Александр Александрович Мельников: «У озера Балатон мы смотрели смерти в лицо»

Я родился 13 ноября 1925 года в рабочем посёлке Урицкий, сейчас это территория Брянска. Отец трудился машинистом на Московской железной дороге. Он был старше матери на десять лет и в молодости даже успел повоевать на бронепоезде в Манчьжурии. В 1921 году у них родилась дочка, в 1923-м — сын, затем я, самый младший. Мама работала портнихой. Жили неплохо, и даже когда возникали сложности, отец выручал — привозил в своей кошёлочке зерно и другие продукты.

* * *

До войны моя сестра отучилась на бухгалтера, брат получил профессию сварщика. В 1939 году ­после окончания семи классов я поступил в железнодорожное училище в Унече. По совету отца решил стать помощником машиниста. В Унече меня и застала война.

До начала оккупации училище успели эвакуировать в Челябинскую область. Я потерял связь с семьёй. Родители эвакуировались, но я не знал, куда именно.
В 1942 году я защитил диплом и получил направление в Челябинск, работал помощником машиниста. 16-летний пацан!

Это была жизнь под стук колёс: где паровоз, там и мы. Спали в специальном вагоне. Перевозили раненых, технику, грузы. Маршруты —
в основном Курган, Омск, Томск, Свердловск.

* * *

В армию меня призвали 3 января 1943 года. Сначала отправили в Чебаркульский гарнизон, где готовили для фронта военнослужащих разных специальностей. У меня техническое образование, и поэтому сразу попал в учебный полк, где изу­чали трофейное оружие. Год ушёл на подготовку, и 3 февраля 1944 года в составе трофейного полка нас отправили на Ленинградский фронт.

* * *

Мой боевой путь начался в Сестрорецке. Мы расположились у берегов Финского залива и охраняли Ленинград. Я был командиром орудия — немецкой 150-миллиметровой пушки. Несколько раз в залив заходили корабли противника,  мы обстреливали их из орудий и видели, как над кораблями поднимался дым. После этого корабли больше не наведывались.

Вскоре мы погрузили орудия на понтон, форсировали залив и перебросились в Финляндию. Мы про­шли линию Маннергейма. Финская оборонительная полоса поразила меня больше всего, что я видел во время войны. Городок из камней и бетона! Внутри железобетонных сооружений — обыкновенные комнаты. Противника из укреплений советские солдаты прогнали до того, как мы туда пришли. Нас же серьёзные бои ждали ближе к Выборгу. С боями прошли всю Финляндию, Эстонию. Я там заработал первую медаль.

Из «Приказа 28 Корпусному Пушечному Артиллерийскому Перновскому полку» от 17 ноября 1944 года: «Награждаю медалью «За отвагу»… командира орудия 2-й батареи, сержанта Мельникова Александра Александровича за то, что в боях в Финляндии в районе Ихантолу своим орудием подавил вражеский шестиствольный миномёт. В боях за Эстонию в районе Ластиколонии слаженностью своего расчёта подавил 2 огневых точки противника, проявил при этом мужество и отвагу».

* * *

Но я вам так скажу: в Финляндии и Эстонии бои были лёгкие. В конце 1944 года наша бригада прибыла на Украину. Мы сдали трофейную немецкую пушку и получили отечественные новенькие гаубицы, американские тягачи, одёжку новую и прочее.

И снова в бой — освобождали Польшу, вошли в Венгрию. А что там было — страшно даже рассказывать. Особенно тяжёлыми бои были на озере Балатон. Несколько наших дивизий оказались в окружении вермахта. Окружение практически сомкнулось в кольцо — оставалось небольшое «горлышко». Туда и бросили наш полк, в самое пекло.

Враг был очень близко. Тут уж пришлось взяться за автоматы. Мы стояли насмерть. Мы смотрели друг другу в лицо и понимали: если не выстрелю, убьют меня…

* * *

Страшно ли на войне? Честно скажу, я понятия не имел, что меня убьют. Я был строг и был зол. Соблюдал дисциплину, берёг своих ребят. В подчинении у меня было двенадцать человек, и только троих я потерял — у озера Балатон. Снаряд взорвался у станины нашего орудия. Я был наверху, в метрах трёх-четырёх от смерти. Получил контузию и оказался в полковом лазарете.

Навестить меня приехал командир батареи, он говорил: «Александрович, в госпиталь не уезжай, нас потеряешь, попадёшь в другую часть». Я послушался, дня через два очухался и сбежал обратно в полк с нашим поваром: он вёз кашу в батарею и заглянул ко мне.

Из наградного листа к ордену «Красная Звезда» от 25 апреля 1945 года:«Тов. Мельников, работая командиром орудия в боях с немецкими захватчиками в Австрии, проявил себя грамотным, знающим своё дело командиром. В боях за г. Пресбаум орудие тов. Мельникова подавило зенитную батарею противника, которая мешала продвижению нашей пехоты.

5 апреля 1945 года на огненную позицию напала группа немецких автоматчиков, тов. Мельников организовал оборону, и в результате автоматчики с потерями были отброшены…

За умелое руководство орудийным расчётом, за подавление 1-й зенитной батареи противника, за участие в отражении контратаки, за организацию обороны огневой позиции и проявленные при этом мужество и отвагу достоин правительственной награды — ордена «Красная Звезда».

* * *

После тех страшных дней нашу бригаду бросили в западную часть Австрии. Освобождали город Вену. За эти бои я получил орден Отечественной войны II степени.
День Победы встретил у немецкой границы. Но война для меня на этом не закончилась. Нам дали немного отдохнуть, и бригаду отправили в новый поход — в западную часть Украины, ловить по лесам бандеровцев. Потом снова служил в Венгрии — в 1947-1948 годах. «Старичков» отправляли домой, прибывало пополнение, и мы обучали новобранцев.

* * *

Вспоминая свою пушку, думаю, что и сейчас бы справился. Всё помню: панораму, как навести орудие по буссоли, рассчитать азимут. Пушка могла уничтожить цели, расположенные в 2-3 километрах!

А вот бытовых сложностей не помню. За всё время на фронте я ни разу не болел. Был здоровый как бык! Бывало, приезжает командир батареи: «Александрович, два часа всем отдых». Зимой быстренько снимали тенты со «студебеккеров»: один в качестве подстилки, вторым накрывались, и все в одежде забирались туда. Однажды просыпаемся, а над нами 20-сантиметровый сугроб! А мы и не почувствовали…

Шпика навалом было. У меня в расчёте всегда ящик в запасе был, килограммов на десять. Когда брали Австрию, за нами не поспевал тыл. А мы сильно износились — одежда и обувь порваны. Была дана команда, что солдаты могут использовать гражданскую одежду, главное — оставить свою пилотку и гимнастёрку.
Баню устраивали. Старшина найдёт сарай, предупредит заранее, в какой день баня, даст команду нагреть бочек. Вода чуть тёпленькая, и мы по очереди в бочке купаемся, а потом выскакиваем — и в чистую одежду. И каждое утро я проверял товарищей… на вшивость. В прямом смысле слова.

* * *

В Брянске я оказался только в 1948 году. Прибыл в родные края в качестве командира орудия на бронепоезде «Москва». Дали мне аттестат на один день — навестить родных. Я приехал на улицу Советскую в Урицком, а дома своего не нашёл, только горелая земля.

Службу продолжил в Бежице: в воинской части 28391 был командиром орудия. Мне в 48-м было всего 23 года, а я уже считался взрослым, опытным воякой. За то короткое время, что я провёл в Бежице, встретил свою любовь. Познакомились на танцах в клубе. Я плохо танцевал, но меня научили. По паспорту будущую жену звали Терезой Фёдоровной, но представилась она Тамарой. На долгие ухаживания времени не было, в тот же день познакомился с её мамой, и вскоре стали жить вместе. Правда, мне пришлось оставить молодую жену. По тревоге отправили в Грозный, где служил ещё примерно 9 месяцев, вплоть до демобилизации. К тому времени у нас родилась старшая дочка Нина.

* * *

Мне предлагали остаться в армии сверхсрочно, но я отказался: дома ждала семья. А вот работы для помощника машиниста в Брянске не оказалось. Говорят: нет места, нет паровозов! Вакансия была на кран, который загружает уголь. Но жильём не обеспечивали. Стал искать работу поближе к дому и устроился обрубщиком на стальзавод. Труд тяжёлый, но я не жаловался. Проработал 8 месяцев, предложили стать подручным сталевара. А я уже к сталеварам похаживал, хотел в этот цех попасть. Туда меня и оформили. Проработал сталеваром 37 лет! Награждён двумя орденами Трудового Красного Знамени. Имел шестой разряд — самый высокий!

* * *

В год, когда умер Сталин, мы переехали от родителей жены в собственный дом. Построиться помог завод. Я разыскал своих родителей. Точнее, они нашли меня через родных. Как только построился, дал телеграмму о том, что жильё есть, приезжайте. Отец  по-прежнему работал машинистом. После возвращения в Брянск он устроился на стальзавод — машинистом на «кукушку» (так рабочие называют паровоз, который доставляет грузы по территории предприятия).

* * *

С женой прожили ровно пятьдесят лет. Моей Тамары не стало в 1999 году…

У нас три дочки — Нина, Светлана и Ольга. Четверо внуков, внучка, два правнука и четыре правнучки. Всегда у меня было хорошее хозяйство и увлечение для души — голубятня. Держал двенадцать чистокровных николаевских голубей, с белым оперением и только по одной чёрной вилке в хвосте. Бывало, перед работой выпущу на улице, пугну шестом, и они летают по три-четыре часа над домом. Потом садятся, отец накормит их. Любил я голубей, особенно наблюдать за их полётом. Давно уже нет у меня птиц, зато сейчас голубей держит моя внучка.

* * *

Я всегда был дисциплинированным, не курил, не злоупотреблял спиртным. Хотя, думаю, не в этом секрет долголетия. Нужно быть честным, никого не обманывать и всегда оглядываться: какой после себя оставишь след.