начал работать над «Вием», нашёл письмо Николая Васильевича, адресованное его маме (мы цитируем его в программке к спектаклю). Он пишет, что встретил женщину, но даже не называет её женщиной: «…это существо, которое он послал лишить меня покоя, расстроить шатко-созданный мир мой». И я подумал: так «Вий» об этом! Не вурдалаки, чертовщина и детские страшилки, а история о мужчине, который встретил чрезвычайную любовь и не знает, что с ней делать. И главный вопрос: пройдёт он этот путь или нет, справится ли с искушениями.

— Как велась работа с актёрами? Вам сразу было понятно, кому и какая достанется роль?

— У меня есть особенность, а может, и недостаток: я хожу на спектакли, наблюдаю за артистами. И когда мы только закончили работу над «Свифтом», я уже точно представлял, кто будет играть в «Вие». И роли написал конкретно под этих людей. В спектакле нет случайных персонажей и артистов.

— Кстати, и в массовых сценах тоже — там и заслуженная артистка РФ Марина Финогенова, Татьяна Зезюля и многие другие замечательные актёры...

— Ненавижу массовые сцены, когда они просто массовка. У нас не массовка — это персонажи, герои. Выстраданная «Купальская ночь», которая идёт 7 минут 10 секунд, — важная часть конструкции произведения. Там и люди с базара, и Микита, сын Явтуха, и русалка. Одно завязывается с другим.

Я предлагал режиссёру по пластике сделать эти сцены поменьше, обойтись малой кровью. Филипп Сергеевич Каплан настоял: будем делать так! И долго отбирал людей, которые подойдут под наше общее художественное решение.

— Внимательные зрители заметили, что ни у одной из актрис в массовых сценах нет яркого маникюра. Это оговаривалось?

— Нет, артисты сами приняли такое решение. Они должны быть босыми, и это странно, если в купальскую ночь они будут с накрашенными ногтями.

Брянские корни

— Есть красивая фраза, что «мелочи создают совершенство». Вот ещё один пример из «Вия» — купальскую песню «Заплету веночек» для спектакля исполнила Ольга Алексашкина. Наши читатели знают, что её голос звучит в сериале «Угрюм-река» (подробнее можно прочитать в №5, 2021 «Брянской ТЕМЫ»). Как сложилось это сотрудничество?

— Оля — фантастическая! У меня уже был готов музыкальный материал к спектаклю, и я искал что-то коренное, связанное именно с Брянской областью. Посоветовался с директором театра, Андреем Викторовичем Саликовым, и он сразу рекомендовал Ольгу. Она согласилась участвовать, прислала мне множество книг с пометками, что нужно почитать про купальскую ночь и русалочью неделю — это особенный сюжет из брянского фольклора. Записала композиции, и они звучали. Причём оставили как есть, практически без вмешательств, чтобы сохранить ощущение живого исполнения.

Кстати, и песня «Где Купала ночевала» тоже принадлежит Брянской области! Песню исполняет группа «Рабор» из Костромы, они давным-давно этот текст отыскали и пропели. Правда, для спектакля не подходила их аранжировка, и песню исполнили актрисы театра.

— Приятный бонус для зрителей — вы выпустили сборник из 16 композиций к спектаклю «Вий». Когда появилась такая традиция?

— Музыкальное и шумовое оформление к спектаклям делаю сам, начиная с самого первого. Мне нравится сочетание драмы и музыки, когда в спектакле непрерывный звук. Если вы заметили, на протяжении всего спектакля — а это 2 часа 40 минут — только единожды звук прекращается на тридцать секунд. Это происходит в конце первого акта, когда философ вспоминает молитву «Живый в помощи». В моих спектаклях так всегда. В жизни тишины не бывает. Если она есть, она концентрированная, и это сигнал о чём-то.

Как подружился Кирилл Алексеевич с Николаем Васильевичем

— В сочинении «Вий» много цитат из других произведений Гоголя. «Чуден Днепр» — из «Страшной мести», сон городничего о крысах — из «Ревизора», а ещё отсылки к рассказам «Вечер накануне Ивана Купала», «Сорочинская ярмарка»… А что если зритель заметит не все цитирования?

— Я комментарии читаю, и мне всё время попадаются плохие: «Мешанина из Гоголя!» В ответ хочется предложить перечитать его миргородские истории. Сборник в том виде, как он издавался. Потому что письмо маме он написал гораздо позже, и мне хотелось сделать такое путешествие «по Николаю Васильевичу», когда он не был ещё «городским» писателем.

Я убеждён, что произведение нельзя отрывать от автора. Как и от режиссёра. Нужно изучать, что он делал, как дошёл до этого. Почему Левко из «Майской ночи» встречает панночку-русалку, здесь пан голова, а здесь пан — сотник? Ну, люди и люди. Мало ли панов было! Но ведь Гоголь к чему-то это повествование ведёт и изначально заканчивает «Миргород» «Вием». И всё это нужно собрать, соединить. И когда собираешь воедино, получаешь цельное полотно.

— А в какой момент рождается спектакль?

— У меня есть теория, что спектакль рождается не в репетиционной комнате, а когда приходит зритель. То, что вы видите, та энергия, которая вас поглощает и задевает, — присутствует только тогда, когда зритель приходит в зал.

Что касается текста, самый приятный процесс для меня — сесть за свой любимый компьютер и начать писать. Вот здесь я абсолютно свободен. И у меня всё прописано. Вплоть до такого: «На рассадке зрителя темно. Публика расселась. Детский голос объявляет о необходимости выключить мобильные телефоны…». И я знаю, что это будет голос моего сына. А потом загудит ветер…

Есть, конечно, находки артистов. Рома Новак, казак Метелыця, в моём представлении без руки. А он предложил, что у него она будет в другой руке. Так появилась бутафорская рука на кости. Дима Ненахов сам себе придумал оковы. Потом жалел, что придумал (они огромные!), но было поздно, потому что мне это дико понравилось. Очень долго искал свой голос Алексей Дегтярёв, у него роль сотника, отца панночки. Алексей Николаевич разговаривает тенором, высоким голосом, который не годится для сотника. И он мучительно, с болью, находил колебание связок, которое мне было необходимо. И в этом уже очень многое. Можно закрыть глаза и понять, что происходит. Даже не обязательно вслушиваться в текст. И всё вместе работает на образ и ту систему координат, которую я вложил в спектакль.

— Сейчас наберусь смелости и задам вопросы, ответы на которые не смогла найти как зритель. Например, куда делась пропавшая дочка из пролога?

— Есть некоторые вопросы, на которые лучше не отвечать. И даже по секрету не скажу! Пролог — моя придумка. Нужно было связать воедино все части и дать точное направление — поиск главным героем своей колеи, выбор между дорогой тьмы и света, добра и зла. Это очень важно, для того чтобы дальше запустить всю историю.

— В прологе женщина оставляет младенца ради поисков пропавшей дочери. Этот младенец — Хома Брут?

— Да. По одной из гипотез...

— Вот ничего не хотите говорить! Таков он, авторский театр, который добрался до Брянска?

— Театр в любом случае должен быть режиссёрским. Просто рассказать текст — это не про театр и не про искусство. Автор в любом случае должен быть. Причём здесь авторов два. Без всякой мистики — нужно ещё было получить «разрешение» у Николая Васильевича, побороться с ним, чтобы он тебе оттуда крикнул что-то…

— …или письмо подложил.

— Всё не случайно. Я уверен, что любой художник хотел бы, чтобы его исследовали. Я посмотрел 16 постановок «Вия», пока готовил этот спектакль. Зрители прекрасно знают произведение. И если новых открытий не будет, разве зрителю будет интересно?

Прийти, поставить, разбудить

— Есть замечательная рецензия на ваш спектакль «Невольницы», поставленный в Рыбинском драматическом театре. Она начинается приблизительно так: «…это именно та работа, которая наконец-то разбудила рыбинского зрителя». По той же аналогии брянского зрителя разбудил «Вий». А что теперь с этой публикой будете делать?

— Не знаю! Но это как будто накладывает на меня какую-то ответственность. Будто я следующий спектакль должен делать так… А я не хочу! Я хочу дать возможность себе в чём-то ошибиться, что-то сделать не так, как надо. Каким будет следующий спектакль? Точно не каноническим. Наверняка противоречивым. Мне очень интересно вскрыть автора, над которым работаю, написать музыку (уже пишу!), которая меня трогает. Вместе с художником подбираемся к идее, замыслу… Пока могу только дать подсказку: театру в следующем году исполняется 100 лет, и он носит имя Алексея Константиновича Толстого.

— Верно сказал ваш мастер: «Слава заставляет любого человека двигаться против течения». А что для вас значит быть захаровцем?

— У Марка Анатольевича всего четыре самостоятельных потока — нас немного, мы все друг друга знаем и всегда немного отличались от других. У выпускников Женовача культурно правильные постановки с русскими девушками и обломовщиной, у Кудряшова все ставят музыкальные спектакли… А у нас на сцене всё какие-то странные люди в лохмотьях, с вытекшим глазом, непонятной речью. И всё время крики, шум, гам, много музыки, барабаны и каждую свободную минуту — обсуждения, как странное сделать ещё более странным. Марк Анатольевич этому учил. Он брал стакан, переворачивал и говорил, что это спичечный коробок. И студентов выбирал не по тому, как человек умеет произносить текст, а по «группе крови». И призывал к сочинительству.

«Вий» привёл в брянский театр зрителей, которые хотят именно такого театра, хотят разнообразия. Вообще это хорошо: когда одна такая культурная Мекка в городе — пусть будут разные спектакли, на любой вкус.