Михаил Иванович Заболотский: «Я всю жизнь служил своей Родине»

Я родился 27 октября 1927 года в Марийской АССР, в деревне Малая Мунамарь. Родители — крестьяне, обрабатывали свою землю. Когда я родился, сохранялось ещё единоличное сельское хозяйство. Выращивали гречиху, горох, рожь, овёс…

Отец прежде служил в Царском Селе — в охране Императорского дворца. Вернулся в деревню, построил дом, купил лошадь, женился. Семья была большая — девять детей, я самый младший.

До войны окончил 4 класса. К тому времени образовались колхозы, и в летний период я подрабатывал пастухом: после четвёртого класса пас овец, после пятого — телят, после шестого — телят, овец, свиней. А после седьмого — и вовсе стал бригадиром.

* * *

Прекрасно помню 22 июня 1941 года. День был воскресный, солнечный, ясный. Накануне председатель колхоза объявил, что будет организован праздник. В назначенное время люди собрались у конторы, и вдруг вместо игр и веселья новость: началась война. По радио звучала речь Молотова. Запомнилось, как мой брат Иван, военный человек, замполит, объяснял, что быстро война не закончится. Он завершил свою речь и уехал — практически в тот же день — на фронт.
С первых дней войны начали приносить повестки. Как позднее посчитали, из нашей деревни на фронт ушли более 80 мужчин, и каждый второй погиб. Погиб на фронте мой старший брат, ещё один брат и четверо двоюродных  защищали Родину. Как только мне исполнилось семнадцать, стал проситься у военкома на войну. Надо сказать, что к тому времени уже вышло постановление Совета Народных Комиссаров об освобождении студентов вузов и учащихся среднеспециальных школ, техникумов от призыва в армию, а я окончил два курса педучилища. Но был такой душевный порыв: призывайте!  Все воюют, а как же я останусь в стороне?!

* * *

Повестка пришла 27 ноября 1944 года. Я оделся в домотканые брюки и рубаху (у мамы было два ткацких станка) и ушел из родного дома.  120 километров ехали на машине до ближайшей станции, потом несколько суток в холодных вагонах добирались в Пензенскую область. Там располагался запасной полк, где мы в течение трёх месяцев проходили подготовку.

Сменили ребят 1926 года рождения: их отправили на фронт, нас — в землянки. Условия в лагере были спартанские. В землянках — нары в несколько рядов, подушки — солома, обтянутая наволочками. С тренировок возвращались без сил. Наш командир заставлял надевать ­полную экипировку, оружие и ползти по грязи и снегу. Месяца не прошло, как нам дали американские рубашки из прочного, качественного материала, но и они лопались на нас от нагрузки.

На теоретических занятиях изу­чали 82-миллиметровый миномёт. Моей задачей было таскать опорную плиту, которая весит 18,6 кг. Хоть ползёшь, хоть бежишь, хоть на марш-броске — плита за спиной. Но, говорят, тяжело в учении — легко в бою…

* * *

Мы знали, что завершается срок нашего обучения, все готовились к отправке на фронт. Однажды ночью меня и моего товарища разбудил сержант, приказал одеваться и собрать вещи. Не задавая вопросов, быстро собрались и сели в машину. Нас отвезли в райцентр, где стоял эшелон с боевой техникой. Не хватало людей для охраны танков и орудий, которые перевозили на фронт. Куда нас везут, мы не знали — так оказались в Польше, в восточной части Померании.

* * *

Крупная наступательная операция в Восточной Померании практически завершилась. Наши войска продолжили движение на Берлин, но недалеко от станции, куда мы прибыли, осталась группировка немцев.

Быстро выяснилось, что я умею обращаться с артиллерийским оружием. Я хорошо знал тригонометрию и ловко высчитывал углы, поэтому на 76-миллиметровую пушку поставили меня первым номером, наводчиком. Готовились уже «добить» врага. Только выжидали, не делали первый выстрел, как оказалось, к счастью для всех нас. Потому что сражаться пришлось бы с целой дивизией, а это примерно 10 тысяч немцев, вооружённых артиллерией и танками.

Командованием было принято решение со 2-го Белорусского фронта повернуть в обратный путь 1-ю гвардейскую танковую армию для оказания нам помощи. Советские бойцы окружили группировку фашистов, разбили пополам и начали уничтожать. Бои шли около двух недель, мы сражались наравне с опытными бойцами. А потом нас, командировочных, вернули в часть.

* * *

У меня были хорошие физические данные, и когда в полк прибыла комиссия для отбора курсантов ленинградского военного училища, я попал в списки 25 претендентов. После проверки знаний осталось всего шесть человек, которых направили на 5-месячные курсы в артиллерийское училище, я был в том числе. И надо же такому случиться, что привезли нас в Пушкин — Царское Село, где когда-то служил мой отец! Там я и встретил весть о Победе.

* * *

Война закончилась, поэтому офицерское звание нам не присвоили. Дали звание сержанта и направили в гвардейскую артиллерийскую дивизию прорыва — резерва Верховного Главнокомандования. В восемнадцать лет я был командиром расчёта и одновременно помощником командира взвода. Орудие — 100-миллиметровые пушки, два других расчёта тоже подчинялись мне.

А ещё назначили секретарём комсомольской организации дивизиона. Сдал на «отлично» все экзамены в партийной дивизионной школе, окончил курсы с правом поступления в академию. Мне присвоили звание лейтенанта, а вместе с ним получил направление в Златоуст — промышленный город на Урале.

* * *

В Златоусте я встретил свою будущую супругу. Валентина Фёдоровна работала учителем в школе, где завучем была моя двоюродная
сестра. Познакомились у сестры на домашних посиделках в честь

8 Марта. Оказались рядом за столом, я пошёл Валюшу провожать, и с тех пор не расставались.

Родилась старшая дочка. Когда младшей было всего несколько месяцев, меня из наземной артиллерии перевели в зенитную и направили в Порт-Артур. Однако послужить там не довелось — в этот момент вывели войска, и мы поселились на границе с Китаем, в тайге, в 30 километрах от ближайшего населённого пункта. Служил там какое-то время, пока не перевели на северные Курилы — начальником третьей части райвоенкомата, что означало работу с призывниками.

* * *

После завершения армейской службы остался на Северных Курилах. По просьбе первого секретаря работал лектором в райкоме, затем —
заведующим кабинетом политического просвещения райкома партии, заместителем начальника отдела пропаганды и агитации, начальником этого отдела. Работал секретарём парткома крупного промышленного предприятия, оттуда в 1960 году направили работать в милицию на Сахалин. Семь лет занимал должность заместителя начальника по политико-воспитательной работе: моей задачей было наладить работу в отделе милиции в городке всего в 16 километрах от границы с Японией. В этот период заочно окончил Высшую партийную школу при ЦК КПСС. В отставку уходил в звании подполковника милиции.

* * *

Когда вышел на «военную» пенсию, мне предложили квартиру на выбор в одном из пяти регионов — Брянском, Смоленском, Астраханском, Челябинском и в Татарстане. А у меня коллега была из Брянска, очень хвалила город. В 80-е годы мы сюда и переехали.

Работал внештатным заведующим орготделом райисполкома Советского района, затем — начальником штаба по гражданской обороне фабрики музыкальных инструментов «Десна». И даже на заслуженном отдыхе не мог представить себя без дела — десять лет был председателем дачного кооператива Советского райисполкома.

А ещё я крестьянин, это в крови навсегда. Купил себе дачу, перестроил дом, построил баню, сам по чертежам сложил печь, которая и для отопления служит, и для приготовления пищи. Кур держали, кроликов. Только после семидесяти лет это занятие бросил.

* * *

В чём секрет долголетия? Нужно правильно, по совести жить, беречь свою семью. Мы с Валей прожили вместе 63 года.  Жизнь не бывает лёгкой, но нужно уметь видеть хорошее и не обращать внимание на плохое. Когда жили мы в Приморском крае, в тайге, с двумя маленькими детьми, бытовые условия были сложные, зато сколько там было икры и рыбы — на всю жизнь наелись!

Мы сейчас переживаем непростые времена, но я уверен: трудности пройдут, и у нас будет отличная жизнь. Я искренне убеждён в этом.

Михаил Иванович признался, что в свои 97 любит танцевать и слушать хорошую музыку. Он достал маленькую китайскую колонку, выбрал флешку с любимыми мелодиями — и хриплый голос шансонье запел как будто бы про то, о чём мы говорили всё это время в уютной комнате под лампой с абажуром: «Из альбомов улыбнется нежно молодость, и окажется, душа ещё жива…»